Собирательство — самое древнее хобби человека, которое психологически не менялось испокон веков. Зато с развитием материальной культуры разрастался список вещей и предметов, которые привлекали внимание собирателей. Кто такие коллекционеры, что они неутомимо искали издавна и что собирают в наши дни — узнавал The New Times
На первый взгляд залы магазина являли собой беспорядочную картину, в которой теснились все творения, божеские и человеческие. Чучела крокодилов, боа, обезьян улыбались церковным витражам, как бы порывались укусить мраморные бюсты, погнаться за лакированными вещицами, вскарабкаться на люстры. <…> Начало мира и вчерашние события сочетались здесь причудливо благодушно. Кухонный вертел лежал на ковчежце для мощей, республиканская сабля — на средневековой пищали. Г-жа Дюбарри с пастели Латура, со звездой на голове, нагая и окруженная облаками, казалось, с жадным любопытством рассматривала индийский чубук и старалась угадать назначение его спиралей, змеившихся по направлению к ней. Орудия смерти — кинжалы, диковинные пистолеты, оружие с секретным затвором — чередовались с предметами житейского обихода: фарфоровыми мисками, саксонскими тарелками, прозрачными китайскими чашками, античными солонками, средневековыми коробочками для сластей. Корабль из слоновой кости на всех парусах плыл по спине неподвижной черепахи. Пневматическая машина лезла в самый глаз императору Августу, сохранявшему царственное бесстрастие. Несколько портретов французских купеческих старшин и голландских бургомистров, столь же бесчувственных теперь, как и при жизни, возвышались над этим хаосом древности, бросая на него тусклые и холодные взгляды. <…> То было подобие философской мусорной свалки, где ни в чем не было недостатка — ни в трубке мира дикаря, ни в зеленой с золотом туфельке из сераля, ни в мавританском ятагане, ни в татарском идоле. Здесь было все, вплоть до солдатского кисета, вплоть до церковной дароносицы, вплоть до плюмажа, некогда украшавшего балдахин какого-то трона. А благодаря множеству причудливых бликов, возникавших из смешения оттенков, из резкого контраста света и тени, эту чудовищную картину оживляли тысячи разнообразнейших световых явлений. Ухо, казалось, слышало прерванные крики, ум улавливал неоконченные драмы, глаз различал не вполне угасшие огни. Вдобавок на все эти предметы набросила свой легкий покров неистребимая пыль, что придавало их углам и разнообразным изгибам необычайно живописный вид.
Оноре де Бальзак. «Шагреневая кожа»
Неважно — кто эти люди. Члены клуба «Форбс», вкладывающие в свою страсть миллион за миллионом, или скромные бюджетники, отрывающие последние деньги от семьи. Неважно, что они собирают, где живут, какого они пола, возраста, цвета кожи. Главное, что ради предмета своего вожделения они способны на все.
Ведь подлинный коллекционер (их иногда называют собирателями, что сути не меняет) внутренне готов на подлог, обман, покупку заведомо краденого, готов совершить кражу сам. Готов даже на убийство.
На этой собирательской алчности строится множество фильмов, литературных и телевизионных детективов. Вот только эта внутренняя готовность не означает, что он обязательно убьет, украдет, обманет. Но если зловещие поползновения в нем при виде заветного объекта или его обладателя не шевельнутся — перед вами коллекционер ненастоящий. Стремление к обладанию для коллекционера сильнее, чем тяга к власти для политика. Причем тот, кто отдался собирательству лишь для поднятия или упрочения собственного статуса, тоже коллекционер мнимый. Для настоящего же самое главное — остаться с желаемым один на один. Пусть это будет редчайшая крышка от пивной бутылки (их собирают бирофилы), шеврон второй роты третьего батальона Иностранного легиона (шевроны и нашивки собирают сигнуманисты), отпечаток губ оперной дивы начала ХХ века (их, как легко догадаться, коллекционируют губофилисты). Тайна обладания для подлинного собирателя не менее важная составляющая страсти, чем сам предмет. Мечта каждого из подлинных — чтобы в коллекции было что-то, что показать можно только самым доверенным людям. Одному из самых доверенных. Самому себе. Хотя по большому счету настоящий коллекционер не доверяет никому, себе в том числе.
