Столетие Александра Николаевича Яковлева 2 декабря прошло незаметно. Лишь два противоположных крыла времен перестройки отметились каждая републикациями статей: Фонд Горбачева поместил на своем сайте текст Горби из сборника к 80‑летию архитектора перестройки, сайт «Советской России» — материал Геннадия Зюганова от 7 мая 1991 года «Архитектор у развалин» в виде открытого письма Александру Николаевичу.
И. о. агента
Почему‑то Яковлеву любили писать открытые письма с элементами обличения. В конце 2019 года журнал «Москва» опубликовал интереснейшие, но чрезмерно запальчивые «письма» Александру Николаевичу от Георгия Куницына, с которым они дружили в ранний период работы в ЦК. Георгий Иванович, работая в отделе культуры Центрального комитета, в том числе исполняя короткое время обязанности заведующего этим отделом, пока не пришла «шауризация культуры» (по фамилии нового заведующего Шауро), безмерно много сделал для продвижения работ лучших режиссеров советского кино — от Андрея Тарковского до Марлена Хуциева.
В те годы Куницын и Яковлев были близки. Сходство биографий — почти ровесники. Оба — выходцы из глубинки. Ветераны Великой Отечественной. Почти одновременно были назначены и. о. заведущих отделами ЦК. Яковлев так и не избавился от приставки и. о. главы Агитпропа до своей опалы и «ссылки» в Канаду. Кстати, на замену ему — без приставки — секретарь ЦК Петр Демичев предлагал перспективного Михаила Горбачева, но ареопаг счел неправильным преждевременно срывать его с важнейшего для сельского хозяйства страны поста первого секретаря Ставропольского крайкома. Возможно, Яковлев не избавился от приставки ввиду так и не снятых подозрений по поводу симпатий к группе Александра Шелепина, метившего на место Брежнева. Как раз в своих «письмах», то есть мемуарах в эпистолярном жанре, Куницын и вспоминает, как в 1965‑м, при подготовке доклада к очередному партийному слету, Яковлев ему намекал на могущество и даже прогрессивность «железного Шурика».
Если обобщить претензии Куницына к Яковлеву — это карьеризм и отказ от идеалов. Яковлев был верным марксистом-ленинцем, зачищал идеологическое пространство, не помог «Новому миру» Твардовского в период гонений и даже опалу пересиживал в «золотой клетке» — в Канаде. А потом вдруг стал виднейшим демократом.
Обвинения в высокой степени стандартные. Если не считать еще одного — подозрений в сотрудничестве с западными спецслужбами. Ну не мог же быть Советский Союз развален без них. А кто был главным идеологом перестройки — Яковлев. Обвинения эти в жанре спецоперации исходили от КГБ. Притом что Александр Николаевич сам сделал крупнейшую кадровую ошибку — продвинул на пост председателя секретной полиции Владимира Крючкова, который на него же и объявил охоту.
Обвиняли Яковлева и в том, что его статья «Против антиисторизма», опубликованная 15 ноября 1972 года, была написана с ортодоксально марксистских позиций и громила, по сути, диссидентскую линию, хотя и почвенническую. Яковлев действительно принимал участие в балансировании литературно-журнальных течений, заменявших в 1960‑е партии — националистического («Молодая гвардия», «Огонек», «Наш современник», «Москва»), более святого в ортодоксии, чем сам Центральный комитет («Октябрь») и либерального («Новый мир»). И прекрасно понимал: войну с антисемитами и национал-империалистами, тем более, с его руководящих, но не сверхвысоких, позиций, можно было вести, лишь обезопасив свой текст обильным цитированием классиков и употреблением советского марксистско-ленинского словаря.
Именно так поступил «новомирский» критик Александр Дементьев в своей статье «О традициях и народности» («Новый мир», 1969, № 4). О публикации своей статьи тогда Яковлев уведомил только Петра Демичева, а отправил в печать без санкции высших должностных лиц и в ту редакцию, где это можно было ему самому сделать без санкции — в «Литературке» (хотя главред Александр Чаковский, опытный бегун между струй, предупреждал цековского публициста о возможных тяжелых последствиях). К слову, годы спустя Александр Николаевич в ответной статье на «Не могу поступиться принципами» Нины Андреевой, выступившей против либерального смысла перестройки в 1988 году, вставил в уже согласованный с Горбачевым текст абзац против национализма и антисемитизма — эта тема не оставляла его. За что и получил нагоняй от Михаила Сергеевича, поначалу заподозрившего в чрезмерном либерализме и тем самым нарушении баланса в партийных раскладах своего помощника Анатолия Черняева.
Архитектор из Канады
В Канаде Яковлев установил прекрасные отношения с тамошним истеблишментом, включая премьер-министра Пьера-Элиота Трюдо. (Наряду с давней стажировкой Александра Николаевича, его успехи на канадском направлении стали основанием для обвинений в работе на западные спецслужбы.) Что, собственно, принесло огромную пользу для двусторонних отношений. Трудности возникли со шпионским скандалом, когда более десятка работников посольства оказались чекистами, с чем Яковлеву, получившему неопровержимые доказательства от канадцев, пришлось согласиться. Юрий Андропов ставил вопрос об отзыве посла, главный же идеолог страны Михаил Суслов осадил главного чекиста: «В Канаду Яковлева не КГБ назначал и не ему его снимать». Михаил Андреевич знал толк не только в идеологическом, но и в аппаратном балансе, а об абсолютном доверии к нему Брежнева знали все. И боялись.
