Даже в условиях войны, которая складывается для России хронически неудачно, заявление российского Министерства обороны 9 ноября об отступлении из Херсона выглядело катастрофой. Херсон был первым крупным украинским городом, захваченным после вторжения, и одним из четырех регионов, которые Россия аннексировала всего пятью неделями ранее после фиктивных референдумов. В октябре оккупационные власти города украсили его улицы рекламными щитами, провозглашающими, что Россия здесь «навсегда», и Москва публично заявила, что взятие города стало одним из главных успехов войны. Но к моменту аннексии российские войска уже с трудом удерживали позиции против продвижения украинских войск. В конце концов в Кремле было принято решение отступать.
Это отступление, последовавшее за успешным контрнаступлением Украины в Харьковской области в сентябре, заставило российские элиты усомниться в целях вторжения. К людям, которые с самого начала выступали против войны — но молчали, чтобы остаться в безопасности, — присоединилось множество тех, кто поддерживал войну, но убедился, что вторжение было ошибкой с самого начала, и уже хочет, чтобы оно закончилось. Некоторые из них беспокоятся, что президент Путин не способен руководить, он склонен к ошибкам и слишком эмоционален в принятии решений.
Голоса представителей «патриотических» сил России, которые еще недавно призывали Москву продолжать войну, пока армия не дойдет до самого Киева, теперь стали звучать гораздо более реалистично. На популярном Telegram-канале «Образ будущего» анонимный автор написал, что Москва должна попытаться заморозить конфликт и сначала провести реформы в своей стране. Известный Telegram-патриот Юрий Баранчик стал утверждать, что блицкриг Москвы провалился, что России следует прекратить попытки продвинуться вперед и вместо этого укрепить существующие позиции и сосредоточиться на внутренних проблемах. Известный телеведущий Александр Медведев недавно сказал, что Россия должна признать, что ситуация на фронте плохая, и признал, что Москву ждут новые поражения. Даже такие агрессивные националисты, как Алексей Живов, утверждают, что результатом войны стал крах политической системы России. Многие из этих авторов настаивают на том, что вместо того, чтобы воевать в Украине, Россия должна заняться внутренними делами и решить такие серьезные проблемы, как коррупция.
Некоторые на Западе стали считать, что растущий разлад в России создает возможности для прекращения войны, и что возможно даже существует влиятельный электорат, который хочет, чтобы Москва смягчила свою риторику и вступила в реальные переговоры с Киевом о прекращении войны. Но даже если в стране и растет потребность «переосмыслить» войну и сосредоточиться на внутренних проблемах, существуют препятствия, затрудняющие превращение этих реалистов в миротворцев.
Российские реалисты опасаются любых переговоров, которые могут привести к унизительному результату, что может угрожать их политическому будущему и даже их физической безопасности. Примечательно, что никто из российского руководства публично не поддержал территориальные уступки, что было бы равносильно признанию поражения России и могло бы привести к уголовному преследованию. По этой же причине элита страны не осмеливается выступать против президента Путина. Несмотря на все неудачи, российский лидер остается для них тем лучшим вариантом сохранения режима, который обеспечивает их безопасность.
Если Запад хочет, чтобы эти реалисты превратились в партию мира, он должен предельно ясно дать понять Москве, что мир не приведет к стратегической катастрофе или государственному краху. В противном случае внутренняя политика будет по-прежнему благоприятствовать войне. Никто не будет предлагать мир, опасаясь потерять свое место в иерархии, даже если Россия и будет проигрывать. Напротив, по мере того как поражения будут нарастать, Москва будет действовать все более активно и опасно.
ВЫХОДА НЕТ
В путинской России существует различные определения поражения. Для военного руководства поражение 0151 это последовательность неудач на поле боя, для националистически настроенных сторонников жесткой линии — это существование «антироссийского» государства в Украине, для спецслужб — это проигрыш в российской конфронтации с Западом. Для прочих элит поражение означает только то, что угрожает их личной и политической безопасности. Но почти для всех в России, включая реалистов, поражение — это отвод российских войск на линии контроля, существовавшие до войны. Такой шаг не только ознаменовал бы конец российского влияния на Украину, но и стал бы началом новой геополитической реальности, унизительной для Москвы.
Для российской элиты отход будет не просто унизительным, но и опасным. Эти люди не думают, что смогут примириться с Украиной, если просто согласятся отойти на позиции России до 24 февраля и начать переговоры о контроле над Донбассом. Они не верят, что прекращение военных действий возможно без риска потерять Крым. Они считают, что если Россия отведет свои войска туда, где они находились в начале 2022 года, то это сделает саму Россию уязвимой для распада.
Как написал еще в мае Дмитрий Тренин, бывший директор Московского центра Карнеги, «стратегическое поражение», которое Запад «готовит для России», означает, что «театр гибридной войны» просто переместится из Украины дальше на восток, к границам самой России, существование которой в ее нынешнем виде окажется под вопросом». В Telegram-каналах многие россияне высказывают мнение, что Запад будет настаивать на отставке Путина как о части возможного соглашения. Многие консерваторы считают, что если Путин падет в результате такой сделки, то в конечном итоге возникнет более прозападное правительство, которое откажется от стратегических задач России и позволит стране физически распасться. Российская элита рассматривает войну против Украины не как экспансию, а как войну за самосохранение.