Ведь подлинный коллекционер (их иногда называют собирателями, что сути не меняет) внутренне готов на подлог, обман, покупку заведомо краденого, готов совершить кражу сам. Готов даже на убийство.
Рог единорога
Следует отметить, что многие предметы, ныне считающиеся сокровищами, для их создателей и первых владельцев имели простую утилитарную ценность. Кроме того, многие из них ценны в первую очередь своей связью с теми или иными историческими персонажами или событиями. Так, предметом вожделения многих коллекционеров была кисточка для пудры, которой пользовалась приговоренная к смерти жена короля Генриха VIII Анна Болейн утром в день своей казни. Или нитка жемчуга, по преданию, снятая палачом перед казнью на гильотине с шеи королевы Марии-Антуанетты. Цена этих и им подобных артефактов настолько высока, что обладать ими могут позволить себе такие коллекционеры, как ныне здравствующая королева Великобритании Елизавета II.
И тут надо подчеркнуть, что обладание преобразует человека. Обладание предметом страсти, предметом коллекционирования — еще более. Представьте: вы идете по улице, собираетесь купить в аптеке средство от изжоги. Но помимо изжоги у вас имеется дома небольшая гравюра Дюрера. Авторский отпечаток. О том, что вы ее обладатель, не знает никто, гравюру вам продал давно покойный ветеран тыловых частей, привезший ее из поверженной Германии. Вопрос: как вы будете разговаривать с провизором? Ответ ясен: совершенно иначе, как если бы гравюры у вас не было…
Но это в наши дни страсть к собирательству стала явлением распространенным, а в античные времена коллекционеры были наперечет. Собирал геммы древнеримский писатель Плиний Старший, свитки, книги тех времен — великий оратор Цицерон. Собрание Плиния погибло вместе с хозяином при извержении Везувия, а книги Цицерона, после убийства владельца, присвоил заказчик злодеяния Цезарь Октавиан Август. Когда наступило Средневековье, от собрания Цицерона почти ничего не осталось. Не до собирательства! Ценилось в первую очередь то, что имело практическую ценность. В сокровищницах сеньоров и королей имелись фамильные украшения, золотые монеты, утварь из драгоценных металлов, богато украшенное оружие. Ценности собирались без какой-либо системы. Мемориальная составляющая была минимальной или исключительно индивидуальной. Собрание было призвано сохранить статус владельца, застраховать его от возможных возмущений.
В средневековой Европе нечто похожее на современные коллекции можно было встретить разве что в монастырях, где хранились ценные рукописи, мебель... И только с началом эпохи Возрождения происходит переход от сокровищниц к собранию. Наиболее значительные коллекции в XIV–XV веках имели герцог Бургундский, обладавший даже разветвленной сетью агентов для скупки произведений искусства, и вовсе не такой родовитый, но не менее удачливый собиратель, житель Базеля печатник Иоганнес Амербах — первый европейский нумизмат, собравший крупнейшую коллекцию монет, и первый графофилист, собиратель гравюр.
— А у вас нет такого же, но без крыльев?
— Нет!
— Будем искать!
Из к/ф «Бриллиантовая рука»
Однако первыми подлинными коллекционерами стали флорентийские Медичи. Именно Лоренцо Великолепный был, пожалуй, тем собирателем, кто заложил принципы европейской культуры музеев, хотя его собственная коллекция вовсе не была общедоступной. Медичи собрали коллекцию античных артефактов, монет, гемм, статуй и их фрагментов. Ценность коллекции уже определялась не суммой входящих в нее предметов, не их стоимостью. Не только красотой того или иного предмета. И даже не исторической ценностью. Это было нечто, что уже имело некую ценность абстрактную, неисчислимую в реальных деньгах, но в случае необходимости поддающееся оценке. Весьма приблизительной. Подверженной конъюнктуре, в том числе политической и, если так можно выразиться, религиозной. Например, Савонарола вообще ни в грош не ставил собрание Медичи. Еще следует отметить, что во времена Великолепного ценились такие предметы, которые нынче имеют ценность условную. Например, рог единорога (на самом деле рог морского млекопитающего нарвала) был после смерти собирателя оценен в 6 тыс. флоринов, а картины Ван Эйка и Утрилло по 30 флоринов каждая.
