Евгения Альбац: Сначала напомним, что из-за преследований абсолютное большинство сотрудников ФБК* находится за границей. А его руководитель Алексей Навальный получил по приговору 9 лет и недавно переведен в колонию строгого режима в Мелихово. Мария Певчих — соавтор большого нашумевшего расследования, несколько дней назад выложенного на YouTube, которое посмотрели уже почти 4 млн человек: «Путин. Миллер. «Газпром». Авторы пытаются ответить на вопрос, кто же владеет главной государственной корпорацией России, тем, что во всех рекламах принято называть: «Газпром» — наше национальное достояние». Мария, так кто же владеет нашим национальным достоянием?
Мария Певчих: Кто угодно, но не мы, не граждане, к сожалению — к этому пришло наше расследование. Духовный наставник Путина Березовский рассказывал, что главное — контролировать не только компании, но и их финансовые потоки, то есть деньги, которыми эта компания распоряжается. И строго по его заветам Путин сделал именно это.
Они умудрились полностью «распилить» «Газпром». Конечно, не сам «Газпром» как компанию, а ее подряды. Если взглянуть хоть на корпоративную структуру главного подрядчика «Газпрома», который называется «Газстройпром» и вроде как принадлежит самому «Газпрому», если почитать новости, их пресс-релизы и все остальное, можно увидеть, что он принадлежит совсем не «Газпрому», а совершенно непонятным людям, каким-то водителям маршруток или просто водителям, и люди эти имеют отношение лично к руководителю «Газпрома» Алексею Миллеру.
Кассир-хозяин
Евгения Альбац: Мария, давайте проясним. Есть газ, который берут из земли и который по трубам из разных месторождений идет в разные точки в России и за ее пределами. Это главный товар «Газпрома». А вокруг «Газпрома» существует колоссальная инфраструктура, которая строит, что-то производит, и т.д.
Мария Певчих: Совершенно верно. Открывает новые месторождения, прокладывает трубы, меняет старые трубы на новые, запускает большие проекты: «Северный поток», «Южный поток». Занимается производством, бурением, транспортировкой газа, продажей и всем прочим, вроде возведения огромного офисного центра в Санкт-Петербурге, в который «Газпром» переехал, клуба «Зенит» и огромного количества всяких сопутствующих проектов. «Газпром» — это страна в стране. И даже офис у них — если у кого была когда-то возможность побывать на улице Наметкина — это такой город в городе. У них там свои поликлиники, свои бассейны, свои детские сады, свое всё. И вот так они сами в себе варятся и сами с собой существуют.
И воровство, о котором речь идет в нашем расследовании, хищения происходят не на транспортировке газа, не на том, что где-то нитка куда-то не туда повернула, газ украли или продали дороже. Они воруют на другом, на том, что строительные подряды, которые иначе могли бы быть отданы на рыночных условиях, на конкурсной основе кому-то, кто готов этот подряд выполнить за меньшее количество денег в наилучшем качестве — уходят тем, кому хочет Миллер. А Миллер хочет, чтобы эти подряды уходили путинским друзьям, его собственным друзьям и ему самому.
Каждый кассир укрепляется, пускает корни у своего кассового аппарата и считает, что теперь ему полагается больше
Евгения Альбац: Вы говорите о том, что Алексей Миллер — это совершенно серая мышь, который был секретарем Путина в Санкт-Петербургской мэрии, когда Путин там возглавлял комитет по внешнеэкономическим связям, а потом был заместителем мэра и тоже курировал всю внешнеэкономическую деятельность. Когда Путин стал президентом и рассаживал своих людей, он посадил Миллера на «Газпром». Вы говорите о нем: это кассир «Газпрома». И вы хотите сказать, что он является главным бенефициаром?
Мария Певчих: Время идет, каждый кассир укрепляется, пускает корни у своего кассового аппарата и считает, что теперь ему, который когда-то давно так сильно помог этими кассовыми услугами, полагается больше. Этот кассир, как сказано в нашем расследовании, нанимает на работу своего 24-летнего зятя, свою падчерицу, потом каких-то других родственников. И им тоже положены деньги, подряды, зарплаты и прочие блага.
