«Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк»
В. И. Ленин
«Иван Грозный как прогрессивная сила своего времени, и опричнина как его целесообразный инструмент, вышли неплохо».
Из резолюции И. В. Сталина на сценарии фильма «Иван Грозный» Сергея Эйзенштейна, 13 сентября 1943 года
Странное дело — либералов вроде бы изгнали из страны, внутри самой страны закатали в асфальт, превратили в лишенцев со спецсчетами, загнали в катакомбы. Остальным и рот закрыли, и даже заставили быть своими соучастниками, а наиболее отличившимся дали преференции везде и всюду, в том числе в той области, которую метафорически называют «культурой». Однако все равно без конца идет яростная битва с какими-то «либералами», подрывающими наш «суверенитет» и «безопасность». И патриотическое кино тоже.
Скандал с режиссером, фамилию которого я услышал впервые, Сариком Андреасяном, на ровном месте поругавшимся с учениками киношколы по поводу Андрея Тарковского и в целом устаревшего, шестидесятилетней давности (почему шестидесятилетней-то?) «авторского кино», в результате вылился в обвинения каких-то загадочных «либералов». Раньше бы сказали — «сионистов».
Кстати, помимо того, что Андрей Арсеньевич никакого отношения к авторскому кино не имеет (оно было отчасти запретным, но вполне массовым и кассовым), не был он и никаким «либералом». Хотя и в «патриоты» записывать его, как делают многие, например Николай Бурляев, едва ли стоит. Уж точно Тарковский был и глубже, и шире такой системы координат и мини-каталога политических пристрастий.
Сарик Андреасян. Фото: Petrov Sergey, news.ru / Globallookpress
Сорокалетний человек с профессиональным багажом, такой как режиссер Андреасян, имеет право любить или не любить Тарковского. Но с той же самой профессиональной точки зрения, если свою продукцию, адаптированную под вкусы рынка (замечу, воображаемые и формируемые развлекательными изделиями), он называет кинематографом, то по крайней мере Тарковский заслужил свое место в истории этого самого кинематографа. Не говоря уже о том, что есть люди, миллионы людей, которые справедливо считают работы Андрея Арсеньевича вершиной в искусстве кино, и фильмы Тарковского вызывают у них эмоциональный, эстетический, этический отклик.
У Андреасяна стилистические разногласия (А. Д. Синявский) с Тарковским. Точно такие же, какие у великого режиссера (не Андреасяна) были с Госкино, ЦК и прочими органами. И как в случае этих органов, стилистические разногласия трактовались как политические. Стиль — это политика.
Вот что написал Андреасян постфактум: «Именно эти киношколы воспитывают тех самых либералов, которые ненавидят свою страну и пытаются провоцировать любого, кто мыслит не так как им рассказали». (Запятые в этом предложении, если что, расставил я сам.)
Этот перевод разговора в иную плоскость не очень честен. Пошло и неэтично оборонятся от студентов апелляцией к политике. Это, конечно, стандартная манера любых поборников нынешних властей, из пассивных конформистов превращающихся в активных. Но на выходе получается — донос.
И потом здесь, безусловно, есть некоторое недопонимание. Существуют кино и кино. Есть искусство кино, а есть прикладная развлекательная отрасль, полная заведомого, специально выученного дурновкусия, имеющая приспособленческий политический привкус и ядовитое эстетическое послевкусие. Есть кино. А есть «кино, вино и домино». Эти понятия нужно различать. Сфера искусства и сфера услуг — разные. Тарковский — из мира кино, где сохраняется и традиция, заложенная им. Андреасян — из, как теперь положено говорить, индустрии, отрасли. Они разведены художественно, эстетически, этически, иногда экономически, но еще и политически.
Андреасян, как утверждается, работает сейчас, среди прочего, над экранизацией «Войны и мира», над «Простоквашино», «Сказкой о царе Салтане» и сериалом с тавтологическим названием «Сталин: Коба». Ничего нового — сплошные ремейки, которые всегда хуже своих предшественников, по каким бы «современным», прежде всего рекламным, законам не изготавливался продукт. И вездесущий ныне Сталин — мода, подстроенная под настроения населения и власти и одновременно формирующая эти настроения. У всего этого шквала кино-изделий, наверное, будет потребитель. На здоровье — только не надо рассказывать о том, что все вокруг устарело, в то время как мы летим на Марс, по утверждению Андреасяна.
