#Интервью

#Навальный

#Суд и тюрьма

«Сколько Навальный будет сидеть, зависит не от юридического, а от политического решения»

2022.02.20

21 февраля, в ИК—2 города Покрова Владимирской области продолжится выездное заседание Лефортовского районного суда Москвы по обвинению Алексея Навального в четырех эпизодах мошенничества и оскорблении судьи. За что снова судят главного оппозиционера, почему суд заседает в колонии, как в реальности работает статья 159 УК — The New Times рассказывает давний многолетний соратник Алексея Навального юрист Иван Жданов



Видеоверсия здесь

Евгения Альбац:  Алексею Навальному предъявлено четыре эпизода мошенничества на сумму чуть больше двух миллионов рублей плюс оскорбление судьи. Что это за дело? Почему они решили устроить этот перформанс за колючей проволокой?

В деле нет ни одного доказательства, ни одной связи между счетами президентской кампании, Фонда борьбы с коррупцией* и тратами Алексея Навального
 
Ivan Zhdanov.jpeg

Иван Жданов
: Цель у власти изначально была не показывать ничего, потому что все дело выглядит очень смешно. Любое дело о мошенничестве (ст. 159) — это обычно десятки томов, с кучей экспертиз, где состав преступления — на десятки миллионов рублей и больше. Что в случае Навального? В 2019 году они говорили, что «украли миллиард рублей», в декабре 2020 года сказали «356 миллионов», и нужно же показать эти 356 миллионов…  А их нет! В деле четыре потерпевших, два из которых подставные…  На фоне 300 тысяч жертвователей это выглядит смешно. В деле нет ни одного доказательства, нет ни одной связи между счетами президентской кампании, Фонда борьбы с коррупцией* и тратами Алексея Навального. Он никогда ни от Фонда борьбы с коррупцией* денег не получал, ни от президентской кампании. Поэтому, я думаю, они добавили в дело «оскорбление», чтобы оно выглядело массивнее: заполнили лингвистическими экспертизами по поводу оскорбления судьи, оскорбления «внука ветерана» и смешали все в одну кашу. Все кремлевские телеграмм-помойки, некий якобы юрист Илья Ремесло говорили: «Мы вам не можем рассказать, потому что мы под подпиской, но знаете, там такое страшное мошенничество на 356 миллионов…» Нет никаких 356 миллионов, что мы на своем сайте и показали.

«Легализовали» или «украли»?

Евгения Альбац: Это дело появилось еще до того, как ФБК* была объявлена экстремистской, террористической организацией и запрещена на территории Российской Федерации?

Иван Жданов: В связи с московскими протестами по поводу избирательной кампании в Мосгордуму в августе 2019 года появилось дело об отмывании, легализации миллиарда рублей. Оно долго длилось, там ничего не происходило, кроме обысков, допросов и блокировок наших счетов, и два года мы в этом формате жили, привыкли к этому делу. А потом из него выделили отдельное дело о мошенничестве. Но это два совершенно разных направления денег! Легализация миллиарда предусматривает, что мы внесли в фонд деньги и тем как бы их «легализовали», они теперь легально в этом фонде находятся. А ст.159 — это обратный процесс, то есть мы «украли» из этого фонда какие-то деньги. Это прямо противоречит одно другому: либо мы легализуем, либо мы крадем. Тем не менее это их не смущает, поэтому они выделили из «отмывания» вот это «мошенничество».

Евгения Альбац: Итак, люди переводили деньги, но теперь следователи говорят: «Вы переводили деньги, а Навальный и еще там три человека брали эти деньги…» — и что с ними делали?

Иван Жданов: По версии следствия, Навальный ввел жертвователей в заблуждение: он собирал деньги на борьбу с коррупцией (там написано «на якобы борьбу с коррупцией»), поэтому деньги тратились на Фонд борьбы с коррупцией* и на его личные нужды. Первая часть сама по себе абсурдная — собирал деньги на Фонд борьбы с коррупцией* и тратил на Фонд борьбы с коррупцией*… А что касается «личных нужд», то никакой связи между деньгами Фонда борьбы с коррупцией* и его личными кошельками нет.