То есть изначально система была построена на доверенном лице, который грел кресло Путину в «Газпроме» — Путин всегда мечтал управлять «Газпромом», мечтал зарабатывать на «Газпроме». Точно так же он оперировал в 90-е, когда Миллер грел его кресло в морском порту Санкт-Петербурга. Но так как здесь, в отличие от 90-х, прошло не 5 лет на должности, а 20 (Миллер был назначен в 2001 году), то этих 20 лет было достаточно, чтобы и самому себе выстроить очень солидную кормушку. Кассир из обслуживающего персонала превратился в хозяина банка.
Евгения Альбац: То есть Алексей Миллер сейчас является реальным руководителем «Газпрома»?
Мария Певчих: Я думаю, что он является реальным руководителем. Является ли он бенефициаром «Газпрома» — я думаю, в меньшей степени. Бо́льшая доля, конечно, предназначена Путину, а Миллеру меньшая, но все равно солидная. Вы видели эти дворцы, квартиры, машины, самолеты. Это хорошая доля, которая записана на Миллера лично, которая ему полагается, видимо, за заслуги.
Большой кошелек Миллера
Евгения Альбац: Мне интересно, как делается такое расследование. Я так понимаю, что зацепились вы прежде всего за то, что «Мерседес», на котором Миллер попал в аварию на Рублевке, был записан на компанию «Владение-В». Что такое «Владение-В»?
Мария Певчих: Никто не знает. Хочется построить какую-то конспирологию про букву «В»…
Евгения Альбац: «Владение Вовы».
Дача была записана на «Владение-В», пока она строилась, а потом, когда достроилась, ее переписали на Миллера
Мария Певчих: Это должно бы называться «Владение-М» или «Владение-А» — это абсолютно точно миллеровская фирма. Она существует очень давно. Появилась, мне кажется, в начале 2000-х и существовала в более-менее легальном формате, принадлежала «Газпром-инвесту» какое-то время. Потом ее выбрали для использования в качестве «кошелька». Сейчас это «кошелек» Миллера, на который записывается всё, что нужно для его жизни и деятельности, будь то автомобиль, на котором он ездит, или дача, на которой он живет. То есть дача была записана на «Владение-В», пока она строилась, а потом, когда достроилась, ее переписали на Миллера.
Евгения Альбац: Вы имеете в виду дачу в «Гринфилде» или «Миллергоф»?
Мария Певчих: В «Гринфилде».
Евгения Альбац: Вы увидели, что что-то, принадлежащее Миллеру, находится на этой компании. Как вы увидели, что еще на ней лежит?
Мария Певчих: Что на ней лежит, увидеть суперпросто: в любом корпоративном реестре, будь-то «Контур.Фокус» и СПАРК. Есть дочерние фирмы и есть отчетность, которую фирмы ежегодно подают в налоговую. В этой отчетности, точнее в комментариях, в сопроводительной записке к бухгалтерской отчетности все достаточно четко показано. Несложно составить периметр компаний, которые с этим «Владением-В» связаны.
Евгения Альбац: Это доступная информация?
Мария Певчих: Эта часть абсолютно доступна по открытым источникам.
Евгения Альбац: Так вы определили отношения «Владения-В», миллеровской компании, с другими игроками — Ротенбергами, Манасиром и др.?
Мария Певчих: Нам про миллеровский дом в «Гринфилде» пишут с 2014-15 года. Мы видим, условно, что «Стройгазконсалтинг» строил этот дворец — на архитектурных планах, которые нам прислали, подпись: «Стройгазконсалтинг». А потом мы смотрим, с какой стати строит «Стройгазконсалтинг», а оформлено все на «Владение-В», то есть мы понимаем, что связь существует, что именно на «Владение-В» записываются активы, про которые нам все говорят, что это Миллер. Все — я имею в виду, кто нам пишет на наши твиттеры, ящики, социальные сети и прочее — люди, которые работали, которые что-то слышали, соседи … И нам жутко захотелось доказать, что это Миллер. Сделали мы это с помощью вертолета по нашей любимой формуле: что настоящий владелец не тот, на кого всё записано, а тот, кто этим пользуется.
