Советские вторжения в страны, считавшиеся зонами интересов СССР, и пиковые напряжения в отношениях с другим мировым полюсом, США, были эффектными, но, как правило, сравнительно короткими. Примеров множество. Берлинский кризис 1948 года (блокада Сталиным Западного Берлина), подавление венгерского восстания в 1956-м, второй (хрущевский) берлинский кризис 1961 года (впрочем, здесь можно говорить о нескольких годах фоновой напряженности, но главное — строительство Стены), Карибский кризис 1962-го, вторжение в Чехословакию в 1968-м, война Судного дня 1973 года с приведением в боевую готовность ядерных сил США в результате взаимной неуступчивости СССР и Штатов, причем в разгар детанта.
Да, последствия этих кризисов еще долго аукались. Например, в ЧССР отношение к Советскому Союзу испортилось на годы, но и в СССР подавление Пражской весны обозначило период внутренних политических заморозков. Да, афганская война заняла десятилетие, а целое поколение прошедших через этот кошмар военнослужащих получило название «афганцы». Но при всей фамильной близости былых попыток СССР удержать свои зоны влияния в повиновении и сегодняшней «спецоперации», никогда положение не казалось столь безвыходным и безнадежным.
Искусство каналостроения
Все дело в том, что почти каждая из упомянутых историй оказалась отмечена способностью советских руководителей, даже Сталина, задуматься о последствиях и уступить — зачастую ради того, чтобы не быть уничтоженными самим. Уважение к противнику, попытки взвесить последствия для себя и мира, добрая воля к переговорам, а значит стремление к их результативности — всего этого нет в сегодняшних обстоятельствах и все это напрочь отсутствует в поведении Путина и его элит.
Именно поэтому он довел дело до той стадии, когда Запад стал считать его абсолютно токсичным: если со стороны Кремля нет желания вести переговоры и идти на уступки, с противоположной стороны такое желание тоже постепенно исчезает, а потом пропадает окончательно. В результате — тупик. И мы все живем в ситуации Карибского кризиса. Но только длящегося не несколько дней, как это было в октябре 1962-го, а месяцами, с перспективой перехода на долгие годы, если не произойдет армагеддона, ядерного или техногенного.
Это какой-то не многополярный, а многобесполярный мир, где никто не может поставить точку в конфликте и остановить катастрофу. Это — перманентный Карибский кризис. Такого история человечества еще не знала, и творец этого феномена — В. В. Путин.
Холодная война на этом фоне — торжество упорядоченности отношений и стабильности красных линий. Период, когда обострения сменялись периодами проявления той самой доброй воли. Первая попытка детанта, сорвавшаяся из-за убийства Джона Кеннеди и отставки Никиты Хрущева. Вторая, удавшаяся, попытка разрядки при Леониде Брежнева и Ричарде Никсоне (а потом отчасти при Джеральде Форде). Исторически недавний образец ответственного поведения — тандем Бориса Ельцина и Билла Клинтона. Медведевско-обамовская «перезагрузка» в таких исторических декорациях выглядит всего лишь вымученной «перегрузкой».
Здесь приходится вспоминать об утраченном искусстве строить тайные каналы, back-channels, позволявшие стремительно обмениваться информацией и купировать кризисы. Способен ли сейчас Путин прислушаться к папе Римскому? Разумеется, нет. Хрущеву же хватало доброй воли всерьез воспринимать призывы папы Льва XXIII к миру и принимать у себя в Москве и Пицунде посланника Кеннеди, американского журналиста Нормана Казенса, осуществлявшего многоканальную связь между американским президентом, папой Римским и советским первым секретарем.
Классика жанра — канал связи между Анатолием Добрыниным, послом СССР в США, и Генри Киссинджером, советником по национальной безопасности американского президента. Канал, позволивший разрядке стать реальностью. В критических ситуациях этот back-channel тоже срабатывал, хотя здесь уже играли свою роль специфические и весьма доверительные отношения Брежнева и Киссинджера.
