«Тем временем, <замазано> Паоло получает первый сексуальный опыт с <замазано>. И если Нисути предстает эфирным существом («ангел — дитя, заключенное в тайну»), то Бруно служит материальным воплощением почти животного начала, вызывающего нечто вроде притяжения-отталкивания».
Далее до конца страница густо замазана черными полосами, вероятно, какая-то цитата. Несомненно, фамилия первого партнера Пьера Паоло Пазолини, с ранних лет открытого гомосексуалиста, способна развратить все российское население и подорвать наши традиционные духовно-нравственные ценности. Потому и замазали...
Издательство АСТ, заполошно убирающее из продажи «Дом на краю света» Майкла Каннингема, с творчеством которого читающая публика ознакомилась еще в 1990‑е годы в журнале «Иностранная литература», и, например, роман профессиональной античницы Мадлен Миллер «Песнь Ахилла», просто вынуждено это делать, потому что межрайонная пресненская прокуратура, то ли получив донос, то ли посетив книжный магазин, потребовала от издательского дома устранить книги, описывающие однополую любовь. А ведь у Миллер есть еще пара романов на античные темы, в том числе с употреблением явно сексуализированного слова Цирцея... Надзирающим органам, включая специальный «экспертный» совет при Российском книжном союзе, следует переключиться в целом на античную литературу, которая насыщена сверх всякой меры тем, что сегодня описывается с придыханием и гневом богатой аббревиатурой «ЛГБТ», способной сбить российский народ с его вечно особого пути.
По тем же причинам книга Роберто Карнеро «Пазолини. Умереть за идеал» была отправлена в «полосатый рейс» — некоторые изувеченные (само)цензурой страницы визуально превращаются в тельняшку. Эта книга тоже была издана в АСТ, найти ее, как и все остальные запретные наименования, практически невозможно. Это «новинка», это уже «бестселлер», как пишут на маркетплейсах, но — его «нет в наличии».
Пьер Паоло оценил бы этот жест (само)цензурирующихся издателей. Ровно за стыдное «это» его преследовали на протяжении всей творческой жизни. Ругали за то, что писал стихи на фриульском языке (родственном венетскому — на них говорят в венецианской области и во Фриули). И за то, что в романе «Шпана» эта самая шпана изъясняется на романеско, римском диалекте низов. Обвиняли в порнографии (первое судебное дело было возбуждено в 1955‑м, как раз после выхода на экраны «Шпаны», итого — 33 судебных процесса), ну и, разумеется, в неправильной ориентации. Даже на заре творчества исключили за это дело из Компартии, что не отменило ни политическую, ни физиологическую ориентацию великого режиссера.
Так выглядит книга «Пазолини. Умереть за идеи» Роберто Карнеро от издательства АСТ — биография режиссера Паоло Пазолини. Фото: Иван Давыдов
Цензорам только остается заняться кинофильмами Пазолини — надо начать из них что-нибудь вырезать. А заодно погрузиться в творчество Лукино Висконти — он тоже отличался запрещенной ориентацией. Стоит еще вырезать из культового советского фильма Эльдара Рязанова «Невероятные приключения итальянцев в России» всю роль Нинетто Даволи, который был любовником Пазолини и вообще его любимым в профессиональном смысле актером.
О таких цензорах и самоцензорах в одной из своих статей поэт, романист, сценарист и режиссер написал: «Моралист говорит «нет» другим, моральный человек — лишь самому себе». И вот это «нет» он произносил не только самому себе — самосуд вообще вещь самая жестокая, но и тому, что часто называл фашизмом. В интервью Фурио Коломбо, которое Пазолини дал за несколько часов до своей гибели, он говорил: «У Эйхмана, мой милый, здравомыслия было в избытке. Чего ему не доставало? Того, чтобы сказать «нет» на самом верху вначале, когда он занимался лишь администрированием».
