Дача в России всегда была понятием философским. Больше чем просто загородным домиком, где с мая стремятся оказаться миллионы горожан — покопаться в земле, подышать свежим воздухом, посадить куст сирени. В истории и идеологии русской дачной жизни разбирался The New Times
Грузовик свернул в дачный поселок и остановился перед небольшой, укрытой плющом дачей. Шофер с помощником откинули борта и взялись сгружать вещи, а Ольга открыла застекленную террасу. Отсюда был виден большой запущенный сад... На стволах обклеванных воробьями вишен блестела горячая смола. Крепко пахло смородиной, ромашкой и полынью.
А. Гайдар. «Тимур и его команда»
На зеленом пластиковом столике у перил веранды беззвучно мерцает экран портативного телевизора, облепленного диковинными в полутьме насекомыми. На жостовском подносе пыхтит старый самовар с причудливо изогнутой и помятой трубой — дым расползается по закопченному деревянному потолку навеса, который защищает от барабанящего по крыше дождя. Капли стеклянной стеной сверзаются по кромке террасы, иногда попадая на перила и отгораживая от дома только что зацветшую сирень. Вот-вот придут чудесные соседи — на самовар, с бутылочкой красного, разумеется, и колодой карт: в последний раз они остались в «дураках» и рвутся отыграться. На зеленых же пластмассовых креслах из «Ашана» накидки и пледы — к вечеру, да еще в дождь, повеяло свежестью. Пиршество, как и всегда по субботам, будет продолжаться за полночь, сопровождаемое беззаботным трепом и, казалось бы, беспричинными взрывами смеха. Вот оно — настоящее счастье: зимой, в городской квартире, вспомнится какая-то маленькая деталь этого вечера на даче, даже кровожадные комары, и поймешь, что лучше этого в жизни не было никогда.
Прочь из Москвы!
Слово «дача» не переводится ни на один язык — datcha так и существует в английских и американских, французских и итальянских толковых словарях, а начало оно берет от монаршьей «раздачи» или «выдачи»: еще Петр I раздавал приближенным первые дачи-усадьбы под Санкт-Петербургом. Все объяснения и толкования вроде «коттедж» (cottage) или загородный дом (country house, maison de campagne) не передают ее типичного облика, тем более состояния души русского человека, когда он начинает грезить о том, как славно было бы махнуть на дачу. Одновременно не переставая стенать по поводу «этой каторги»...
Антон Павлович Чехов, большой знаток российской дачной жизни, писал о проклятии «дачных мужей», таскавших по выходным за город вьюки вещей и продуктов для отдыхающего семейства. Из поколения в поколение продолжается вечное ворчанье по поводу дачи: неудобное расписание, переполненные электрички, оборзевшие таксисты, пробки, наглые гаишники, «убитые» дороги, и тем они хуже, чем дешевле обошлась дача. А приедешь — там свои прелести: то вода кончилась, то местный тракторист снес столб, и света не будет до понедельника, то газовый баллон не привезли…
Однако ж еще в начале декабря начинаешь считать дни до переезда на дачу.
Буржуазный пережиток
У нас дача всегда олицетворяла и положение в обществе, и некоторый достаток. При Петре в XVIII веке дачники гордились близостью к императору, а столетие спустя выезды на дачу могли позволить себе уже чиновники и офицеры, разночинцы и служащие — люди среднего достатка. Чуть позже, в чеховские времена, случился бум дачной жизни: под Петербургом и Москвой расцветали салоны и устраивались балы, гостей приглашали и чаи погонять, и посмотреть «пиеску» в домашнем театре. С дач кормились местные крестьяне, снабжавшие выехавших на природу горожан свежими молоком и сметаной, огурцами и помидорами, лучком и прочей зеленью, не говоря уже о «внесезонных» бражке и самогоне.
