А сколько было таких женщин — осужденных за сожительство с немцами?
Не знаю. Даже приблизительной статистики нет, потому что во время войны статья «за сожительство с врагом» не была прописана в законе. Но нам удалось узнать, что, например, в район Белого моря и Онеги было сослано до двух тысяч женщин с детьми. Было как минимум одно поселение из таких матерей. Причем когда их переправляли на Большую землю с острова, на котором они прожили почти год, корабль затонул. Это все Марина Сасина, автор сценария, узнала от очевидца. Был ли тот корабль потоплен по приказу или ушел на дно из-за шторма, наверное, так и останется тайной... Вообще эти женщины назывались вольноссыльные, их держали под стражей до победы, потому что было непонятно, что с ними делать — в отличие от угнанных в Германию на работы. Тех потом посадили в советские лагеря, все они прошли через лесоповал. Им давали по десять лет, хотя было очевидно, что их именно угоняли в Германию, что они не по доброй воле туда шли. Я думаю, что женщин, которые спали с немцами на оккупированных территориях, ждала та же судьба: если кто-то и выживал, то наверняка попадал в тюрьму. Мы много показывали наш фильм на фестивалях, общались потом со зрителями, и люди вспоминали, что у них во дворе или где-то по соседству был ребенок, про которого все знали, что он от немца, и ребенок этот был всеми презираем. Отношение к таким детям было, конечно, ужасное.
Вина на всю жизнь
Их самих вы не находили?
Нет. Теперь этим детям, наверное, уже под семьдесят. И потом вряд ли они захотели бы рассказывать о своей истории — они ведь это скрывали как могли. И жили в страхе.
Откуда вы брали фактуру?
Бытовые подробности мы брали из книжки, составленной из сочинений на военную тему. В какой-то сельской школе учитель попросил учеников написать о войне со слов своих бабушек и дедушек. И дети написали. Эти тексты произвели на меня очень сильное впечатление, потому что они написаны очень простым языком, бесстрастно, даже сухо. Внучка, например, пересказывает историю своей бабушки: как перевозили в теплушках ссыльных женщин с маленькими детьми. Вагоны были переполнены, холод, зима, еды почти нет. Ни пеленок, ни ваты, стирать негде, сушить негде — а дети у всех до года. Женщины клали на капустный лист сено и из этого делали как бы памперс, закрепляя его на ребенке чем придется. Потом сено меняли... Вообще непонятно, как можно было приспособиться к такой жизни, да еще с маленькими детьми на руках.
Непрощенные
В фильме ваших героинь не щадят свои же соотечественники…
Да, причем никто не разбирался, как получилось, что родился ребенок от немца, а ведь в большинстве случаев это были изнасилования. Но такое отношение к тем, кто спал с немцами, было не только в России — по всей Европе. Когда мы привезли картину во Францию, публика очень точно показала, что им эта ситуация знакома. Немцы во время войны чувствовали себя во Франции очень комфортно, ведь страна практически сдалась без боя. И конечно, были женщины, которые вступали в связь с оккупантами. Что потом с ними делали свои же — просто ужасно. В Орлеане к нам после показа подошла женщина, очень пожилая, и рассказала, как на центральной площади в 1945 году собрался почти весь город, в кругу стояли пять женщин и их брили — под улюлюканье, свист и крики.
Но были ведь и такие, кто действительно влюблялся в немцев...
Конечно. Неслучайно в нашем фильме одна из героинь влюбляется в немецкого лейтенанта, будучи совсем еще юной. Она полюбила очень молодого человека, который, как и она, ненавидел войну. Среди немцев тоже ведь были люди, которые не по доброй воле пошли служить. Вообще, вы знаете, в связи с этим фильмом на меня сейчас выливается столько агрессии за то, что я взяла такой сюжет, что никого из моих героинь не осуждаю. А как их можно осуждать? Одна из них говорит: «Я хотела задушить ребенка, когда он родится, — у нас одна задушила. Но увидела Верочку и не смогла». Значит, она чувствовала себя виновной, нечистой. Хотя, если разобраться, они все не виновны — просто война сломала их судьбы.
При этом вы выбрали для фильма очень сдержанную интонацию, не допускающую рыданий в зале.
Да, мне было важно это сохранить, потому что, когда в сюжете есть маленькие дети и они все время плачут, это всегда очень действует на зрителя, но не так, как мне было нужно.
Я хотела, чтобы люди задумались, помолчали после картины. Потому что она не только про войну, в ней очень много про наш сегодняшний день. Про любовь матери к своему ребенку, например. Ведь эти женщины решились на чудовищные испытания, чтобы остаться со своими детьми. А сейчас, в мирное время, по статистике, брошенных детей больше, чем во время войны.
Да, мне было важно это сохранить, потому что, когда в сюжете есть маленькие дети и они все время плачут, это всегда очень действует на зрителя, но не так, как мне было нужно.
Я хотела, чтобы люди задумались, помолчали после картины. Потому что она не только про войну, в ней очень много про наш сегодняшний день. Про любовь матери к своему ребенку, например. Ведь эти женщины решились на чудовищные испытания, чтобы остаться со своими детьми. А сейчас, в мирное время, по статистике, брошенных детей больше, чем во время войны.
Tweet