Евгения Альбац: Навальный собирал деньги на свою президентскую кампанию 2018 года, мы помним, что по всей стране создавались представительства, штабы Алексея Навального**, в 83 или 84 городах. Навальный мотался по всей стране, выступал с лекциями, встречался с избирателями. Правильно я понимаю, что теперь следователи считают, что собирая деньги на президентскую кампанию, Навальный нас обманывал, потому что он заранее знал, что не будет избираться?

Иван Жданов: Давайте разберем с самого начала, чтобы было понятно. В деле четыре потерпевших, два из них жертвовали на президентскую кампанию, два — на Фонд борьбы с коррупцией*. Итого четыре эпизода. Это важно, потому что обычно мошенничество — это срок до десяти лет лишения свободы, а разделив на четыре эпизода, они увеличили возможный максимальный срок лишения свободы до пятнадцати лет. Вот такая ловкость рук. Пожертвования ФБК* потратили «якобы» на борьбу с коррупцией, а на самом деле Фонд борьбы с коррупцией такой борьбой не занимался. То есть наши видеоролики, вся наша деятельность, по версии следователя, на борьбу с коррупцией не была направлена. А те, кто жертвовал на президентскую кампанию, были обмануты тем, что Алексей собирался участвовать в выборах, а на самом деле у него пассивного избирательного права не было. Хотя это даже формально не так, потому что в период избирательной кампании Алексей Навальный отсудил это дело: Европейский суд по правам человека направил дело «Кировлеса» на новое рассмотрение, и Верховный суд отменил первый приговор. Поэтому даже формально у него такое право было. И до последнего дня все были уверены, что Алексей Навальный будет участвовать в избирательной кампании, хотя мы понимали, что там тучи сгущаются, что в президентскую кампанию его пускать не хотят. Леонид Волков публиковал структуру наших расходов, сколько ушло на сотрудников, сколько ушло на сцену, сколько ушло на поездки… Президентская кампания включает в себя огромное количество трат, начиная с расходов на перелеты. Даже если ты летишь между разными городами, которые находятся за Уралом, часто приходится это делать через Москву, потому что просто иногда там нет удобных прямых рейсов, которые можно было бы состыковать… Поэтому огромное количество трат, огромная отчетность, мы все показывали, а они теперь говорят, что те, по-моему, полтора миллиона на президентскую кампанию были потрачены таким образом, что жертвователи были введены в заблуждение. Собственно, два жертвователя, Костенко и Кошелев.

Ребята так криво работают, что просто невозможно! Сумма — миллион  двадцать тысяч рублей — показывает, что им нужно было сделать особо крупный размер. Это не поведение типичного жертвователя
Евгения Альбац: Кошелев — это разнорабочий из Москвы, который внес наличкой один миллион двадцать тысяч рублей… Вы говорите в своем ролике: чтобы внести наличные, надо знать номер счета, его не было в открытом доступе.

Иван Жданов: Абсолютно так, потому что с 2019 года, когда нас признали иноагентами за два подставных платежа из Испании, мы вообще перестали публиковать номер счета, и он много раз с тех пор изменился, потому что нам потом пришлось закрыть одно юридическое лицо и перейти на другое. Если организация не публикует номер расчетного счета, то его нигде невозможно найти. И тем не менее этот человек, Кошелев, нашел…

Ряженые пострадавшие

Евгения Альбац: А кто этот Кошелев? Он в погонах?

Иван Жданов: Нет, этот человек приехал из Курска недавно, у него есть, по-моему жена, ребенка нет, он из тех, кто, знаете, то охранником поработает, то стяжкой пола займется, самая его длительная работа — эвакуаторщик. Вот он до сих пор работает на эвакуаторе и за 2-2,5 тысячи, если у вас машина сломалась, может вам помочь ее перевезти.

Евгения Альбац: Откуда у него миллион на политику?