Цена бесценного
Но со времен флорентийских Медичи пошло по миру ходульное выражение о бесценности произведений искусства, чтобы в фильме «Семнадцать мгновений весны» оказаться доведенным до абсурда. Вспомним, как приехавший в Берн на сепаратные переговоры эсэсовский генерал Вольф, военный преступник и нацист, ставит на место «атлантического либерала» из окружения американского эмиссара Даллеса. «Они бесценны!» — как заведенный повторяет «принципиальный» генерал Вольф устами Василия Ланового, в то время как «атлантист» все допытывается: ну сколько же стоят Рембрандт и Эль Греко, украденные вольфами и теперь предлагаемые в качестве разменной монеты за сепаратный мир? К слову, коллекционирование в России получило серьезное подспорье, когда многие из бесценных сокровищ с помощью уже упомянутого ветерана тыловых частей и иже с ним оказались на ее территории. Для антикваров настали хорошие времена…
Двадцатый век не только изменил границы государств, не только поставил под сомнение принципы гуманизма, но и сдвинул казавшиеся прочно сформированными основы коллекционирования. Промышленная революция, возникновение постиндустриального общества, глобализация сделали возможным собирательство таких вещей, о которых как о предметах коллекционирования прежде и помыслить не могли. С развитием общества потребления появились собиратели зажигалок (пирофилисты), наклеек на чемоданы (кофрокартисты), а также проездных билетов, талонов и карточек (перидромофилисты), собиратели брелоков для ключей (коноклефилисты) и магнитиков на холодильник, дающих представление о географии путешествий их владельца (мемофилисты).
Снобизм и зависть — неоценимые союзники антиквара.
Эрих-Мария Ремарк. «Тени в раю»
Собиратели снов Исследуя феномен собирательства, многие психологи делали вывод, что собирательство подчинено механизму вытеснения страха смерти. Собиратель материальных, осязаемых объектов таким образом надеется продлить свое существование, противопоставляя хаосу и разрушению строгость и выверенность выстроенной по жестким принципам коллекции, в которой всегда находит отражение его глубинное «Я». Настоящий коллекционер собирает, по сути, то, чего ему недостает в повседневной жизни. Так формируются собрания географических карт и филателистические коллекции с видами далеких островов, до которых коллекционер никогда в реальности не доберется. Так собираются береты спецназа разных стран и времен человеком, который как минимум в силу своей профессии (врач-педиатр) никогда не станет спецназовцем, даже если его мобилизуют в действующую армию. Вот только отмечавшееся некоторыми исследователями стремление к собиранию все более виртуальных объектов становится в известной мере знамением времени. Ведь наряду с коллекционированием раритетных автомобилей растет число тех, кто пытается сохранить от разрушения и тлена то, что подвержено им в значительно большей степени, чем автомобили. Пример с губофилистами (см. выше) иллюстрирует эту тенденцию. Пока еще собирательство снов остается прерогативой психоаналитиков. Но тема их коллекционирования активно разрабатывалась Милорадом Павичем, а что написано на бумаге, рано или поздно находит воплощение в реальности.
Если что — имеется парочка дубликатных снов на обмен...
Наибольший отряд собирателей и коллекционеров составляют любители антиквариата (антикварами правильно называть тех, кто в той или иной степени сделал из своего увлечения бизнес). Эти коллекционеры охотятся за: 1) мебелью; 2) тканями и одеждой; 3) коврами; 4) часами; 5) предметами искусства; 6) музыкальными инструментами; 7) изделиями из серебра, золота и драгоценных камней; 8) контрольно-измерительными приборами; 9) керамикой и посудой (в том числе из стекла); 10) монетами и медалями; 11) книгами и рукописями (в том числе старинными географическими картами и глобусами); 12) оружием и доспехами; 13) предметами обихода; 14) игрушками.
Филателисты (марки) и филуменисты (спичечные этикетки), филокартисты (почтовые открытки) и стилокартисты (собиратели карандашей) и прочее-прочее-прочее к занимающимся антиквариатом не относятся.