Как ни странно, но советская власть довольно быстро перестала считать дачи «буржуазным пережитком» и не только раздала поместья комчиновникам, но и разрешила загородное строительство ученым и писателям, кинематографистам и архитекторам, художникам и военным, не говоря уже о передовиках производства и стахановцах. Так возникли знаменитые и поныне подмосковные поселки: Николина Гора и Переделкино, Малеевка и Красная Пахра, Барвиха и Кратово, питерские Комарово и Репино. Со временем и простым гражданам разрешили иметь пресловутые шесть соток, конечно, где-нибудь за Можаем и обремененные всевозможными запретами. Автор, волею судьбы выросший в «стародачном» поселке, где участки в полгектара, а то и в гектар не редкость, много лет назад оказался в гостях у приятеля в картонной избушке 3х3 на шести сотках, где с мая по октябрь возилась с огородом его бабка, и был несказанно удивлен рассказами о том, что именно у них в поселке иметь запрещено: подвал; второй этаж; утеплитель в стенах, печь и туалет в доме. Понять, почему все это объявлено вне закона, было невозможно: и не было другого объяснения, кроме наивного — а может, власть у нас просто «вредная»?!
Между прочим, поселок этот назывался «Речником».
Иные времена
Канули в вечность чеховские и горьковские дачники, гонявшие чаи на застекленных сверху донизу верандах, увитых плющом и диким виноградом, — вместе с павильонами и беседками, палисадником и флигелями. Исчезли и пресловутые шесть соток, и кастовость «ведомственных» поселков: новые русские изменили их облик. Сначала своими башенками и бойницами, затем — вполне старорусскими усадьбами в дворянском стиле, а иногда даже без намека на китч. (Впрочем, кастовость в том или ином виде возникла снова, на сей раз в виде фейсконтроля по отношению к потенциальному соседу.) Возникли и новые поселения, в чистом поле, без деревьев, без сада — коттеджные поселки, с охраной или без, с инфраструктурой и без нее, с хозяевами, живущими постоянно или приезжающими на выходные. Но к дачам они, впрочем, не имеют никакого отношения.
— А сейчас хорошо на Клязьме, — подзудила присутствующих Штурман Жорж, зная, что дачный литераторский поселок Перелыгино на Клязьме — общее больное место. — Теперь уж соловьи, наверно, поют. Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особенности весной. — Третий год вношу денежки, чтобы больную базедовой болезнью жену отправить в этот рай, да что-то ничего в волнах не видно, — ядовито и горько сказал новеллист Иероним Поприхин. — Это уж как кому повезет, — прогудел с подоконника критик Абабков. Радость загорелась в маленьких глазках Штурман Жоржа, и она сказала, смягчая свое контральто: — Не надо, товарищи, завидовать. Дач всего двадцать две, и строится еще только семь, а нас в МАССОЛИТе три тысячи.
Грузовик свернул в дачный поселок и остановился перед небольшой, укрытой плющом дачей. Шофер с помощником откинули борта и взялись сгружать вещи, а Ольга открыла застекленную террасу. Отсюда был виден большой запущенный сад... На стволах обклеванных воробьями вишен блестела горячая смола. Крепко пахло смородиной, ромашкой и полынью.
А. Гайдар. «Тимур и его команда»
На зеленом пластиковом столике у перил веранды беззвучно мерцает экран портативного телевизора, облепленного диковинными в полутьме насекомыми. На жостовском подносе пыхтит старый самовар с причудливо изогнутой и помятой трубой — дым расползается по закопченному деревянному потолку навеса, который защищает от барабанящего по крыше дождя. Капли стеклянной стеной сверзаются по кромке террасы, иногда попадая на перила и отгораживая от дома только что зацветшую сирень. Вот-вот придут чудесные соседи — на самовар, с бутылочкой красного, разумеется, и колодой карт: в последний раз они остались в «дураках» и рвутся отыграться. На зеленых же пластмассовых креслах из «Ашана» накидки и пледы — к вечеру, да еще в дождь, повеяло свежестью. Пиршество, как и всегда по субботам, будет продолжаться за полночь, сопровождаемое беззаботным трепом и, казалось бы, беспричинными взрывами смеха. Вот оно — настоящее счастье: зимой, в городской квартире, вспомнится какая-то маленькая деталь этого вечера на даче, даже кровожадные комары, и поймешь, что лучше этого в жизни не было никогда.
Прочь из Москвы!
Слово «дача» не переводится ни на один язык — datcha так и существует в английских и американских, французских и итальянских толковых словарях, а начало оно берет от монаршьей «раздачи» или «выдачи»: еще Петр I раздавал приближенным первые дачи-усадьбы под Санкт-Петербургом. Все объяснения и толкования вроде «коттедж» (cottage) или загородный дом (country house, maison de campagne) не передают ее типичного облика, тем более состояния души русского человека, когда он начинает грезить о том, как славно было бы махнуть на дачу. Одновременно не переставая стенать по поводу «этой каторги»...
