Уж коли зло пресечь,
забрать все книги бы да сжечь
А. С. Грибоедов, «Горе от ума», 1824
Если до недавнего времени доносчики заглядывали через плечо читателям, чтобы узнать, какие сайты они смотрят, то теперь государство заинтересовалось тем, какие книги читают граждане России. И превентивно вырывают эти книги из рук.
Интересно, что именно компетентные органы собираются делать с изымаемыми тиражами Бориса Акунина, Дмитрия Быкова и остальных? Будут сжигать? Пожалуй, это следующая стадия, которая вынуждает находить разнообразные схожие черты у тоталитарных режимов. Пока достаточно того, что книги Акунина, Быкова и других примкнувших к ним авторов читатели станут прятать, читать тайно и беречь, как сокровище. Как когда-то — самиздат и тамиздат.
Все разумное и человечное не просто должно исчезнуть — ему надлежит быть замененным: едиными учебниками, рассуждениями Патрушева о мировом заговоре, «научными» статьями о нашествии рептилоидов
Власть не просто вторгается в частную жизнь человека, она хочет, чтобы подданный предоставлял государству свое тело — для того чтобы отправить его в окопы, отдавал свой голос — для того чтобы продолжать править на квазилегитимной основе, рожал детей — чтобы они стали солдатами или биологической машиной для дальнейшего воспроизводства пушечного мяса.
В этом смысле запреты на аборты и чтение Акунина — одно и то же. Это запрет человеку распоряжаться самим собой. Своим телом, своими глазами, своим мозгом.
Государство хочет, чтобы глаза человека не останавливались на тех строчках, которые заставляют думать, а уши не слышали слова, вынуждающие оставаться разумным существом, способным к критическому мышлению, выходящему за пределы устава караульной службы и учебников Мединского–Торкунова.
Заблокированные медиа (хотя все не заблокируешь), опустошенные репертуары театров (хотя все спектакли, вызывающие нежелательные аллюзии, не запретишь), прореженные библиотеки и книжные магазины (хотя все книги, побуждающие к самостоятельному мышлению, не изымешь и не сожжешь) — это признаки попыток государства тотально присутствовать в жизни человека, метить весь мир вокруг него вывесками «иноагент», «нежелательный», «экстремист». Все разумное и человечное не просто должно исчезнуть — ему надлежит быть замененным: едиными учебниками, рассуждениями Патрушева о мировом заговоре, «научными» статьями о нашествии рептилоидов. Безумие и невежество становятся социальной нормой, одобряемыми типами мышления и поведения. А иначе тоталитарное государство не построить. И тогда книги Акунина и Быкова, как когда-то Солженицына, будут стоять во втором ряду домашней книжной полки, обернутые в газету «Комсомольская правда». И только телевизор продолжит источать свое ядовитое гипнотическое мерцание...
Самоцензура издательств, книгопродавцов, библиотек, фестивалей и ярмарок подыгрывает государственной цензуре и помогает насильственному вторжению в характер чтения. Многие сопротивляются, другие превентивно сдались без боя, третьи уже готовы сдаться, потому что устали бояться. Обыск в издательстве «Захаров», в конце 1990‑х открывшего феномен Акунина — это то, что попало в публичное поле. Но вторжение органов состоялось не только в этом издательстве: посетили они и еще несколько издательских домов, зачем-то даже прошерстив детские подразделения, сотрудники которых судорожно прятали собственные экземпляры — пока не запрещенных, но потенциально «нежелательных» книг. Посеять страх методом демонстративного наказания оступившихся — стандартная, но довольно успешная политтехнология.
Путинская модель власти — результат во многом добровольной сдачи общества, это облегчало работу государственным ведомствам, каждое из которых теперь силовое — от ФСБ и СК до Минпроса и Минкульта
Дидактическим примером должно стать и наказание за сам факт хранения «нежелательных» книг. Как в случае штрафа в отношении Европейского университета в Санкт-Петербурге, где были обнаружены книги, изданные при поддержке Фонда Сороса. Впрочем, был в истории России период, когда других книг в области гуманитарного знания практически и не существовало — Джордж Сорос на свои деньги спасал российскую науку, библиотеки, книгоиздание, и в это дело были вовлечены и государственные органы, и общественные организации. Тогда уж надо было штрафовать госструктуры с теперешними «нежелательными» активно сотрудничавшие. Все эти сюжеты выглядят абсурдно, но тоталитарное вторжение в жизнь человека и есть театр абсурда. Только это не просто представление, а действие. И действие репрессивное, насильственное.
В Большой театр назначается директором придворный музыкант Путина; лояльный глава Союза театральных деятелей меняется на агрессивно-лояльного персонажа — лавры манновского «Мефисто» не дают ему спать спокойно; презентации книги Аси Казанцевой срываются; представители органов вскрывают замок склада «Захарова»; журнал «Новый мир» убирает с сайта работы Акунина; договоры издателей с «иноагентами» не заключаются; типографии отказываются печатать запретные журналы и книги... И это все — явления одного ряда — страх парализует. Именно такой вид паралича общества и нужен государству — оставить читателя наедине с эзотерикой, Z‑поэзией, дугинщиной и прилепинщиной.
Впрочем, пока абсолютная монополия невозможна. Мешает то обстоятельство, что общество за годы капитализма было модернизировано, и многие не готовы смириться с национализацией частного пространства. Да и администрировать тотальную национализацию частной жизни путинской машине всеобщего выравнивания, гляйхшальтунга, непросто. Но это вопрос готовности тех, на кого давят или потенциально будут давить, к сотрудничеству с властью — то есть к самоцензуре и выученному конформизму. В конце концов, путинская модель власти — результат во многом добровольной сдачи общества, это облегчало работу государственным ведомствам, каждое из которых теперь силовое — от ФСБ и СК до Минпроса и Минкульта. Иной раз равнодушие и соглашательство эффективнее страха зажимают рот и закрывают глаза обществу. Но если хотя бы кто-то рискнет жить и работать нормально и отвечать решительно «Да» на недоуменный вопрос пугливого обывателя «А что, так можно было?», государство не сможет тотально «надзирать и наказывать», а также вырывать из рук книги.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
Фото: bangkokbook.ru
