Владимиру Жириновскому открыт памятник на Новодевичьем кладбище. В современной России он стал вторым человеком из не президентского ряда, чью память чтят с такой надрывной энергией на государственном уровне — с венками от всех первых лиц и главных институций. Первым был Евгений Примаков, чей консерватизм, впрочем, очень мягкий и осторожный, служил неким идеологическим образцом, но не поведенческим — примаковский разворот самолета над Атлантикой в 1999-м все-таки не похож на начало «спецоперации» 23 года спустя.
Восходящий мусоропровод
Жириновский, пожалуй, полная противоположность Примакову, однако и он чрезвычайно важен для сегодняшней власти: больше трех десятилетий всероссийский клоун закрывал ультраправую и популистскую нишу (причем в этом он был пионером, предвосхитив трампизацию мировой политики), страховал национал-патриотическую энергию от превращения ее в нечто неформальное и опасное для власти, а также работал в качестве одного из атлантов, десятилетиями поддерживавших фальшивые фасады квази-многопартийной системы России. Этот прецедент, пожалуй, означает, что как минимум Геннадий Зюганов со временем удостоится тех же посмертных почестей, что и Жириновский — в путинский период постсоветской истории у него был такой же функционал внутри партийной системы, а именно, удерживать коммунистическую энергию масс в контролируемых рамках, руководя ею из поселка управления делами президента «Снегири».
Для сомнительных фигур, возведенных пропагандой в ранг «героев», имперская политика и «спецоперация» стали карьерной и социальной лестницей
И ведь не каждому дано лечь во второй по значению после Кремлевской стены усыпальнице страны — многие крупные государственные деятели (уж точно покрупнее Жириновского) такой чести не удостоились, ограничившись периметром Троекуровского кладбища. Например, постоялец тех же «Снегирей» в эпоху Верховного совета СССР А.И. Лукьянов. Но загробные иерархии здесь пока определяет Кремль, хотя остаются еще и коммерческие опции — как в старом советском анекдоте, когда умелый делец договаривается для клиента о месте на Новодевичьем — «но лечь надо завтра».
Это часть более широкой проблемы — мемориализация антигероев истории России. В наши дни «героями» становятся не Юрий Гагарин и Валерий Харламов, как в годы мягкой силы Советского Союза, а Моторола, Жириновский и Максим Фомин/Владлен Татарский.
Для сомнительных фигур, возведенных пропагандой в ранг «героев», имперская политика и «спецоперация» стали карьерной и социальной лестницей. В поздние советские времена — и в этом отличие того исторического периода от нынешнего — все эти персонажи с экзотическими биографиями не имели бы шанса продвинуться по карьерной лестнице и остались бы маргиналами.
Давно сказано философом Александром Рубцовым, что при путинизме вырабатывается отрицательная кадровая селекция — работает на полную проектную мощность «восходящий мусоропровод». В такой системе честные и талантливые носители нормальных человеческих, гуманистических, а не «традиционных» ценностей не имеют шансов влияния на политические и управленческие процессы. Отрицательная селекция распространяется не только на политико-управленческую сферу, но и, например, на науку. Потому что перспективы для ученых такие: или сесть за шпионаж преимущественно почему-то в пользу нашего большого друга Китая (хотя если он друг, то какие могут быть от него секреты?), или быть запертым в своего рода современной шарашке, если речь идет о специалисте в точных или естественных науках, или в случае гуманитария воспевать чудесное устройство политической и экономической системы, построенной Путиным.
Моторолизация памяти
Это хорошо видно на примере деградации некогда престижнейших конференций вроде Гайдаровской, которая вообще тихо умерла, или Апрельской в ВШЭ, которую организаторам хватает цинизма называть Ясинской в честь патриарха российского либерализма и сооснователя Вышки Евгения Ясина. Многозначительное наукообразное мелкотемье — это все, что за редкими исключениями в основном в сфере социального анализа способны выдавать подцензурные экономические мыслители. Гуманитарные науки интересуют власти лишь с точки зрения индоктринации молодых поколений мифологизированной историей страны и мира, во многом заменяющей государственную идеологию.
Режим и держится на штыках, ракетах, охранниках, бюрократии надзорных ведомств, тайной и нетайной полиции, подложных диссертациях, коррупции и беспросветной лжи обо всем
Мало того, что еще до «спецоперации» число научных работников в России последовательно сокращалось, само начало катастрофы в 2022 году спровоцировало масштабный отъезд ученых — и тех, кто ощущал угрозу со стороны силовиков, и тех, кто идеологически был несовместим с правилами существования и работы в путинизированной токсичной среде, и тех, кто опасался мобилизации. Новые «герои» России — отнюдь не из научных кругов. Их символ — кувалда, их кумир — моторолообразные персонажи, вынесенные на поверхность архаической «романтикой» окопов.
Государство хотело бы слепить из нации удобный народ, послушный и увлекающийся «подвигами» не ученых и правозащитников, а сделавших «героическую» карьеру на человеческом горе бандитов, уголовников и маргиналов. Когда навязываемыми идолами нации становятся многочисленные моторолы, а не, например, Андрей Сахаров, тогда и начинается хорошо темперированная Кремлем и его медийной машиной деградация. Тогда можно борьбу с коррупцией, контроль за лженаукой и плагиатом объявлять подрывом основ государства. И это будет правдой — режим и держится на штыках, ракетах, охранниках, бюрократии надзорных ведомств, тайной и нетайной полиции, подложных диссертациях, коррупции и беспросветной лжи обо всем. И на воспитании в людях автоматического послушания, активного равнодушия и двойного сознания.
Попытки найти в этом всем рациональность бесполезны. В зрелом путинизме она, хотя и примитивная, но была: основная масса граждан пребывала в политическом анабиозе, однако прекрасным образом вкушала плоды рыночной экономики и не лезла в большие аферы и мелкие делишки политико-финансового правящего класса. Даже после 2014 года в той или иной степени сохранялась эта прагматика. Однако именно путинская модель авторитаризма стала терять рациональность в логике «Сказки о рыбаке и рыбке»: аппетит пришел во время еды, захотелось большего — империи, царства Русского мира. Сработал синдром старухи, захотевшей стать «владычицей морскою».
Проснулся русский мессианизм. Его можно было бы назвать славянофильским, поскольку он построен на тезисе, характерном еще для XIX века, о загнивании Запада и особой духовности русского народа и о его превосходстве над всеми остальными бездушными западными нациями. Но славянофильство боролось с деспотизмом, а в случае сегодняшнего массового путинизма русская идея повенчана с авторитарной властью. Эта комбинация и привела к попытке военного решения проблемы расширения Русского мира и контроля за ним и к репутационно-антропологической катастрофе России. Прагматический (или казавшийся прагматическим) авторитаризм, лишенный ротации первого лица и его истеблишмента, выродился в самоедскую сатрапию, не характерную для XXI века.
Главный некрополь тоже отразил эту трансформацию — рядом с такими масштабными историческими фигурами, как Михаил Горбачев, Борис Ельцин, Егор Гайдар «лег», да еще и был «отлит в граните» популист Жириновский, помогавший Путину строить режим, начавший «спецоперацию». Уж лучше бы персонажей нашей эпохи хоронили у Кремлевской стены или прямо в ней — вместе с Менжинским, Дзержинским, Вышинским. И Сталиным. Так было бы логичнее.
Фото: ТАСС.
* Андрея Колесникова Минюст России считает «иноагентом».
