Общим местом стало сравнение сегодняшней политической модели, сформированной совместными усилиями Путина, его команды и попутчиков‑конформистов, из пассивных становящихся агрессивными, с советской политической системой. Схожих черт немало, впрочем, по риторике, Z‑языку, абсурдности преследований, в том числе внесудебных, самой атмосфере в стране нынешний режим скорее имеет смысл сравнивать с позднесталинскими годами, чем с вялым поздним брежневизмом. Да, репрессии еще не обрели совсем уж массовый характер, но в них (пока) нет и экономической необходимости. Хотя наверняка путинский режим проделает эволюцию к еще более непродуктивным, чем расходы на ВПК и силовиков, тратам на железные дороги в вечной мерзлоте, ведущие в никуда, или к проекту переброски сибирских рек — абсурдизация не имеет конца, хотя и имеет финансовые ограничения.
«Дать меньше по сто девяностой»
Политические статьи Уголовного кодекса множились в основном в 2022 году, в 2023‑м и теперь уже 2024‑м законодатели сосредоточились на антиконстуционном ограничении прав граждан, в частности «иноагентов», которых уже можно сравнивать с «лишенцами» времен начального бронзовения советской власти. Хотя и усугубление собственно уголовных санкций тоже имеет место — расширение применения конфискации имущества по политическим статьям опередило советский УК 1960‑х годов.
Статьи, касающиеся «дискредитации» армии и схожих сюжетов, по самому замыслу «законодателя» можно сравнить с классическими советскими политическими статьями — 70‑й и 190‑прим (антисоветская агитация и пропаганда и распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй: первая была наследницей сталинской 58‑й, а вторая возникла в силу увеличения числа политических проступков и возникновения зрелого диссидентского движения, начиная с середины 1960‑х). Все и в самом деле происходит, как в конце 1960‑х, когда появился «Адвокатский вальс» Юлия Кима:
Судье заодно с прокурором
Плевать на детальный разбор.
Им лишь бы прикрыть разговором
Готовый уже приговор.
Скорей всего, надобно просто
Просить представительный суд
Дать меньше по сто девяностой,
Чем то, что, конечно, дадут.
Так вот, по данным «ОВД-инфо»*, «фигурантов «антивоенных» уголовных дел, то есть дел за различные формы выражения антивоенной позиции, стало больше — на 19 декабря 2022 года мы насчитывали 378 человека в 69 регионах России, на 18 декабря 2023 – 794 в 78 регионах. За 2023 год в список преследуемых за антивоенную позицию добавились 423 человека». Всего по такого рода статьям в 2023 году вынесено 277 приговоров.
Сравним эту цифру со среднегодовыми показателями преследований в поздние советские годы (Крамола. Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе. Рассекреченные документы Верховного суда и Прокуратуры СССР. Под ред. В. А. Козлова и С. В. Мироненко. М., Материк, 2005, с. 36). В ранний период подавления общественных протестов после дела Синявского и Даниэля, за 1966–1970 годы, в среднем в год по 170‑й и 190‑й зафиксировано 135,8 осуждений. Когда советская репрессивная машина поднатужилась и практически разгромила диссидентское и правозащитное движение (1971–1975 годы), среднегодовое число осуждений составило 160,6. В период позднего застоя, в годы инерционного существования, всеобщих имитаций и благодушия, нередкого «профилактирования» политически неблагонадежных граждан (т. е. душеспасительных бесед и угроз), среднегодовая цифра опустилась до 69,4 осуждений (1976–1980 годы). Потом она снова поднялась в период надвигавшегося развала, войны в Афганистане, андроповщины и «гонки на лафетах» (108 за 1981–1985 годы), чтобы радикально упасть в первые годы перестройки (14 за 1986–1987 годы). Парадоксальным образом гораздо больше приговоров было в хрущевские годы, что связано с более вольным поведением людей, расшифровавших хрущевскую оттепель как сигнал к слишком свободному поведению, и формированием множества кружков, в основном из среды рабочего класса и студенчества, которые занимались поисками «правильных» социализма и марксизма (диссидентского и правозащитного движения в оформленном виде тогда еще не существовало).
Итак, если сравнивать с периодом застоя, сегодняшнее время гораздо более репрессивное и жестокое, хаотически играющее без правил, без «профилактирования» и попыток «перевоспитания» оступившихся. Понятно, что речь идет о среднегодовых цифрах, но база для сравнения успешно наращивается. Посмотрим, что будет происходить в 2024‑м. Судя по дальнейшей абсурдизации оснований для привлечения к уголовной ответственности и оглушительному успеху доносчиков всех мастей, перспективы у уголовных репрессий блестящие. О внесудебных расправах и говорить нечего: это, по классификации «ОВД-инфо», преследование на работе, угрозы, отмена мероприятий, отчисление, вандализм имущества, нападение, исключение из организации, цензура, извинения на камеру. А есть еще «иноагенты», «нежелательные» организации, нарушения свободы слова, свободы собраний, свободы ассоциаций, разнообразные «экстремисты» и многое другое. Наконец, в годы застоя — кто помнит — можно было все-таки без страха перед милицией ходить по улицам. Нынешний гиперполицейский режим в этом смысле гораздо более впечатляющий. Над соглядатаями-чекистами в старые времена скоре, посмеивались, их презирали, сейчас — всё совсем не смешно.
Перегоревшие предохранители
Никого сейчас не интересуют никакие тонкие игры — депутаты и простые граждане-доносчики вошли во вкус и «правят» страной методом безумных законодательных инициатив и доносов. Россия превратилась в общество перегоревших предохранителей и сорванных тормозов — любой акт свободомыслия или антивоенного высказывания может стать потенциальным предметом для жалоб бдительных граждан. Символ России теперь — простой «патриот»-доносчик и среднестатистический депутат Луговой.