Мы попытались доказать сначала, что Миллер ездит туда на машине. Не смогли, но зато узнали, что у него есть машина, записанная на «Владение-В» — тоже хорошая находка. А потом начали проверять, как Миллер передвигается еще. У него есть самолет. Это самолет «Газпрома», что просто увидеть по новостям… А потом мой коллега Георгий Албуров нашел такую закономерность, что каждый раз, когда самолет Миллера приземляется в аэропорту Остафьево, одновременно с этим в течение 10-15 минут оттуда взлетает вертолет и летит куда-то.
Евгения Альбац: А как он это нашел?
Мария Певчих: Есть сайты, который с радаров снимают показания о самолетах и вертолетах. Абсолютно официальный самолет «Газпрома» приземляется в Остафьево, и каждый раз вертолет, у которого есть газпромовская ливрея, забирает кого-то, кто только что сошел с самолета, и этот вертолет летит именно в «Гринфилд», садится на участке. Там по маленькой тропиночке от вертолетной площадки можно дойти до дворца. Вертолетная площадка тоже оформлена на «Владение-В».
И вот так мы попытались найти и доказать, что пользуется этим именно Миллер. Смотрели на вертолет, его историю за три-четыре года, сопоставили графики полетов. У нас есть кадры: мы его поймали в «Гринфилде». Заранее выехали с камерой, когда Миллер вылетел из Петербурга. Ждали его там. И нужный нам вертолет приземлился около дачи. Снимали с дрона на безопасном расстоянии.
Евгения Альбац: Лично Миллера вы зафиксировали в этом вертолете?
Мария Певчих: Нет, это технически сложно. Мы все-таки не Моссад или какая-то спецслужба, чтобы несколько дронов поднять с разным интервалом, чтобы они провисели в воздухе сколько надо и не были замечены. Что нам удалось с нашими навыками сделать — это вычислить, сколько времени займет перелет, оказаться в нужной точке и поднять дрон в тот момент, когда вертолет есть на вертолетной площадке, чтобы доказать, что вот он, газпромовский самолет, вот газпромовский вертолет, а вот дача. На газпромовском этом самолете никто кроме Миллера не летает, на этой даче, соответственно, никто кроме Миллера не живет.
Чего он боится?
Евгения Альбац: Хорошо, вы доказали, что это вертолет Миллера, он садится именно у этого дворца. Но как вы знаете, что этот огромный дворец (8,5 тыс. кв. метров и гостевой домик 3 тыс. кв. метров) принадлежит Миллеру, а не просто «Газпрому» и является резиденцией, домом приемов «Газпрома»?
Мария Певчих: Он записан на два собственника, которые скрываются за кодом «Российская Федерация» — обычно это физические лица. Мы не видели пока, чтобы юридические лица шифровались как «Российская Федерация».
Если это дом приемов «Газпрома», то у меня еще больше вопросов: почему тогда его покупает Марина Ентальцева? Есть доказательства, что дом фактически купила Марина Ентальцева.
Евгения Альбац: Давайте скажем, что Марина Ентальцева была секретарем Путина в Санкт-Петербурге. Когда Путин перебрался в Кремль, она была какое-то время шефом его протокола. И о том, что Марина Ентальцева и Алексей Миллер состоят в гражданском браке, много говорили в Москве. Я так понимаю, что вам Ентальцева нужна была не для «клубнички», а ровно потому, что у нее обнаружились 8 миллиардов рублей, которые позволили купить этот «домик».
Мария Певчих: И еще потому, что у нее обнаружилась дочь, и муж этой дочери, который получает в «Газпроме» 700 миллионов рублей. Марина Ентальцева нам была нужна далеко не для «клубнички». Самые плохие, самые коррупционные истории в нашем расследовании связаны с Ентальцевой.