В России считают, что за распадом государства последуют международные уголовные расследования, возможно, даже трибунал по военным преступлениям. Такая перспектива пугает российскую элиту, пусть она непосредственно и не участвует в войне. С самого начала Путин не дал возможность ни одному из ведущих представителей государственного или частного сектора России остаться в стороне. Чиновники, которые пытались дистанцироваться от вторжения — как это сделали премьер–министр Михаил Мишустин, глава Центрального банка Эльвира Набиуллина и мэр Москвы Сергей Собянин — были фактически призваны работать на войну. Так, Мишустин был назначен Путиным руководителем «специального координационного совета», созданного для объединения гражданских и военных властей с целью удовлетворения потребностей правительства в военное время. И вместо того, чтобы дать технократам возможность контролировать и уравновешивать влияние военных и силовиков, совету были жестко заданы задачи обеспечения военных интересов, отчего Мишустин вынужден действовать в соответствии с их приоритетами. Сейчас Мишустин обслуживает потребности вооруженных сил, занимаясь мобилизацией экономики для войны. Он не может продолжать свою собственную программу мирного времени и сосредоточиться на развитии экономики.
Российская элита рассматривает войну с Украиной как войну за самосохранение
Война также изменила Сергея Кириенко, руководителя внутренней политики Путина. Будучи технократом, Кириенко использовал войну для укрепления своего положения, став ответственным за политическую интеграцию оккупированных частей Украины в Россию. Однако Кириенко был плохо подготовлен к трудностям этих задач, и его подталкивали к более тесному сотрудничеству со спецслужбами. В результате он начал подражать окружающим его «ястребам» и в значительной степени утратил свою прежнюю репутацию прагматичного, хотя и несамостоятельного актора.
Многие другие некогда умеренные члены элиты прошли аналогичный путь. Сегодня режим Путина берет на вооружение многие элементы военной диктатуры. «Ястребы» находятся на вершине, политические репрессии уничтожили всю реальную оппозицию, быстро заглушив проявления открытого несогласия. Военная истерия сделала людей из милитаристской, ранее маргинальной, элиты, вроде Евгения Пригожина, более влиятельными. И это подтолкнуло многих других деятелей режима к принятию крайних взглядов, которых они раньше избегали. Даже Дмитрий Медведев, который, будучи президентом, считался либералом, начал выступать с дикими диатрибами против НАТО и Украины через Telegram. Сегодняшний политический мейнстрим в России состоит из мощного движения за войну, для которого вторжение является экзистенциальной задачей с целью выживания. Для них победа должна быть обеспечена всеми возможными средствами — включая ядерное оружие. Они не видят места для мирных инициатив.
РАЗДЕЛЯЙ И ВЛАСТВУЙ
Для российской элиты демонстрация поддержки войны является ключом к политическому выживанию. Многие все чаще высказываются в поддержку эскалации, и эта тема стала мейнстримом. Несмотря на различные интересы, технократы, спецслужбы, консервативные националисты и бизнес-лидеры в основном едины во мнении, что Россия не может проиграть, ибо иначе это приведет к краху режима, от которого они все зависят.
Однако в Москве наметился глубокий раскол в вопросе о том, как решить эту задачу. Самые последовательные сторонники войны, включая идеологических консерваторов, таких как Николай Патрушев и Рамзан Кадыров, предлагают провести полную мобилизацию, перевод всей российской экономики на военные рельсы и нанесение по Украине удар всеми силами, включая ядерное оружие. Эти ультранационалисты все еще думают о победе, которая должна привести к уничтожению Украины. В противовес им реалисты считают, что у Москвы нет ресурсов, необходимых для победы. Вместо этого они предпочитают подход, при котором Россия сможет избежать новых поражений и заморозить войну, создав оборонительные линии вокруг своих нынешних позиций и используя подкрепления, чтобы остановить возможное украинское продвижение.
В российской элите нет никого, кто поддержал бы отход России на позиции, занятые ею после 24 февраля
Реалисты могли бы публично настаивать на замораживании конфликта в рамках временного соглашения с Западом при согласии Украины. Однако сначала им придется преодолеть радикальных «ястребов», которые готовы воевать в Украине до победного конца и остаются доминирующими во внутриполитическом дискурсе. Для этого им придется убедить Путина признать реальность и выбрать более трезвый подход к конфликту. Но даже если Путин сдастся и признает, что лучшее, что может сделать Россия — это заморозить войну, это не развеет опасения элиты по поводу выживания и территориальной целостности России перед лицом Запада, который, по мнению даже реалистов, хочет подчинить себе Россию.
Соединенные Штаты и Европа мало что могут сделать, чтобы оградить реалистов от внутренних угроз. Но если Запад хочет начать диалог с Кремлем, ему следует предложить, чтобы мирные переговоры между Россией и Украиной велись параллельно с переговорами между Россией и США по стратегическим вопросам. В ходе этого диалога Москве должны быть предоставлены гарантии того, что Россия будет оставаться независимым государством, и Соединенные Штаты могли бы сделать это, согласившись обсудить будущее НАТО. Запад также может гарантировать, что Украина не станет частью глобального «антироссийского» проекта, как это понимает Путин.
Учитывая все те военные преступления, которые совершила Россия, такой исход не слишком удовлетворит ни Украину, ни ее западных партнеров. Но иначе у Путина нет другого выбора, кроме как воевать и бомбить Украину. И в отличие от многих представителей российской элиты, Путин считает, что Украина все равно обречена. Его нынешняя личная цель — тактическая: остановить наступление Киева, удержать линию фронта, а затем ждать, пока украинское государство рухнет само собой, что, по его мнению, является лишь вопросом времени. Путин может даже пойти на эскалацию, прибегнув к ядерному оружию.
Дать понять реалистам, что мир с Украиной не приведет к неизбежному краху России, — задача крайне сложная. Но это может быть единственным способом заставить Кремль прекратить войну. До тех пор даже у реалистов из элиты нет иного выбора, кроме как делать ставку на сильное государство и своего лидера.
Татьяна Становая – стипендиат Фонда Карнеги за международный мир, основатель и генеральный директор компании R.Politik, занимающейся политическим анализом.