Иван Жданов: Доход у него 43 тысячи рублей в месяц до вычета налогов, примерно 33 тысячи — после вычета. У него и близко таких денег нет.

Евгения Альбац: То есть ему ФСБ одолжило денег, чтобы перевести Навальному?

Иван Жданов: Не просто одолжило, а одолжило ровно за день до возбуждения дела. 28 декабря он кладет деньги на счет, ровно через сутки, 29 декабря, возбуждается дело. А 30-го у Навального истекает испытательный срок по делу «Ив Роше», то есть им было важно попасть в этот период, чтобы он «совершил преступление на испытательном сроке». Это же прямо кричит о том, что ребята так криво работают, что просто невозможно! Ну и конечно сумма выше миллиона — миллион  двадцать тысяч рублей — показывает, что им нужно было сделать особо крупный размер. Это невозможная история, это не поведение типичного жертвователя.

Евгения Альбац: Второй, кого вы называете, это пенсионер из Ленинградской области Михаил Костенко. Вдохновившись расследованием о сыне Дмитрия Пескова, пресс-секретаря Путина, он перевел 50 тысяч 100 рублей. И вы его тоже называете «ряженым пострадавшим».

Иван Жданов: Это похожая история, но она имеет отличительные черты. Это еще 2017 год, тогда упомянутый юрист Ремесло написал заявление в правоохранительные органы, и мы еще тогда подумали, что это тоже нетипичная история. Бывает, что человек подписался на ежемесячные платежи и потом захотел отписаться, но забыл и говорит: «...извините, у меня ситуация поменялась, верните, пожалуйста, этот платеж». Мы всегда возвращаем без проблем. А этого человека мы не можем найти, у него нет ни счета, ни номера телефона, ни электронной почты в нашей базе. И он сразу же идет в суд. Ну вот все складывается, когда об этом пишет Илья Ремесло.

Евгения Альбац: Журналисты его хорошо знают, он регулярно участвует в каком-нибудь г@не. Это его специализация.

Иван Жданов: Так вот он пишет: «Знаете, вот ко мне обратился некий гражданин Костенко…» Мы тогда не докрутили эту суть, мы поискали- поискали этого человека, вернули ему деньги через нотариуса, специально, чтобы не было никаких проблем. А вот сейчас мы более внимательно на него посмотрели. Это реальный пенсионер, но оказывается, что это родственник коллеги Ильи Ремесло… Ремесло заявлял, что «это некий гражданин, которого я не знаю», а оказывается, это не так!  Это тесть его друга. И он пишет такой юридически грамотный иск, который не может написать человек в 72 года, не имеющий никакого отношения к юридическим профессиям. Он тоже вносит деньги через кассу — 50 тысяч 100 рублей, чтобы опять же изменить подсудность: если меньше 50 тысяч, это мировой суд, на мировые суды у правоохранительных органов меньше влияния. А 50 тысяч 100 рублей — это уже районный суд, и в Москве. Конкретно Савеловский районный суд. Тогда, в 2017-м, это никого не заинтересовало. А сейчас, видимо, когда им нужно было наполнять фактуру, а наполнять ее нечем, решили, что сойдет и та история, которую тогда Ремесло придумал. Я думаю, пенсионер очень сильно удивился, что он участвует в этом процессе. Похоже, его совершенно в темную использовали.

Под катком правосудия

Евгения Альбац: Еще два потерпевших, очень любопытные… Два предпринимателя, Вячеслав Кузин и Александр Корнюхин. Что о них известно?