Евгения Альбац: А почему Миллеру, который зарабатывает почти 2 млрд рублей в год (только официальная зарплата), потребовалась такая сложная конструкция, чтобы любимая женщина платила за его домик 8 млрд рублей?
Мария Певчих: Я думаю, что это, знаете, из левого кармана в правый. И на всякий случай нужно иметь более-менее нормальное право собственности, тем более на такой ценный объект. С 14-го по 20-й год этот дом принадлежал «Владению-В». Миллер им пользовался. А в 2020-м, что интересно, появилась потребность оформить право собственности. К тому времени Ентальцева ровно год как ушла с госслужбы, значит, можно уже оформлять на себя и на детей и не декларировать. Возможно, это было причиной, почему они решили расплатиться за этот дом, пускай частично. 8 миллиардов — это половина стоимости дома по нашим оценкам, но все равно достаточное основание для того, чтобы потом в условно честном суде принести документы и сказать: «А вот я заплатила. Вот у меня права на основании транзакции от ноября 2020 года. И ко мне перешло право собственности на этот объект».
Кроме того, «Владение-В» оформлено бог знает на кого — на молодого украинского мужчину Вадима Трегуба (седьмая вода на киселе, племянник племянника какого-то эфэсбешника). Неспокойно, я бы сказала, записывать все активы на одного человека, которого ты непонятно как контролируешь. Поэтому, естественно, свой личный дом, место, где они живут, где лежат их вещи, где живут их дети, они решили оформить на себя.
Я не знаю, кто конкретно прячется за двумя «Российскими Федерациями», которые в выписке Росреестра, но комбинаций не так много — либо Миллер и Ентальцева, либо дети.
Не сегодня завтра Путин может уйти, сменится режим, и придется в суде доказывать, что это принадлежит тебе
Евгения Альбац: Очень любопытно, что в 2020 году, в пандемию вдруг возникает потребность зафиксировать права собственности. То есть проблема наследования становится довольно острой…
Мария Певчих: Наследование тоже хорошая причина, чтобы оформить это на себя.
Евгения Альбац: Во всяком случае очевидно, что ситуация, когда можно иметь номиналов вроде этого украинского эфэсбэшника, становится некомфортной. Не сегодня завтра Путин может уйти, сменится режим, и придется в суде доказывать, что это принадлежит тебе.
Мария Певчих: Да. Она достаточно комфортная для каких-то других моментов, потому что на Трегуба по-прежнему записана тонна всего, что по-прежнему принадлежит «Владению-В»: в Сочи, в Геленджике, в Красной Поляне, в Питере. Но какие-то, видимо, самые чувствительные вещи — уже нет. Дом — это дом, это основное место жительства. Может быть, надо было обеспечить гарантированное право наследования для четырех детей.
Евгения Альбац: Миллер принадлежит к самой ближайшей обслуге Путина, не к друзьям, но к обслуге. Из того, что нам рассказывал еще Сергей Колесников, который работал на Путина, когда Путин проходил по всем аудиопленкам как «Михаил Иванович», Миллера за стол не приглашали, он был в другой комнате, как и Сечин. Тем не менее он креатура Путина. Почему он боится? Кого или чего он может бояться, публикуя налоговую декларацию, в которой указан домик на 8,5 тыс. квадратных метров?
Мария Певчих: Я не знаю, кого он может бояться. Когда Миллер носится, засекречивает свою зарплату, судится и запрещает «Форбсу» оценивать его доходы — кого он боится? Зарплата Миллера — это все вилами по воде, это расчеты исходя из вознаграждения совета директоров и его позиции в нескольких советах директоров. Его зарплата не подтверждена официально. Но почему-то он не хочет, чтобы это кто-нибудь знал. И точно так же с этим домом. Я уверена, что налоговой, условному Путину и ФСБ он, безусловно, об этом доме отчитался.