Антон Павлович Чехов, большой знаток российской дачной жизни, писал о проклятии «дачных мужей», таскавших по выходным за город вьюки вещей и продуктов для отдыхающего семейства. Из поколения в поколение продолжается вечное ворчанье по поводу дачи: неудобное расписание, переполненные электрички, оборзевшие таксисты, пробки, наглые гаишники, «убитые» дороги, и тем они хуже, чем дешевле обошлась дача. А приедешь — там свои прелести: то вода кончилась, то местный тракторист снес столб, и света не будет до понедельника, то газовый баллон не привезли…
Однако ж еще в начале декабря начинаешь считать дни до переезда на дачу.
Буржуазный пережиток
У нас дача всегда олицетворяла и положение в обществе, и некоторый достаток. При Петре в XVIII веке дачники гордились близостью к императору, а столетие спустя выезды на дачу могли позволить себе уже чиновники и офицеры, разночинцы и служащие — люди среднего достатка. Чуть позже, в чеховские времена, случился бум дачной жизни: под Петербургом и Москвой расцветали салоны и устраивались балы, гостей приглашали и чаи погонять, и посмотреть «пиеску» в домашнем театре. С дач кормились местные крестьяне, снабжавшие выехавших на природу горожан свежими молоком и сметаной, огурцами и помидорами, лучком и прочей зеленью, не говоря уже о «внесезонных» бражке и самогоне.
Как ни странно, но советская власть довольно быстро перестала считать дачи «буржуазным пережитком» и не только раздала поместья комчиновникам, но и разрешила загородное строительство ученым и писателям, кинематографистам и архитекторам, художникам и военным, не говоря уже о передовиках производства и стахановцах. Так возникли знаменитые и поныне подмосковные поселки: Николина Гора и Переделкино, Малеевка и Красная Пахра, Барвиха и Кратово, питерские Комарово и Репино. Со временем и простым гражданам разрешили иметь пресловутые шесть соток, конечно, где-нибудь за Можаем и обремененные всевозможными запретами. Автор, волею судьбы выросший в «стародачном» поселке, где участки в полгектара, а то и в гектар не редкость, много лет назад оказался в гостях у приятеля в картонной избушке 3х3 на шести сотках, где с мая по октябрь возилась с огородом его бабка, и был несказанно удивлен рассказами о том, что именно у них в поселке иметь запрещено: подвал; второй этаж; утеплитель в стенах, печь и туалет в доме. Понять, почему все это объявлено вне закона, было невозможно: и не было другого объяснения, кроме наивного — а может, власть у нас просто «вредная»?!
Между прочим, поселок этот назывался «Речником».
Иные времена
Канули в вечность чеховские и горьковские дачники, гонявшие чаи на застекленных сверху донизу верандах, увитых плющом и диким виноградом, — вместе с павильонами и беседками, палисадником и флигелями. Исчезли и пресловутые шесть соток, и кастовость «ведомственных» поселков: новые русские изменили их облик. Сначала своими башенками и бойницами, затем — вполне старорусскими усадьбами в дворянском стиле, а иногда даже без намека на китч. (Впрочем, кастовость в том или ином виде возникла снова, на сей раз в виде фейсконтроля по отношению к потенциальному соседу.) Возникли и новые поселения, в чистом поле, без деревьев, без сада — коттеджные поселки, с охраной или без, с инфраструктурой и без нее, с хозяевами, живущими постоянно или приезжающими на выходные. Но к дачам они, впрочем, не имеют никакого отношения.
— А сейчас хорошо на Клязьме, — подзудила присутствующих Штурман Жорж, зная, что дачный литераторский поселок Перелыгино на Клязьме — общее больное место. — Теперь уж соловьи, наверно, поют. Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особенности весной. — Третий год вношу денежки, чтобы больную базедовой болезнью жену отправить в этот рай, да что-то ничего в волнах не видно, — ядовито и горько сказал новеллист Иероним Поприхин. — Это уж как кому повезет, — прогудел с подоконника критик Абабков. Радость загорелась в маленьких глазках Штурман Жоржа, и она сказала, смягчая свое контральто: — Не надо, товарищи, завидовать. Дач всего двадцать две, и строится еще только семь, а нас в МАССОЛИТе три тысячи.