Иван Жданов: Кузин — абсолютно нормальный жертвователь, Леонид Волков с ним встречался, они знакомы. Самарский сторонник, который с 2015 года нас поддерживал, его платежи — по 20 тысяч рублей в среднем, всего перевел почти миллион. Он приходил на открытие штаба, мы его знаем, знаем его историю, видим его в базах наших сторонников. На него возбуждено уголовное дело, которое вы не увидите ни в одной судебной базе. А если попытаетесь найти суд, который его осудил, отправил под арест, вы его не найдете, потому что нет этого дела, оно как будто не существует. Но если мы поищем чуть более глубоко, в информационных базах, а не поверхностно в интернете, то найдем: на него возбуждено дело, ст. 159, часть 4, он месяц отсидел в СИЗО, и сейчас его выпустили под домашний арест. Не знаю, чтобы удобнее в суд возить или для других каких-то целей. Но на него надавили весьма плотненько… Мы не готовы его публично подставлять, потому что с нами он говорить не имеет права, и у него нет никаких возможностей защищаться, это просто нормальный человек, который оказался в тяжелой жизненной ситуации. Но у нас есть доказательства, что его просто вынудили сказать, что он является потерпевшим.

Евгения Альбац: У второго человека, как я понимаю, проблемы с налогами… Этих свидетелей должны привезти в суд?

Иван Жданов: По первому дню видно, что их нет на заседании, их вытащат в какой-то момент, когда это нужно будет обвинению.

Адвокаты без связи

Евгения Альбац: Почему решили устроить судебное заседание за колючей проволокой? Я разговаривала с бывшими сидельцами советского ГУЛАГа, политическими, как и Алексей. Александр Подрабинек сказал, что были случаи, когда суды проходили в зоне, если преступление было совершено непосредственно там. И административные суды, когда на УДО отправляют, проходит внутри колонии. Никаких других Подрабинек не мог вспомнить. Какое у вас объяснение?

Такого, чтобы весь процесс проходил в колонии, за решеткой, не бывает в практике абсолютно
Иван Жданов: Нужно начать с того, почему Лефортовский суд. Долго было совершенно непонятно, и вот сегодня выяснилось. Они определили подсудность Лефортовского суда по последнему платежу Кузина. Честно говоря, они могли взять любой платеж, обрубить сумму там, где они хотят, ну вот они выбрали подсудность таким образом.  Лефортовский суд — ближайший суд к ФСБ, и все те, кого задерживает ФСБ, первым делом попадают туда и отправляются в СИЗО «Лефортово». Есть суд, условно говоря, Следственного комитета, это традиционно Басманный. Есть суд, которым пользуется правительство — Пресненский. У администрации президента — Тверской, у Роскомнадзора — Таганский. Здесь выбрали эфэсбешный суд. А из него выбрали эфэсбешную судью: Котова известна по политическим процессам, она продлевала стражу 
Судья Лефортовского суда г. Москвы Маргарита Котова.png

Сенцову, у нее порядка двадцати «шпионских» дел. Клиенты Ивана Павлова*** — все к судье Котовой, они ее все хорошо знают. И Сафронову она продлевала стражу… Почему процесс происходит в колонии. Это может быть по двум причинам: если, например, подсудимый болен, лежит, тогда к нему суд приезжает. И второй случай, если нужно осмотреть какие-то доказательства, которые невозможно привезти в суд. Больше в практике таких случаев нет в принципе. Такого, чтобы весь процесс был в колонии, за решеткой, такого не бывает абсолютно. Я думаю, что здесь мы заканчиваем юридическую часть, потому что юридических оснований нет, и переходим к политической. Во-первых, они могли беспокоиться о митингах, любых, которые сейчас запрещены, а в Москве к суду начали бы приходить люди, картинка задержаний их совсем не устраивала. Второе мое предположение касается свидетелей и потерпевших. В колонии их проще изолировать от всех, чтобы они не контактировали с журналистами. Более того, я думаю, на трансляции их выключат, мы их не услышим. Ну и собственно сложность попадания. Они таким образом исключили телефоны и компьютеры у адвокатов. Адвокаты сейчас сидят без средств связи. Никто не может написать сообщение из суда, никто не может фотографию сделать… Это важная для них цель — чтобы никто не записал потерпевших, свидетелей и не посмеялся потом.

Евгения Альбац: Как вы полагаете, долго будет идти этот процесс?

Иван Жданов: Такие процессы на практике проходят очень долго, 159-я тяжелая статья, много ходатайств, это обычно занимает полгода, а бывает и до года доходит. Здесь будет совершенно другая история, судя по темпам первого дня, затянут на две-три недели.