Я думаю, что им все равно очень неприятно. Им не хочется, чтобы мы знали. Им хочется, чтобы все было в тишине и спокойствии, чтобы в этой тишине, в абсолютно информационном вакууме они воровали, воровали, и никто их абсолютно не трогал, никто не задавал никаких вопросов.
Отважные дроны
Евгения Альбац: Вы показываете замечательные съемки с дрона, фотографии домика, который называется «Миллергоф», его долго называли подмосковным Версалем. Так вот дроны — почему их не сбивает охрана?
Мария Певчих: Чтобы увидеть дрон, летящий на высоте 50-100 метров, нужно непрерывно сидеть и смотреть в небо. Охрана таких мест устроена не так. Те случаи, когда пытаются сбить — кинуть камнем, выстрелить из специального ружья — это, как правило, случаи, когда охранник или администратор находится на улице. В обстоятельствах, когда охранник сидит в будке, как ему положено, и смотрит в камеры, заметить пролетающий дрон практически невозможно. Надо напряженно смотреть и слушать, потому что возможно в какой-то момент услышать жужжание. Если нет глушилок — а над этим местом, насколько я понимаю, их нету или они не работают, потому что мы этот дом сняли ближе, чем обычно снимаем. В целом, мне кажется, на Рублевке и Новой Риге много глушилок. Но тут не было того, что происходит, условно, в Ново-Огарево, когда мы десять раз пробовали снять, и дрон всегда вел себя плохо.
Евгения Альбац: Что значит вел себя плохо?
Мария Певчих: Он отказывается взлетать. Помните, писали, что GPS около Кремля показывает, что вы во Внуково. У него сбивается система: он думает, что он где-то еще. А у дронов — встроенный функционал: когда происходит какой-то сбой, они просто возвращаются домой. Они не падают камнем вниз, они возвращаются домой, отказываются летать или отказываются подниматься на определенную высоту.
Евгения Альбац: А почему над дачей Медведева не было этих глушилок?
Мария Певчих: Дача Медведева не является официальной резиденцией. Она зарегистрирована на не пойми какой фонд «Градислава», который в свою очередь зарегистрирован, по-моему, на какое-то ООО, которое принадлежит олигархам Михельсону и Симановскому из «Новатэка». У Плеса нет никакого статуса. И насколько я помню, там не то что слабые глушилки пришлось обойти — там вообще не было никаких глушилок. Снимали мы дом Медведева в 2016-м году, с тех пор технологии продвинулись. Последние серьезные глушилки, которые мы видели, были в Прасковеевке в Геленджике, где мы снимали дворец Путина. Но даже сквозь них в какой-то раз из четырех, когда мы пытались снять Прасковеевку, просто взяли и пролетели.
В первый раз архитектурный план дворца нам прислал человек, который там работал, с очень простой формулировкой: «Я ненавижу их всех…»
Евгения Альбац: Вы подробно рассказываете интерьеры дворца Миллера в «Гринфилде» по типу того, как рассказывали про дворцы в Геленджике и в Валдае. Надо заметить, там везде так или иначе присутствует итальянец Чирилло, о котором писал The New Times. Кстати, в Италии его особо никто не знает. Человек без архитектурного образования создает эту «кичуху», это золото для российских чекистов, которые падки на него необыкновенно. Объясните, каким образом вы знаете размеры спальни, как выглядит балдахин на совместной кровати Ентальцевой и Миллера, откуда вы знаете, что там существует зал, где выставлены подарки, прямо как у товарища Сталина?
Мария Певчих: Мы открыли ящик Пандоры с дворцом Путина. В первый раз архитектурный план дворца нам прислал человек, который там работал, с очень простой формулировкой: «Я ненавижу их всех. Они мрази, суки…» и так далее. И прислал нам все планы дворца. Мы офигели и не понимали, что так вообще может быть.
Евгения Альбац: А как вы узнали, что это аутентичный план?