М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»
Многое из той дачной жизни, что еще было вчера модным, устаревает довольно быстро. Лет десять-пятнадцать назад на участках, особенно старых, цвела сирень, вдоль «прозрачных» заборов из штакетника или сетки росли лесная малина или смородиновые кусты. При этом многие дачники были в курсе модных веяний — сажали газонную траву или даже раскатывали по саду готовые травяные рулоны, расставляли у дорожек гипсовых гномиков и пластиковые ванны-«прудики». На каждом участке обязательно разбивались клумбы, а на перилах террасы стояли горшки с цветами, фикусы и пальмы. Сегодня в питомниках растений самый ходовой товар — шаровидные туи и ели, канадские и русские березки, можжевельники и карликовые растения, стелющиеся по земле, не горшочки, а большие контейнеры со всевозможными цветочными композициями. Аккуратные «английские» газоны все чаще сменяются многоцветными мавританскими, а то и просто псевдонеухоженными травами с вкраплением лишайников и мхов. Дачные участки все чаще отгорожены друг от друга массивными деревянными, бетонными или каменными заборами, иногда напоминающими крепостные стены.
Вместо беседок, где чеховские и тургеневские герои зачитывались сентиментальными романами или назначали свидания, любой уважающий себя дачник к лету разбивает парусиновый или брезентовый шатер с деревянными или пластиковыми столом и стульями: именно здесь, а не на террасах, сегодня чаще всего принимают гостей. Рядом с шатром стоит непременный мангал, прямоугольный или круглый, для барбекю и шашлыков: гости теперь редко съезжаются только «на самовар»… А чтобы занять приставучих детей, своих или гостей, где-нибудь на участке часто ставится «ретротелега» — наряду с тщательно отделанным колодезным срубом (фальшивым — колодца под ним нет!). Это (как и избушка на курьих ножках вместо детской площадки) новые «фишки» нынешней дачной моды, за которыми весной выстраивается очередь в лавках «старьевщика», расположенных на выездах из больших городов.
Загородный стиль
На смену гламурно-вычурному стилю, присущему первым «новорусским» дачникам, с обилием мрамора, плитки, бронзовых и фаянсовых «древнеримских» статуй, сегодня все чаще приходит стиль country, выдержанный в традициях старой русской дачи, где и мебель, и предметы интерьера, и отделка напоминают иногда барскую усадьбу позапрошлого века, иногда — более простые бревенчатые избы наших предков. Вот популярный вариант такого дома: вместо «емелиной» печки — камин с изразцами либо открытый очаг, а нелакированные столы и лавки из березы или сосны внешне грубоваты и просты, но вполне современны и удобны. Потолок тоже деревянный, украшенный искусственно состаренными балками, стены оштукатурены (если еще и стены будут из вагонки, то нежелательный эффект «сауны» обеспечен), с вкраплениями панно, имитирующими кирпичную или каменную кладку. В таком доме множество покрывал, скатертей, чехлов на креслах, лоскутных ковриков, вышитых полотенец и салфеток на стенах. Country предполагает и самую разнообразную плетенку — диванчики, стулья, кресла, качалки, корзины. На окнах шторы со всевозможными рюшечками, мелкими сборками, вышитые, с цветочным узором или в клеточку.
«Деревенский» стиль обязывает хозяев позиционировать себя как хранителей фамильных традиций и ценностей, поэтому в интерьере непременно должны присутствовать старинные кухонные принадлежности: сковородки, ухваты, горшки, медные тазы и другая утварь, жестяные банки из-под кофе или чая 30-х годов прошлого века, видавший виды самовар, керосиновые лампы — если своих собственных, передаваемых по наследству, не осталось, всего этого добра полным-полно в комиссионках.
Вслед за суши и сашими в наши реалии, на сей раз дачные, ворвался «японский сад», отличная возможность с помощью нехитрых приемов — извилистых дорожек и поворотов — зрительно расширить даже небольшой участок, создать иллюзию различного пространства. В таком саду пейзаж все время меняется: то изгородь из бамбука, то декоративный мостик через сухой ручей, то крохотный, но всамделишный ручеек, то причудливой формы камень на перепутье тропинок, то миниатюрный прудик. Еще одна характерная особенность японского сада — обилие камней, песка, гальки, гравия, мхов, можжевельников и всяких низкорастущих растений.
