Путинская идея «возвращения и укрепления» земель советской (как минимум) империи на самом деле сопровождает совершенно другой процесс — продолжающийся распад имперского пространства, приобретший трагический характер спустя три десятилетия после того, как в существовании СССР, казалось, была поставлена точка. В ноябре 1991 года в интервью Юрию Щекочихину Михаил Горбачев произнес фразу, которая оказалась пророческой: «До большой крови еще не дошло». Кровь уже проливалась, но первый и последний президент Советского Союза понимал, что это только начало. Империя Русского мира, которой грезят Путин и его ближний круг, оказалась, по сути, антисоветской империей: устанавливая свои права на существование, эта воображаемая конструкция использует отнюдь не мягкую силу, по пути разрушая то самое наследие СССР, о котором так скорбит вождь и многие наши соотечественники.
Ракетный удар по ДнепроГЭС — это символ не восстановления империи, а отказа от ее материального наследства
Несоветский Союз
Самоутверждая себя, империя Русского мира разрушает достижения именно советской империи. Прежде всего, гибнут люди, родившиеся и выросшие в советское время — по обе стороны границы их осталось немало. Разрушается инфраструктура СССР, которая строилась не годами, а десятилетиями. Ракетный удар по ДнепроГЭС — это символ не восстановления империи, а отказа от ее материального наследства. Если даже допустить, что путинские строители собрались бы восстанавливать разрушенное после «освобождения» Украины, на это при существующей ресурсной базе ушли бы не годы, а десятилетия. Это один из критериев, позволяющих понять, что путинская Россия — это не СССР.
Представление российской пропагандой украинцев как недолюдей — это отказ от фасадного, дозированного, несколько лживого, но все-таки существовавшего советского интернационализма. Представить себе тот язык ненависти, который используется пропутинскими медиа, в советские времена, во всяком случае поздние — невозможно. Зато он сравним с диалектом более ранней и параноидальной стадии существования Советского Союза — послевоенного периода борьбы с «безродными космополитами». Так что прецеденты в имперской истории были, но не при позднем СССР.
Если Путин считает себя почти формальным лидером того, что осталось от СССР и СНГ, то это тоже иллюзия: напуганные масштабом последствий «спецоперации», бывшие советские республики аккуратно сторонятся агрессивного соседа. Заодно используя период его очевидного ослабления как шанс вырваться вперед в экономическом смысле, в том числе используя человеческие ресурсы, поступающие из России.
Путинская Россия отказывается от европейских рынков сбыта нефти и газа, которые формировались в течение более полувека и позволяли Советскому Союзу продлевать свое существование. Такая условно «самотлорская» модель (по имени самого большого в СССР и седьмого в мире нефтяного месторождения, открытого в Самотлоре, Коми, в 1965 году. — N.) существования была присуща и режиму эпохи Путина, в котором более двух десятков лет шли бесконечные разговоры о диверсификации экономики. Но теперь и разговоров таких нет, а есть поворот сырьевых потоков на Восток с большим дисконтом.
В идеологии мотивы во многом схожи именно с поздним сталинским периодом, но не с последующими периодами, особенно хрущевским, когда началась десталинизация. То, что происходит сейчас — это, напротив, сталинизация. Это попытки возвращения туда, откуда пытались уходить Хрущев и Горбачев, и даже, как ни странно, Брежнев, умевший балансировать идеологические установки и историческую политику.
Исторический опыт Советского Союза показывает, что после периода жесткой и полумягкой диктатуры одного лица наступает период если не реформ, то либерализации
Два мифа
Куда ведет эта антисоветская дорожка? В последние недели разговор идет о двух сюжетах, уже превратившихся в своего рода мифы: во-первых, после Путина может стать еще хуже, потому что придут люди, которые готовы действовать совсем без правил; во-вторых, начнется распад России.
Что касается первой темы, то в течение долгих лет среди системных либералов был популярен дискурс, согласно которому, если допустить по-настоящему свободные выборы и отказаться от патерналистской модели Путина, избиратели приведут к власти фашистов. Логика Михаила Гершензона из сборника «Вехи» (1909) с его известным тезисом о том, что только правительство с его штыками защищает «нас» от масс. Защищало, как мы помним из опыта 1917 года, не слишком эффективно.
В итоге мы имеем то, что имеем: во всяком случае обществу навязывается, скажем так, ультраконсервативная идеология; власть автократа продлена на неопределенно долгий срок; построена военно-полицейская система с изоляцией от мира; идет «спецоперация». Игра продолжается без правил. Вот результат конформизма и неверия в демократию и ее процедуры, прежде всего — в ротацию власти.
Исторический опыт того же Советского Союза — другого у нас нет — показывает, что после периода жесткой и полумягкой диктатуры одного лица наступает период если не реформ, то либерализации. Так было после смерти Сталина, когда три его наследника Берия, Маленков и Хрущев соревновались в идеях преобразования системы, хотя до этого ничто не указывало на их либеральные интенции. Так было и после «гонки на лафетах», череды смертей престарелых генсеков, когда на смену им пришел человек изнутри системы, оказавшийся реформатором — Михаил Горбачев.
Что касается распада России, то неравномерное развитие ее территорий и бедность многих из них порождают значительную зависимость от федерального центра. Прежде всего финансовую в виде трансфертов из федерального бюджета — это по-настоящему объединяет страну. Да, конечно, во многих областях, краях и республиках есть антимосковские настроения, которые, как в случае Хабаровска-2020, могут даже трансформироваться в антипутинские. Да, в истощенных призывом и военной мобилизацией регионах могут обнаружиться публичные проявления недовольства, но будут ли они до такой степени значимыми, что отдельные территории начнут отделяться от Москвы? Окажется ли эта антимосковская энергия столь же масштабной, что и в те времена, когда республики предпочли сольную карьеру пребыванию в «союзе нерушимом»? В этом есть как минимум определенные сомнения.
Словом, аналогии с СССР возможны, но они в существенной мере условны. Те, кто построил нынешнюю систему, не могут повторить Советский Союз. Это — другая история. Которая, впрочем, рано или поздно закончится сворачиванием проекта новой империи ввиду его полной неэффективности и нереализуемости.
Фото: RFE/RL*.
*Андрея Колесникова и RFE/RL Минюст России считает «иностранными агентами».