Мария Певчих: Сравнили с внешним видом. Видно форму здания. Были очевидно утекшие фотографии, семь или восемь, где рабочие сидят на мебели. Сравнили на архитектурных планах буквально по каталогам. Сверили и поняли, что аутентичное. Форма помещения, окон — всё совпадает. Мы это в первый раз тогда опубликовали. До этого никогда не было архитектурных планов. А после этого на нас посыпались эти планы как из рога изобилия, мы их в буквальном смысле слова не успеваем публиковать. Мне кажется, что те люди, которые поддерживают нас, которые смотрят наши расследования, не понимали, что это ценная информация. Когда мы использовали ее для дворца Путина, нам в течение двух недель прислали каждую его резиденцию — каждую! И нам этого материала хватит еще на несколько лет вперед.
Очень много людей вовлечено в эти стройки. Такой план делается не для одного человека, а на целые команды. Он используется дизайнерами, закупщиками, теми, кто делает канализацию, проводку, электрику, декорации, кто красит, кто закупает мебель. То есть план существует у гигантского количество людей, что делает это хорошим для нас инструментом с точки зрения публикации: не сильно понятно, кто конкретно нам это слил. Каждый раз это могут быть разные люди. Посмотрев дворец Путина, все сообразили, что ФБК может с этими планами делать классные вещи. И наприсылали нам кучу планов на неймобот, на черный ящик, на е-мейл, в Телеграм, в Инстаграм.
Евгения Альбац: То есть вам рассказывали детали.
Мария Певчих: Да. Уже другие источники, уже когда мы стали искать целенаправленно людей, которые работали на стройке миллеровского дворца, нам рассказали, что Ентальцева принимала работы, а не сам Миллер. И было понятно, что это их совместная дача.
Дорогое убожество
Евгения Альбац: У вас есть гипотеза, зачем такой огромный дворец — 8,5 тысяч квадратных метров?
Если все в одной тусовке собирают спорткары — они меряются спорткарами. А вот эти меряются дворцами
Мария Певчих: Я сегодня пересматривала это видео конкретно в части пролета. И там есть момент, где дрон летит не по фронтальной части, а по торцу, и этот торец всё не заканчивается и не заканчивается. Там в ряд 17 или 18 огромных окон. Я не понимаю, зачем жить в доме, где из одного крыла в другое нужно идти пешком 12 минут. Ну, это какое-то безумие. У меня нет ответа на вопрос, почему так дорого, так огромно, откуда вся эти гигантомания. Но опять же, возможно, это все связано конкретно с Ланфранко Чирилло, с тем, что он строит в таком стиле.
Можно построить дико дорогой дом, но в стиле хайтек или еще каком-то. Или как это делает Ковальчук: у него в Геленджике такой дом и в Ленобласти. Он их как бы зашивает в холмы: строит такой футуристический дом, а сверху насыпается холм, застилается газоном, и с воздуха кажется, что как будто это просто холм с террасой. А на самом деле там те же самые 5 тысяч квадратных метров внутри.
Сейчас за такие деньги можно построить безумной красоты что-то, совершенно не напоминающее дворец. Но так как эти люди определенного бэграунда, определенного происхождения, с определенным культурным кодом, из одной тусовки, если выражаться грубо, то они меряются, хвастаются чем-то сопоставимым. И конечно, дворец Ротенберга до боли похож на дворец Миллера, а дворец Миллера до боли похож на дворец Путина в Прасковеевке. А потом это все вместе похоже на старый дом Чемезова. И вот так это все везде узнается: по вензельку, по карнизу, по виду колонн, по виду балконов и оформления ковки, которую они используют.
Я не знаю… Если все в одной тусовке собирают спорткары — они меряются спорткарами. А вот эти меряются дворцами.
Евгения Альбац: Вы показываете в этом расследовании, что взрослые дети этого семейства владеют супердорогими автомобилями, целым автопарком «Ламборгини», «Майбахов», «Мерседесов», «Гелендвагенов» — стандартный набор. Как вы определяли, что все эти автомобили не игрушки и принадлежат им?