Общим делом считается не социальная поддержка — почти все такого рода НКО уничтожены, а «плетение маскировочных сетей» и «изготовление окопных свечей». Никаких «Литературок» и «Гайд-парков при социализме» для выпуска пара — только блокировки и запреты. Никаких маневров с передвижениями между струй — только закрытия и изъятия.
Государство ломает репертуарную политику театров, цензурирует кино, полновесно поставило свой сапог на книжном рынке и в библиотечном и музейном деле. Репрессии в культуре в советские годы были чрезвычайно интенсивными, но удивительным образом власть считала необходимым разговаривать с писателями и художниками, даже проштрафившихся аппаратчиков‑интеллектуалов пристраивали в прессе или академических институтах. Роман Василия Гроссмана могли арестовать и отправить на хранение в КГБ, но с ним встречался и увещевал его лично Михаил Суслов, по своему влиянию фигура не сравнимая с Кириенко или Громовым. А здесь и сейчас разрушают доходы книжных издательств, прямолинейным образом просто запрещая самых популярных на рынке авторов — Бориса Акунина, Дмитрия Быкова, Людмилу Улицкую. Наука и образование несут невосполнимые потери — уезжают ученые, профессора, студенты и аспиранты. Академию наук готовы низвести до уровня всероссийской «шарашки» — интересуют только технологические «суверенные» решения для ВПК, а создавать свое в гражданском секторе некому, или все происходит в режиме изобретения колеса или закупок у Китая. Экспертный анализ не то что в области гуманитарных наук, но даже в экономике и социалке оказывается невостребованным.
Российский спорт, в отличие от советского, не представлен на международной арене. Годы застоя с точки зрения эффективной политической дипломатии — время невиданного прогресса: детант, договоры с США, тонкие и разнообразные отношения с ФРГ, налаженные каналы общения с Францией, почти дружба с Финляндией, переговоры в сфере ядерного разоружения. Ничего этого нет и в помине сейчас — впервые за десятилетия у российского руководства нет никаких отношений с лидерами западных стран.
Превентивный конформизм в культуре, науке, образовании — с самоотменой и самозапретами — стал типичной моделью поведения: еще начальство не успело позвонить, а уже все построены заранее для экзекуции, потенциально виновные — «расстреляны».
Подчинение воображаемым правилам стало массовым. Как, впрочем, и двойное поведение и сознание. В этом-то, конечно, есть сходство с временами советской власти, эпохой цинизма, имитаций и всеобщего вранья.
Здесь самое место привести цитату из дневника Юрия Нагибина, точную и горькую запись от 4 февраля 1969 года, 55 лет тому назад:
«Я... никак не могу настроить себя на волну кромешной государственной лжи. Я близок к умопомешательству от газетной вони, и почти плачу, случайно услышав радио или наткнувшись на гадкую рожу телеобозревателя... Странно, но в глубине души я всегда был уверен, что мы обязательно вернемся к этой блевотине. Даже в самые обнадеживающие времена я знал, что это мираж, обман, заблуждение и мы с рыданием припадем к гниющему трупу. Какая тоска, какая скука! И как все охотно стремятся к прежнему отупению, низости, немоте. Лишь очень немногие были душевно готовы к достойной жизни, жизни разума и сердца; у большинства не было на это сил. Даже слова позабылись, не то что чувства. Люди пугались даже призрака свободы, ее слабой тени. Сейчас им возвращена привычная милая ложь, вновь снят запрет с подлости, предательства; опять — никаких нравственных запретов, никакой ответственности — детский цинизм, языческая безвинность, неандертальская мораль».
Но почему хуже? Границы пока открыты, ютьюб не заблокирован, рыночная экономика работает. Хуже еще и потому, что нация в целом и ее продвинутые классы в частности, пережив период транзита, начали жить более или менее нормально, и в социально-экономическом, и в политическом смысле. То есть свободно, даже несмотря на ограничения, появившиеся сразу после появления на политической арене Путина. И все усилия по построению нормального общества, свободной экономики и работающих государственных институтов пошли прахом. Достижения и усилия сразу нескольких поколений обнулены. Это колоссальный психологический удар по тем, кто еще пытается не жить, а выживать в путинской России или уехал из своей страны, которую старался сделать нормальной, без перспективы возвращения в нее — прямо как в советские годы, но именно этот порочный круг, это бесконечное повторение сюжетов и убивает эмоционально наповал.
Поэтому недобитые интеллигенты снова собираются на кухнях своих квартир и как в 1970‑е обсуждают власть и свое незавидное положение. И до бесконечности — свою вину и причины случившегося. Или, чтобы почувствовать, что они не одни, идут в маленький, но страшно популярный театр слушать песни Александра Галича. Их еще не успели запретить. Хотя спектакль лучше успеть посмотреть, пока его не закрыли. А то ведь там поется о нас сегодняшних — спустя шесть десятков лет:
Старики управляют миром,
Суетятся, как злые мыши,
Им по справке, выданной МИДом,
От семидесяти и выше.
Откружили в боях и в вальсах,
Отмолили годам продленье,
И в сведенных подагрой пальцах
Держат крепко бразды правленья...
Им важнее, где рваться минам,
Им важнее, где быть границам...
Старики управляют миром,
Только им по ночам не спится.
* Андрея Колесникова, «ОВД-инфо» Минюст РФ считает «иностранными агентами».
Фото: Дмитрий Борко