Впоследствии, в 1983 году, в ответ на визит министра сельского хозяйства Канады в СССР, в Северную Америку прибыл куратор сельского хозяйства страны Советов Михаил Горбачев. Яковлев убедил Трюдо в том, что это будущий руководитель страны — это при живом‑то (правда, тогда уже еле живом) Андропове, который лично сократил продолжительность визита будущего Горби на треть. И Горбачева в Оттаве встречали по высшему разряду. Там‑то и произошли довольно откровенные — без прослушки — беседы двух будущих руководителей империи о положении дел в стране.
По приезде Горбачев убедил Андропова вернуть Яковлева в Москву. Что и произошло: Александр Николаевич возглавил ИМЭМО, один из главных мозговых трестов советской власти. Оттуда и пошли от него реформаторские бумаги в аппараты различных уровней. Настолько реформаторские, что один из докладов Госплан не решился отправить в ЦК. (Впрочем, такое происходило с Госпланом далеко не в первый раз, бумаги возвращались и даже сжигались от греха подальше: легенда свидетельствует, что один такой доклад ЦЭМИ был сожжен во дворе Академии наук при личном участии главного академика Мстислава Келдыша — сразу после разноса от председателя Госплана Николая Байбакова).
В 1985‑м, после прихода Горбачева к власти, Яковлев стал заведущим отделом пропаганды, уже без приставки и. о. и почти с карт-бланшем на формулирование идеологии перестройки. В скором времени в противовес лидеру консервативного крыла КПСС Егору Лигачеву он стал олицетворять либеральную линию в окружении генерального секретаря и получил неформальное звание «архитектора перестройки». Возвращение исторической правды и реабилитация жертв сталинизма, как и избавление от национализма и антисемитизма, стали главной линией либерализации и духовного освобождения советской системы. Как, собственно, сейчас возвратная сталинизация и закрепощение исторической правды становятся основной линией в укреплении развитого путинизма.
Далее — член Политбюро, секретарь ЦК, народный депутат СССР, затем член Президентского совета, потом, в 1991‑м, расставание с Горбачевым с попутным предсказанием путча против него.
Гордыня без достоинства
Есть фото, которое часто используется теми, кто хочет подчеркнуть подрывную сущность деятельности агента Яковлева — в беседе с кем‑то Александр Николаевич лукаво и зловеще прищурился, что не слишком типично для его очень спокойного, парадного партийно-правительственного лица. А есть карандашный портрет (см. рисунок) проницательного художника Бориса Жутовского, сделанный в 1995 году для серии «Последние люди империи». Лицо Яковлева на этом портрете очень спокойное, но глаза... глаза полны грусти и горечи. Тогда он и рассказал «Бобе» Жутовскому, как во время путча 1991 года у него под окнами дежурили две машины. Как подкладывали под дверь кладбищенские венки (гэбэшный стиль!). Угрожали по телефону. Сожгли автомобиль дочки, в сына — известного философа, редактора знаменитой в конце 1980‑х серии «Из истории отечественной философской мысли», стреляли. В случае реальной победы ГКЧП Александр Николаевич был обречен.
Последние его годы ушли на восстановление памяти о сталинских репрессиях и репрессированных. Тома документов, изданных им — памятник жертвам. Он устанавливал этот памятник. Нынешние власти его оскверняют и демонтируют — уничтожают места памяти репрессированных, срывают таблички «Последнего адреса»... Александр Николаевич был из тех, кто смог преодолеть предубеждения, которые были свойственны даже лучшим людям из его поколения. Главное из них — резко отрицательное отношение к единственным реальным реформам в стране, реформам Егора Гайдара. В 1990‑е даже не столько Борис Ельцин, сколько эти два человека персонифицировали движение страны к нормальному и гуманистическому строю. Эти два человека — самые шельмуемые и непонятые и сегодня.
«Чужой среди своих» — очень точно называется биография Яковлева, написанная журналистом Владимиром Снегиревым. Таким он и был — делавший карьеру внутри строя, чтобы потом этот строй изменить, точнее, как казалось в начале 1990‑х, свести его на нет. А как иначе? В конце концов все реформы в России делаются сверху, выходцами из управляющего класса.
В год смерти Александра Николаевича, в 2005‑м, вышла книга его размышлений и воспоминаний с неоптимистическим названием «Сумерки». Почему же такой пессимистический итог, тем более в тот период, когда в России все вроде бы все росло и колосилось? В конце книги Яковлев объяснился: «Исторически совсем недавно мы вознамерились догнать время. Но увы, оно снова убегает от нас... мы еще рабы, но с претензиями, которые в третьем тысячелетии просто смешны. Потому как больны гордыней без достоинства... Вот уже 20 лет Реформация (с 1985 года. — А. К.) бьется лбом о видимые и невидимые стены... Бежим к свету, а попадаем в темноту. Почему?.. Пора нам перевернуть парадигму власти. Не Государство — Общество — Человек, а Человек — Общество — Государство».
Александр Яковлев надеялся на лучшее, но опасался худшего. Худшее и произошло. Пошли ли прахом его усилия, опыт его жизни? Сейчас, внутри одного из самых отчаянных периодов нашей истории, кажется, что да. Но пока остается хотя бы напоминать о том, что у нас есть наследие — интеллектуальное и политическое — таких людей, как Александр Николаевич. Возможно, рано или поздно оно будет востребовано и вскрыто с использованием, казалось бы, несложных перестроечных кодов — гласность, демократия, ротация власти, права человека, свободная экономика. И ему не уготовлено забвение. Сумерки окажутся не вечерними, а утренними.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