Как ни странно, при всем отличии среднерусской природы от японской такой сад на наших дачных участках вовсе не выглядит чужеродным. Может, потому что в нем много мха, который легко добавлять из близлежащего леса и который, как ничто другое, способен состарить камни, вызывая ощущение вечности. Еще одна «фишка» — сухой ручей из гравия и камешков, когда кажется, что он только что обмелел, и первый же дождик сделает его полноводным.
Изменилась и дачная одежда. Стиль, разумеется, по-прежнему casual, но мало кто сегодня позволяет себе выходить в сад (и тем более принимать гостей) в трениках или «адидасах»: на природе носят джинсы, шорты, модные хлопчатобумажные рубашки, яркие футболки, жилеты из джинсовой ткани или флиса. Сегодня главное — комфорт и экологичность дачной одежды, поэтому чаще всего она состоит из хлопчатобумажного или вискозного трикотажа: не мнется, в ней не жарко, она дает неограниченную свободу движений. А вот резиновые сапоги, некогда вытесненные «луноходами», снова входят в моду — нынче они яркие, с принтами в горошек или цветочек. Зимой — австралийские угги, типично дачные сапожки, в которых некоторые наши модницы почему-то ходят и в театр.
Многое из той дачной жизни, что еще было вчера модным, устаревает довольно быстро. Лет десять-пятнадцать назад на участках, особенно старых, цвела сирень, вдоль «прозрачных» заборов из штакетника или сетки росли лесная малина или смородиновые кусты. При этом многие дачники были в курсе модных веяний — сажали газонную траву или даже раскатывали по саду готовые травяные рулоны, расставляли у дорожек гипсовых гномиков и пластиковые ванны-«прудики». На каждом участке обязательно разбивались клумбы, а на перилах террасы стояли горшки с цветами, фикусы и пальмы. Сегодня в питомниках растений самый ходовой товар — шаровидные туи и ели, канадские и русские березки, можжевельники и карликовые растения, стелющиеся по земле, не горшочки, а большие контейнеры со всевозможными цветочными композициями. Аккуратные «английские» газоны все чаще сменяются многоцветными мавританскими, а то и просто псевдонеухоженными травами с вкраплением лишайников и мхов. Дачные участки все чаще отгорожены друг от друга массивными деревянными, бетонными или каменными заборами, иногда напоминающими крепостные стены.
Вместо беседок, где чеховские и тургеневские герои зачитывались сентиментальными романами или назначали свидания, любой уважающий себя дачник к лету разбивает парусиновый или брезентовый шатер с деревянными или пластиковыми столом и стульями: именно здесь, а не на террасах, сегодня чаще всего принимают гостей. Рядом с шатром стоит непременный мангал, прямоугольный или круглый, для барбекю и шашлыков: гости теперь редко съезжаются только «на самовар»… А чтобы занять приставучих детей, своих или гостей, где-нибудь на участке часто ставится «ретротелега» — наряду с тщательно отделанным колодезным срубом (фальшивым — колодца под ним нет!). Это (как и избушка на курьих ножках вместо детской площадки) новые «фишки» нынешней дачной моды, за которыми весной выстраивается очередь в лавках «старьевщика», расположенных на выездах из больших городов.
Загородный стиль
На смену гламурно-вычурному стилю, присущему первым «новорусским» дачникам, с обилием мрамора, плитки, бронзовых и фаянсовых «древнеримских» статуй, сегодня все чаще приходит стиль country, выдержанный в традициях старой русской дачи, где и мебель, и предметы интерьера, и отделка напоминают иногда барскую усадьбу позапрошлого века, иногда — более простые бревенчатые избы наших предков. Вот популярный вариант такого дома: вместо «емелиной» печки — камин с изразцами либо открытый очаг, а нелакированные столы и лавки из березы или сосны внешне грубоваты и просты, но вполне современны и удобны. Потолок тоже деревянный, украшенный искусственно состаренными балками, стены оштукатурены (если еще и стены будут из вагонки, то нежелательный эффект «сауны» обеспечен), с вкраплениями панно, имитирующими кирпичную или каменную кладку. В таком доме множество покрывал, скатертей, чехлов на креслах, лоскутных ковриков, вышитых полотенец и салфеток на стенах. Country предполагает и самую разнообразную плетенку — диванчики, стулья, кресла, качалки, корзины. На окнах шторы со всевозможными рюшечками, мелкими сборками, вышитые, с цветочным узором или в клеточку.