Поцелуй Брежнева
В менее известной, чем Карибский кризис, истории потенциального противостояния Соединенных Штатов и Советского Союза в октябре 1973-го две сверхдержавы почти вынужденным образом столкнулись в результате начала войны Судного дня — нападения Египта и Сирии на Израиль. Действия арабских государств поначалу были успешными, что, разумеется, сильно насторожило американскую администрацию, но потом началось еще более успешное контрнаступление израильских войск, что в свою очередь вынудило не спать ночей брежневское политбюро. Именно тогда Брежнев попросил Никсона прислать Киссинджера для переговоров — то есть сторонами, которые считали возможным всерьез повлиять на стороны арабо-израильского конфликта, была проявлена добрая воля. Из Москвы Киссинджер отправился в Иерусалим, но у него было две ключевых задачи — максимально оттянуть время начала периода прекращения огня, хотя об этом была достигнута договоренность в ООН (израильтяне хотели завершить окружение египетской армии) и не допустить появления в зоне конфликта советских военных. Между тем президент Египта Анвар Садат, будучи сильно напуганным, призвал в качестве разъединяющей силы даже американские войска. Брежнев предложил совместное появление советских и американских войск. В результате некоторого недопонимания Брежнев отправил Никсону послание, сообщив, что если США не примут это предложение, СССР введет войска в одностороннем порядке. Никсон, занятый в это время Уотергейтским скандалом, расценивался его советниками как фигура не вполне дееспособная, и ситуацию контролировал лично Киссинджер, который допустил и нарушение израильтянами режима прекращения огня, и приведение ядерных сил США в боевую готовность. Тем временем Египет отозвал свою просьбу о совместном вводе войск, а Брежнев принял предложение американцев направить в зону конфликта не военных, а наблюдателей. Детант доказал свою состоятельность, но в то же время и ограниченное действие — раз уж столь враждебные действия двух сверхдержав оказались в принципе возможными. Но стороны сохраняли ответственность, способность контактировать друг с другом и со сторонами конфликта (хотя в какой-то момент Киссинджер раздраженно заметил, что он «госсекретарь Соединенных Штатов, а не психиатр правительства Израиля») и, самое важное, уступать.
Напряжение спало, и когда представитель СССР в ООН Яков Малик продолжал по привычке обличать американцев, Киссинджер цинически и иронически заметил в разговоре с Джоном Скали, послом США в Организации Объединенных Наций: «Передайте Малику, чтобы он попридержал язык, иначе я его отправлю в Сибирь. Я знаю Брежнева лучше, чем он. Спросите его, целовался ли он когда-нибудь в губы с Брежневым. Я — да».
Непристойное предложение
Тогдашняя дипломатия выработала важное правило — если сверхдержавы сталкиваются, например, во Вьетнаме, это не должно влиять на иного рода договоренности, уж в ядерной сфере — точно. Ровно такой подход предложил недавно российской стороне советник президента США по национальной безопасности Джек Салливан: давайте возобновим диалог по ядерным делам, безотносительно к тому, что происходит на других направлениях наших резко ухудшившихся отношений. Сделаем так, как в течение всей холодной войны делали наши предшественники — разговаривали и уступали друг другу. В буквальном смысле ради мира на земле.
В ситуации полного отсутствия какой бы то ни было вообще архитектуры безопасности это предложение звучало как весьма здравое и своевременное. Однако пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков отделался общими словами, зато МИД выступил как яростный цербер главной «традиционной» ценности Путина — прямолинейной неуступчивости и безоглядной воинственности сегодняшнего российского руководства. Замминистра Сергей Рябков произнес нечто загадочное, такое мог сочинить искусственный интеллект: инициатива США направлена на «сохранение и укрепление своего превосходства в некоторых сферах с претензией на полное доминирование, а также на дальнейший слом баланса интересов». Споуксвумен Мария Захарова нашла повод для упражнений в риторике: «Мы не увидели никаких признаков того, что ради декларируемой Вашингтоном приверженности контролю над вооружениями США готовы отказаться от цели нанести нам «стратегическое поражение» и фактически добиться устранения России с международной арены как суверенного и полноправного политического игрока».
Пожалуй, никто не сделал больше для устранения России с международной арены как полноправного игрока, чем Путин и его «дипломатия», отменившая всякую дипломатию в традиционном значении этого слова. На выходе не будет ровным счетом ничего. Это действительно уникальная ситуация в истории международных отношений. И самая опасная. Перманентный Карибский кризис продолжается.
*Андрея Колесникова Минюст считает «иноагентом».