Мария Певчих: Просто на них записано. Впрямую.
Евгения Альбац: А какова зарплата зятя Миллера, который практически, я так понимаю, контролирует все закупки в «Газпроме»? Это, конечно, откат на откате. И все-таки, какая зарплата? Он мог себе такое позволить?
Мария Певчих: Зарплата у него 700 миллионов рублей в год, 60 миллионов рублей в месяц. Если так поворачивать эту историю, то, наверное, и мог бы. Но я боюсь, что все не сойдется по годам. Потому что 700 миллионов он начал зарабатывать недавно, а машины начал скупать давно.
Обоюдоострая коррупция
Евгения Альбац: В каких случаях нужны биллинги? Вы их тут тоже использовали?
Мария Певчих: Нет, не биллинги, а банковские проводки. Не всегда получается доказать по открытым источникам. Мы уже 11 лет работаем одним составом над расследованиями. У нас достаточно неплохо развита не то что интуиция, а понимание, что вот это скорей всего так, а это так. Они на самом деле все воруют и прячут более-менее одинаково. Но для зрителей нужны доказательства. И мы везде прокладываемся несколькими слоями доказательств, чтобы мышь не проскочила. Поэтому вы вряд ли вспомните случаи, где у нас в расследовании были допущены какие-то серьезные ошибки или неточности.
Никакой секретности на самом деле в Российской Федерации толком нет, потому что кто-то обязательно продаст
Мы ищем дополнительные доказательства и не всегда в публичном поле. Всем известна коррумпированность российских мелких чиновников и то, что существует черный рынок баз, ботов, где в Телеграме или на специальных сайтах можно за пару долларов получить всю историю кого угодно: машины, адреса, зарплаты, перелеты за много лет. Большинство расследователей и журналистов умеют этим пользоваться.
Это обратная сторона путинской коррупции. Путин выстраивал эту коррупционную систему, чтобы быть бенефициаром воровства, записывать это все на своих друзей. А в результате благодаря этим дырявым системам, коррумпированным мелким чиновникам, удалось расследовать отравление Навального, удалось доказать, что сотрудники ФСБ за ним следили, или удается доказать, что конкретно этот человек или эта госкомпания платит за содержание дворца того же самого Путина в Геленджике. Эта штука самому Путину стреляет в ногу. Его система по отношению к нему коррумпирована точно так же.
Евгения Альбац: То есть никакой секретности на самом деле в Российской Федерации толком нет, потому что кто-то обязательно продаст.
Мария Певчих: Да. И мне страшно представить, как это работает с людьми, у которых реально много денег, не как у нас, а реально много и которые готовы платить миллионы за информацию. Существует причина, по которой за несколько недель до войны американские и другие западные спецслужбы достаточно точно рассказали, что и как будет. Существует причина, почему были известны в начале войны украинским войскам российские позиции, по которым они достаточно успешно работали.
Нельзя быть коррумпированным только в одну сторону. Невозможно сделать так, что вот мне и моим генералам ты продаешь эту секретную информацию, а кому-то другому не продаешь. Так не бывает.
Назад дороги нет
Евгения Альбац: Когда вы начали заниматься расследованиями? До самого последнего времени, до того, собственно, как вы сами засветились, когда Алексея отравили в Томске, о вас ничего не было известно.
Мария Певчих: В 2011-м году, в самом начале. «ВТБ и буровые установки» — первый кейс Навального, над которым я работала.
Евгения Альбац: А почему вдруг вы начали заниматься расследованиями? Вы же уже жили в Лондоне.
Мария Певчих: У меня возникло острое желание сделать этому режиму максимально больно, чтобы он максимально быстро закончился.
Евгения Альбац: Почему именно в 2011 году? Это было связано с протестами на Болотной?