Евгения Альбац: Как обычно идут процессы по этой 159-й статье?

Иван Жданов: 15 февраля, в первый день суда, прокуратура зачитала обвинительное заключение, оно не отличается от постановления о привлечении в качестве обвиняемого, хотя обычно отличия колоссальные: в обвинительном заключении, как правило, перечислены все доказательства, свидетели, экспертизы и т.д. Сегодня мы ничего этого не услышали. Я не понимаю, как они дальше будут вести процесс с таким обвинением. А то, как пошел процесс, достаточно забавно.  Во второй части, когда суд спросил, в каком порядке мы будем исследовать доказательства, прокурор встает и говорит: «А мы давайте зачитаем письменные доказательства, и именно переводы Алексея Навального с его счета». Судья говорит «окей», прокурор встает и начинает перечислять, на что тратил деньги Алексей Навальный, а также Рубанов, Волков… Это очевидный PR-трюк, обычная процедура не такая. Им надо показать, какой Навальный нехороший, тратил деньги на английский, на стоматологию, на лечение, на продукты — и там получалось 130 тысяч рублей в месяц. Мы понимаем, что в Москве любой юрист, любой IT-шник может получать 130 тысяч рублей, и это не очень большая сумма для Москвы, не гигантская. А она на полном серьезе перечисляла. Это же рассчитано даже не на московскую аудиторию, а на канал «Вести», где вечером нищей России покажут: вот посмотрите, как он много тратит, как он хорошо живет. А он не должен жить хорошо. Он должен жить в землянке, как оппозиционер, или что-то в этом духе. Я вижу только такую логику. Потом, очевидно, после этого PR-трюка они вернутся к обычному порядку, начнут слушать свидетелей со стороны обвинения, со стороны защиты, перейдут к письменным материалам, судья пролистает документы, обсудит в прениях, и уйдут на приговор.

Дело об оскорблении

Евгения Альбац: Помимо мошенничества там дело об оскорблении судьи, прокурора и внука ветерана. Правильно я понимаю?

Иван Жданов: Да, совершенно верно.  Но это два разных состава, судья отдельно, и прокурор и внук ветерана — отдельно.

Евгения Альбац: Это уголовное преступление?

Иван Жданов: Да, но без лишения свободы.

Евгения Альбац: А почему решили соединить это вместе? Принято так?

Иван Жданов: Нет, это абсолютно не принято, это допускается, когда судят заядлого уголовника с десятком статей: семейно-бытовой конфликт, он дрался, и ножом пырнул, и оскорблял, и угрожал, и все в одном промежутке времени и связано единым умыслом. Здесь же, я думаю, смысл один: опять добавить этому делу пиар.  Опять для необразованной аудитории, которая не понимает, что это был фейковый суд, что судья не давала ему ничего делать, что прокурорша абсолютно в фашистском стиле зачитывала обвинение… А тут еще внук ветерана, а мы же дети и внуки ветеранов, это же оскорбление всех нас… Я думаю, они закладывают этот PR-момент в дело, чтобы прикрыть пустоту основного обвинения.

Евгения Альбац: Но дело оставили открытым…

Иван Жданов: Частично открытым, мы не получаем качественной онлайн-трансляции, скорее всего не будем видеть ни потерпевших, ни свидетелей, когда дело дойдет до них.

Евгения Альбац: То есть самый важный вопрос, который адвокат задаст господину Кошелеву, разнорабочему, переведшему больше миллиона рублей: «А откуда у вас такие деньги, если ваш доход 47 тысяч рублей в месяц» — нам не покажут, мы не сумеем этого всего увидеть?

Иван Жданов: Мне кажется, нет. Но очень бы хотелось, конечно. Но в любом случае адвокаты все запишут ручкой, передадут потом, когда все это станет протоколом. Мы это узнаем, но позже, не в момент, когда они это будут произносить.

Подальше от столицы

Евгения Альбац: Срок 15 лет, о котором вы сказали — из чего складывается?

