Сувенир
Жену мою, Таню, арестовали в 1980, меня — на год с небольшим позже. Формальное обвинение у обоих, как и у моего отца за несколько лет до этого, было по статье 70, «антисоветская агитация и пропаганда». Попросту говоря, мы сохраняли свое человеческое достоинство, читали что хотели, писали правду о нашей жизни, любили друзей. Это и было «преступлением». Наши тюремщики старались унизить и сломать нас. Одним из методов была изоляция. Переписка в те времена официально запрещалась на время следствия, а потом, после суда — с большими ограничениями по режимным правилам, с конфискациями или вычеркиваниями по правилам цензурным, ну и с «пропажами» на почте уже безо всяких правил. В сталинское время были приговоры «без права переписки». На излете советской власти так уже не говорили, но все еще делали. Например, за пять лет моего лагерного срока Таня получила всего два письма от меня.
Следствие, самое тяжелое время начала изоляции, длилось обычно около года, и в это время ни писать, ни получать письма было нельзя. А получать передачки было можно. Кстати, часть продуктов для этих передачек покупалась на рынке, где продавцы частные, и можно поторговаться о цене. Не раз я получал скидку после простого вопроса: «А если вот это — в тюрьму, заключенному? Тогда почем?» Передавать можно было не только продукты, но и то что называлось «предметы первой необходимости», например, зубные щетки. Так к Тане в следственную тюрьму КГБ Лефортово попала зубная щетка от меня (желтая на фото) с несколькими словами поддержки и любви, накорябанными на ней иголкой, которые можно было прочитать только повернув щетку к свету под определенным углом.
Таня получила щетку, прочла и ответила мне тем же способом год спустя из лагеря в Мордовии в тюрьму в Лефортово, где теперь была моя очередь (тетки-тюремщицы, которым я примелькался в окошке передач, всплеснули руками «Ну наконец-то! А то мы заждались»). Таня «ответную» щетку дала своей матери на лагерном свидании, та передала моей матери, а уж потом и я получил ее в передачке. Вы бы ожидали любовных записок на зубной щетке в передаче от матери, когда вас посадят в тюрьму? Вот и мне в голову не пришло.
В лагерь я ехал с двумя большими рюкзаками, где всякого разного было с запасом, чтобы поделиться, в том числе и щеток было — две. «Политиков» полагалось возить в «столыпине» в отдельной клетке, но не всегда это соблюдалось. Так я оказался «с народом, там, где мой народ, к несчастью был». Нас было 18, что ли, не меньше, это точно, на четырехместное купе. На втором и третьем ярусе были устроены полати с узеньким люком — только протиснуться. Ну и вот, зовут меня какие-то бывалые уголовники спуститься к ним в «партер» на первый уровень. Обнимают этак ласково за плечи и говорят: «От большого немножко — это не грабеж, а дележка. Правильно?» «Отчего не поделиться, — говорю, — только много не дам, в зону везу». Так и отдал одну зубную щетку, вторую оставил себе. Щетка эта прошла со мной все обыски, этапы и пересылки, чудом не сгинула за лагерные годы. Ну да, так 5 лет ею и пользовался. Обычно я, когда рассказываю, на этом месте шучу, моему зубному, мол, не говорите. Но в лагере врачи не такие, которых этим можно бы смутить.
Советская пенитенциарная система (тьфу, что за слово такое, язык сломаешь, небось те, которые образованность свою показать хочут, вот они и выдумали), то бишь тюремно-лагерная система устроена как матрешка. Вот есть (был то есть) Советский Союз, это большая зона, всех держать, никого не пущать. Как там у Галича — «над блочно-панельной Россией как лагерный номер Луна». В наше время лагерные бирки были уже с фамилиями, не с номерами, да разница не велика. Внутри большой зоны есть много зон поменьше (Танин лагерь так и называли «малой зоной», ввиду малочисленности). А в каждой такой малой зоне есть тюрьма, тогда она звалась ПКТ, «Помещение Камерного Типа». И в каждой такой тюрьме — карцер, ШИЗО, штрафной изолятор. Вот в этом карцере я и сидел. Долго. Разболелся зуб. Прошло всего несколько месяцев, зуб уже только ноет — и вот долгожданное свидание с врачом. Здоровый такой детина, рукава уже закатаны, держит в волосатых руках что-то вроде клещей и вежливо так интересуется:
«Ну, какой зубчик драть будем?»
«Что ж так сразу и драть? Мне бы пломбу поставить».
«Нет, это я не умею. Только драть».
Такой вот доктор. Ну да что говорить, не так уж много воды утекло после того случая, и зубная проблема была решена окончательно: чего нет, тому и не болеть.
Так возвращаясь к щетке. Прошли лагерные годы, мы с Таней воссоединились в ссылке, и как-то она меня спрашивает:
«Ну ты записку мою прочитал?»
«Какую записку?»
«Да на зубной же щетке!»
И тут до меня наконец дошло. Прочитал. Храню теперь как дорогой сувенир.