Мария Певчих: Это было задолго, фактически за год до протестов на Болотной. Мне кажется, 2010-й год примерно, когда Навальный стал узнаваемым человеком, по крайней мере в интернете. Он уже писал про корпоративную коррупцию. Про сложные вещи, про финансовые махинации он писал достаточно доступно и просто, весело, с иронией, фирменными шуточками. Я пришла в офис, который был тогда на Таганке, и сказала: «Чем я могу быть полезна?» Я в тот момент около года жила в Москве (вернулась из Лондона и еще не уехала обратно). И вот думаю: пока я здесь попомогаю чем-нибудь. Я работала в финансах, я понимаю в бухгалтерской отчетности, понимаю примерно, как работает бизнес, я нормально соображаю. В России тогда не было нормальной расследовательской журналистики, поэтому мы сами учились это делать. По-моему, первое большое расследование, которое я полностью сделала сама — про РЖД. Это было во время мэрской компании.
Евгения Альбац: 2013 год.
Мария Певчих: Потом искали квартиры собянинской дочки — нашли. А потом начался YouTube. После фильма «Чайка» в декабре 2015 года аудитория в YouTube взлетела. На первой полосе «Коммерсанта» была фотография Юрия Чайки, который оправдывался. Это было, наверное, последний раз, когда что-то по нашим расследованиям было на первой полосе газеты. После этого дороги назад абсолютно не было. Заняли эту нишу, хорошо в ней обосновались. И параллельно с нами расследовательская журналистика, которую разогнали, всё закрыли, всех выгнали — сбилась в маленькие издания типа The Insider**, типа «Важных историй»**, «Проекта»**. И цветет российская расследовательская журналистика, находится в прекрасной форме.
Евгения Альбац: Пользуетесь ли вы базами данных Международного консорциума журналистов расследователей?
Мария Певчих: Да.
Евгения Альбац: У вас нет журналистского образования?
Мария Певчих: Нет. Мне родители не разрешили идти на журфак. Я очень хотела, но меня не пустили. Первое образование у меня — МГУ, социологический факультет. Второе образование — Лондонская школа экономики.
Евгения Альбац: А чем вы зарабатываете себе на жизнь? Расследовательской журналистикой заработать на жизнь нельзя.
Мария Певчих: Когда-то можно было делать коммерческие расследования на стороне. У меня была неплохая система, которая меня прокармливала. Но сейчас это невозможно. Все, что связано с моим распубличиванием и с новой ипостасью, в которой я нахожусь, я приняла полным комплектом: так получилось — ну, значит, так получилось. Теперь буду записывать ролики на YouTube, садится с умным видом и говорить: «Привет, сейчас я вам расскажу, кто украл у нас «Газпром».
Евгения Альбац: Следующее расследование уже идет? Вообще сколько времени длятся ваши расследования?
Мария Певчих: Вот такие большие — пару месяцев. Но не обязательно подряд. Мы «Миллера» начали до войны и законсервировали из-за войны. И вот только сейчас, в конце мая, доделали.
Какие-то расследования, как про путинскую яхту «Шехеразада», занимают вечер. Как-то быстренько всё сообразили. Какие-то расследования, как про Гергиева, занимают больше времени, потому что надо много ездить, снимать: пол-Италии объехали.
Евгения Альбац: А вам в кайф эта телевизионная часть вашей работы? Узнаваемость и всё, что с этим связано?
Мария Певчих: Абсолютно нет. Я этого избегала, и прекрасно всё работало до того момента, как они решили убить Алексея химическим оружием, а я оказалась рядом в той самой поездке, потому что мы снимали расследование в Сибири, в Томске.
Не могу сказать, что я от публичности страдаю, мучаюсь. Но я испытываю гораздо больше удовольствия от того, что я сижу над какой-то задачей и потом нахожу ответ, и всё сходится — вот от этого я получаю колоссальное удовольствие, прямо чувствую себя состоявшимся профессионалом…
* ФБК судом признан экстремистской организацией, его деятельность в России запрещена.
** The Insider, «Важные истории» объявлены в РФ «иностранными агентами», «Важные истории» и «Проект» внесены в список «нежелательных организаций».