Иван Жданов: Если мы из одного эпизода делаем четыре, то максимальный срок можно давать в размере 1,5 от максимального наказания. Максимальное 10, получаем 15. Но на самом деле они могут довести и до 30 лет лишения свободы. Сейчас они дадут Алексею Навальному какой-то срок, потом спокойно могут ждать хоть 10 лет до следующего уголовного дела, а оно уже есть, это экстремизм, они потащат его в суд рано или  поздно, как это было со вторым делом Ходорковского. Сколько Навальный будет сидеть, не зависит от юридических наших пониманий, это зависит от политического решения.

Евгения Альбац: Почему государство не борется с реальными мошенниками, которых тьмы и тьмы развелось, а статья о мошенничестве используется для борьбы с неугодными?

Иван Жданов: Кого судят по мошенничеству? Предпринимателей, в основном, деятельность которых посчитали вообще обманной. Но очень часто это просто метод выбивания денег. Их сажают, вот как в случае с нашим потерпевшим Кузиным, на какое-то время в СИЗО и ждут, когда человек созреет для того, чтобы «договориться».  Это достаточно частая практика. То есть таким образом выбивают показания. Либо это политические дела… Напомню, у моего отца то же самое, состав —мошенничество, хотя он ни взятки, ни денег, ни квартиры, ничего себе не получил****. Это самая универсальная статья. Самая применяемая против тех, кого нужно за что-то посадить, к кому нужно хоть как-то придраться. А тем более они не хотят Навального судить за политику. Всегда избегают этого и опасаются. Я бы еще добавил, что поскольку последний перевод был сделан, когда Алексей уже сидел в тюрьме, они его хотят представить рецидивистом, чтобы ужесточить условия его содержания в заключении. В колонии ИК-2 нет строгого режима. То есть скорее всего после нового приговора его должны перевести в другую колонию.

Евгения Альбац: Михаила Ходорковского по первому приговору отправили за Читу, чтобы было максимально трудно с ним вести какие-то коммуникации. Идея в том, чтобы Навального отослать подальше от столицы, от Путина Владимира Владимировича?

Иван Жданов: Пока явно не просматривается, но такой сценарий очень вероятен.

Каждый день — неизвестность

Евгения Альбац: Как мы поймем, куда разворачивается этот суд?

Иван Жданов: Мы никак не поймем. Никакой информации не будет, в этом тоже их идея, чтобы мы были абсолютно изолированы и каждый день ждали чего-то нового.

Евгения Альбац: Как вы думаете, то что все это происходит в контексте ожидания, что что-то случится — война или что-то еще ужасное — как-то связано с процессом Навального или просто совпало?

Иван Жданов: Они примерно понимали сценарии, когда это будет происходить, в какой момент. У них есть этот план в голове, и конечно Навальный в их повестке тоже находится. И что там является первопричиной, что они вставляют в эту повестку, бог весть, но сложно предположить, что это совпадение. Конечно, заявление Государственной думы, обращение к президенту о признании ЛНР и ДНР, это событие, которое трудно чем-то перебить. Я вполне себе представляю, что в голове у них план был такой — связать эти события, чтобы о суде над Навальным как можно меньше говорили…

* Фонд борьбы с коррупцией (ФБК), ранее признанный иноагентом, в 2021 году объявлен экстремистской, террористической организацией и запрещен на территории Российской Федерации.

**Штабы Навального в РФ признаны иноагентами, внесены в список экстремистских организаций, их деятельность запрещена.

***Иван Павлов — адвокат, руководитель неформального объединения юристов и журналистов «Команда 29», включен в реестр иноагентов.

**** В то время как Иван Жданов вынужден был уехать из России, здесь был задержан и осужден по надуманному обвинению его отец. Он получил условный срок, но 17 февраля 2022 года апелляционный суд ужесточил наказание, назначив ему 3 года колонии.

Shares
facebook sharing button Share
odnoklassniki sharing button Share
vk sharing button Share
twitter sharing button Tweet
livejournal sharing button Share