«Деревенский» стиль обязывает хозяев позиционировать себя как хранителей фамильных традиций и ценностей, поэтому в интерьере непременно должны присутствовать старинные кухонные принадлежности: сковородки, ухваты, горшки, медные тазы и другая утварь, жестяные банки из-под кофе или чая 30-х годов прошлого века, видавший виды самовар, керосиновые лампы — если своих собственных, передаваемых по наследству, не осталось, всего этого добра полным-полно в комиссионках.
Вслед за суши и сашими в наши реалии, на сей раз дачные, ворвался «японский сад», отличная возможность с помощью нехитрых приемов — извилистых дорожек и поворотов — зрительно расширить даже небольшой участок, создать иллюзию различного пространства. В таком саду пейзаж все время меняется: то изгородь из бамбука, то декоративный мостик через сухой ручей, то крохотный, но всамделишный ручеек, то причудливой формы камень на перепутье тропинок, то миниатюрный прудик. Еще одна характерная особенность японского сада — обилие камней, песка, гальки, гравия, мхов, можжевельников и всяких низкорастущих растений.
Как ни странно, при всем отличии среднерусской природы от японской такой сад на наших дачных участках вовсе не выглядит чужеродным. Может, потому что в нем много мха, который легко добавлять из близлежащего леса и который, как ничто другое, способен состарить камни, вызывая ощущение вечности. Еще одна «фишка» — сухой ручей из гравия и камешков, когда кажется, что он только что обмелел, и первый же дождик сделает его полноводным.
Изменилась и дачная одежда. Стиль, разумеется, по-прежнему casual, но мало кто сегодня позволяет себе выходить в сад (и тем более принимать гостей) в трениках или «адидасах»: на природе носят джинсы, шорты, модные хлопчатобумажные рубашки, яркие футболки, жилеты из джинсовой ткани или флиса. Сегодня главное — комфорт и экологичность дачной одежды, поэтому чаще всего она состоит из хлопчатобумажного или вискозного трикотажа: не мнется, в ней не жарко, она дает неограниченную свободу движений. А вот резиновые сапоги, некогда вытесненные «луноходами», снова входят в моду — нынче они яркие, с принтами в горошек или цветочек. Зимой — австралийские угги, типично дачные сапожки, в которых некоторые наши модницы почему-то ходят и в театр.
Советские «шесть соток» для многих еще остаются источником дополнительного дохода. На таких «дачах» не отдыхают, а работают
В наше время добрая старая дача — это не только отдых на природе, но иногда и способ существования, прежде всего для пенсионеров-горожан, кормящихся с огорода или сдающих ее на несколько месяцев или круглогодично. Это справедливо и для их потомков, которые, правда, свежестью продуктов особо не заморачиваются, а самые ушлые из них на деньги от аренды снимают дачки поменьше, от деревенской избушки где-нибудь в вологодской глуши до лачуги где-нибудь на Гоа. Это и повод для ожесточенных войн за лакомое местечко, когда целые, например, ведомственные, поселки уплывают от рук одних собственников к другим. И повод для коррупции, когда дачи выделяются в пожизненную или долгосрочную аренду, при этом необязательно «самым талантливым», как в булгаковском МАССОЛИТе или сегодняшнем Литфонде. Отголоски скандалов иногда выплескиваются наружу: владельцы поселка пытаются выставить из дома наследников, даже состоящих в том же творческом союзе, что и покойный, — дачу ведь давали не вам, будьте любезны освободить помещение и встать в общую очередь…
Но это другие истории. Слава богу, не имеющие ничего общего с обычной, небогатой и незнаменитой: детишками на великах, вылазками в соседний лес или к озеру, посиделками у костра, печеной в золе картошкой, беззаботным трепом через забор с соседями. Тут жизнь идет от короткой и волшебной пушкинской фразы, из которой проистекает вся дачная философия: «Гости съезжались на дачу…»
Но это другие истории. Слава богу, не имеющие ничего общего с обычной, небогатой и незнаменитой: детишками на великах, вылазками в соседний лес или к озеру, посиделками у костра, печеной в золе картошкой, беззаботным трепом через забор с соседями. Тут жизнь идет от короткой и волшебной пушкинской фразы, из которой проистекает вся дачная философия: «Гости съезжались на дачу…»