И далее режиссер раскрыл механизм сдачи и гибели всех тех, кто оправдывает для себя сотрудничество с режимами разной степени политической жесткости: «Можно встретить человека, во всех отношениях милейшего, который «сотрудничает» (скажем, на телевидении) или потому, что ведь нужно зарабатывать на жизнь, или потому, что он полагает, будто это отнюдь не преступление... все хотят одного и того же. Если в моем распоряжении административный совет или биржевые манипуляции, я использую их. Если нет — дубину... Потому что мне сказали, что хотеть этого достойно... Я осуществляю свое право‑достоинство. Я убийца, и при этом я — хороший». Чтобы не стать убийцей в интерпретации Пазолини — пусть и в обличии ведущего ток-шоу — нужно найти в себе силы сказать «нет». Он называет это «отказом»: «Историю творили те немногие, кто говорил «нет», а вовсе не придворные».
В заголовок интервью была вынесена фраза Пьера Паоло: «Сегодня многие считают, что нужно убивать». Это было сказано почти полвека назад. Пазолини не отпускало ощущение надвигающейся мировой катастрофы: «Но я продолжаю утверждать: мы все в опасности».
Пьер Паоло Пазолини
Его смерть на пляже в Остии до сих пор остается тайной: убит ли он юношей-гомосексуалистом, или это было убийство, заказанное неофашистами, в котором участвовало несколько человек, или даже — совсем уж экстравагантное предположение — он сам инсценировал убийство, на самом деле пойдя на самоубийство. Но и герои его «Аккатоне» и «Мамы Ромы» в конце фильма тоже погибают. Творчество Пьера-Паоло катастрофично: последняя его картина «Сало, или 120 дней содома» — это же фильм-катастрофа, причем полная. Он показывает тот тип подавления, который казался ему самым страшным в человеческом сообществе, подавления «порядком, дисциплиной, абсолютным подчинением, абсолютной властью». Пазолини — прямой и яростный критик «традиционных ценностей», превративших Италию в архаичную страну, легкую добычу фашистов, тех ценностей, которые, на первый взгляд, выглядят чопорно и высокодуховно: «церковь, родина, семья, послушание, дисциплина, порядок, бережливость, мораль».
К возмущению его творчеством и к регулярным преследованиям, говорил Пьер Паоло, его сексуальная ориентация имела мало отношения: «Многие мне так и не смогли простить того, что я пишу, не закабаленный никем из власть имущих и не подчиняясь закону выживания... Это неповиновение они спроецировали на сферу морали... Ненависть и оскорбления я вызывал в гораздо большей мере тем, что пользовался правом на свободу слова».
Вот так и у нас: под соусом борьбы с аморалкой и под аккомпанемент лицемерных апелляций к высоким понятиям ведется бескомпромиссная борьба с Конституцией, со свободой мысли и слова и с запретом на цензуру (статья 29 Основного закона страны). И это спустя те самые почти полвека после таинственной смерти Пьера Паоло, когда все, кто очень хотел, смотрели его в «Иллюзионе» в советские годы, а теперь, пожалуй, и вовсе мало кто смотрит. Исполосованную цензурой биографию прочли бы только знатоки и ценители. Но цензоры сами виноваты — на забаву широкой публике, впервые услышавшей фамилию Пазолини, книга о режиссере в одночасье стала бестселлером. Запретный плод сладок, даже если непонятно, с чем его едят...
В середине 1960‑х Пьер Паоло Пазолини не реализовал один свой замысел — он хотел снять «Пиноккио». В роли Джепетто должен был выступить Тото, роль Пиноккио предназначалась Нинетто Даволи. Два любимых актера-обормота Пазолини — эта трагикомическая парочка появлялась в «Птицах больших, птицах малых». Жаль, «Пиноккио» не был снят — наблюдали бы мы сейчас, как его запрещает наш лубянско-кремлевский главрепертком?
Впрочем, шоу должно продолжаться — следим за дальнейшими запретами, этим театром одного, но большого цензурного абсурда путинской России.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