К тому же на Марс мы не летим — у нас все хорошо летало примерно в те времена, к которым этот ремесленник с таким гневом апеллирует: страна была успешной в годы оттепели — и в космической гонке, и в искусстве кино. Настоящего кино. Хуциева, Шпаликова, Шепитько, Германа, Параджанова и многих других, намучившихся с цензурой. У Андреасяна проблем с цензурой априори быть не может.
Тогда было и настоящее военное кино, иногда даже не пропагандистское и не примитивное. И моральное право в то время на такое кино у нации было. Сейчас его нет, как и кощунственно уравнивание СВО и Великой Отечественной.
Но уже потекла заметным ручьем пошлая кинематографическая продукция на модную и востребованную государством тему. На прилавках небольшим для главного писателя земли русской тиражом 4 тысячи экземпляров появляется изданная в АСТ книга рассказов Захара Прилепина «Ополченский романс» (правильно делает издательство, что столь аккуратным тиражом трогает читательскую воду — не вполне очевидно, что у уставшего от боевых упражнений общества есть на военную литературу спрос, а вот на Оруэлла — все еще держится!). Параллельно выходит одноименный сериал со стрелялками и грубыми настоящими мужчинами — сейчас это делается на раз, и совершенно не важно, какая стоит фамилия режиссера/сценариста, Андреасян, или Лукичев, или Иванов‑Петров‑Сидоров. Это изделие на продажу, как сувенир в лавке рядом с достопримечательностью.
Так это работает — в дополнение к телевизору и Z‑каналам. «Профессионалы», ремесленники. Там, где нет эстетики, нет и этики.
Все это — от бессмысленности. От бессмысленности убийств человека ни за что. От бессмысленности тупой жизни, требующей развлечений и более ничего. Сама бойня стала возможна именно в пустом скучающем обществе, развлекающем себя «профессиональными» картинками и клипами. Общество спектакля, подстроенного под нужды людей, из последних сил, десятилетиями удерживающих власть ради власти.
Фраза из тизера сериала пропагандистская, но невольно выдающая эту пустоту: «Когда принял решение ехать на Донбасс, сразу смысл появился». А в мирной жизни, вне убийств, вне этого «родину защищать» в ситуации, когда на нее никто не нападал и даже не думал нападать, смысла нет. Есть героика смерти, но нет героики жизни. Есть героика разрушения, нет героики созидания.
А вот что происходит с человеком, показано самим Прилепиным (он все-таки писатель): «Полевой командир Разумный — в отличие от Лесенцова, местный, донбасский, — идеально воспроизвел существовавший прежде исторический типаж: он походил на очень хорошего учителя географии, который вдруг, когда начался сезонный апокалипсис, обнаружил в себе умение убивать. Убивать Разумный старался за дело». Да, учитель географии, идущий на большую бойню, превращается в убийцу. Это известно. Об этом можно почитать и у иных авторов. Например, у Ханны Арендт.
В самом первом рассказе сборника Прилепина показан весь абсурд скучной жизни и бессмыслица мясорубки. Никто автора за клавиатуру не тянул, он сам это демонстрирует — весь ужас, грязь, хаос смертей ни за что. Всю бандитскую сущность происходящего. И это таки проза, да. Случайному человеку, ни в чем не повинному, ни за что, без всякой героики, сносит полчерепа. И содержимое головы «густо стекло ему на спину: как будто огромная раздавленная гусеница». Зачем? За что?
Кадр из фильма «Иваново детство», 1962 г.
Да, это вам не «Проверка на дорогах», не «Жизнь и судьба». Это кино и литература апокалипсиса, рукотворного и пестуемого.
Пойду-ка я пересмотрю Тарковского — все равно смотреть больше нечего, отечественное кино умерло, став заказным, прикладным и «патриотическим». Или «Ностальгию», полную подлинной любви к Родине и тоски по ней. Или «Жертвоприношение», исполненное любви к человечеству, едва не сорвавшемуся в ядерную катастрофу. Или «Солярис», который о человеческой совести, больной совести. Если она в принципе у кого-то еще есть. Что может быть актуальнее Тарковского в наших обстоятельствах? А как снято! Боже мой, какие операторы, какие художники, какие актеры! Прямо для киношколы.
Учитесь, прикладники и ремесленники! Это никогда не поздно. Человек учится всю жизнь. Тем более гуманизму. Перефразируя Сартра, мы можем сказать: гуманизм — это профессионализм.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».