Пятым стал мурманский губернатор Юрий Евдокимов, ушедший «по собственному желанию» после скандала с выборами мэра Мурманска, на которых вице-губернатор Сергей Субботин победил официального кандидата «Единой России» Михаила Савченко. И не так важно, почему в данном конкретном случае многоопытный губернатор, возглавлявший регион еще в советское время, пошел на публичный конфликт с партией власти. Важно, что он выиграл в открытой политической борьбе, получил поддержку граждан и поплатился в результате своим постом.
Мурманский прецедент
В случае с Мурманском Кремль был поставлен перед нелегким выбором: опротестовывать результаты выборов, где его кандидат вдвое уступил губернаторскому, рискуя тем самым провалиться на новых выборах; или спустить губернатору дерзость, создав тем самым прецедент. Ведь примеру Евдокимова могут последовать и другие губернаторы, чьи отношения с местными вождями «Единой России» все более далеки от идеальных, как, например, у губернатора Хабаровского края Виктора Ишаева или Владимирской области — Николая Виноградова. Выборы мурманского мэра признали, а губернатора убрали, назначив на его место чиновника из Москвы.
Корпорация высокого риска
Недавно появился особый жанр прикладной отечественной политологии — рейтинг выживаемости губернаторов. С 2007 года его регулярно, опрашивая экспертов и журналистов, составляют Международный институт политической экспертизы (МИПЭ) и Фонд «Петербургская политика». Губернаторам выставляют оценки от 1 до 5. В последнем рейтинге, представленном в начале марта, оценка 5 была выставлена всем недавним назначенцам, таким как Никита Белых (Кировская область), Юнусбек Евкуров (Ингушетия) или Виктор Зимин (Хакасия). Из относительно давно занимающих свои посты губернаторов «отлично» получили Рамзан Кадыров (Чечня), Александр Хлопонин (Красноярский край) и Валерий Шанцев (Нижегородская область). Авторы рейтингов в последнее время вынуждены пересматривать их каждые два-три месяца, чтобы поспеть за всеми изменениями политической погоды.
Вслед за мэрами губернаторы все более превращаются в корпорацию повышенного риска. Кризис все больше ставит их в положение между молотом и наковальней, заставляя делать нелегкий выбор между лояльностью Москве любой ценой и сохранением контроля над ситуацией в регионе. Не менее многоопытный, чем Евдокимов, томский губернатор Виктор Кресс, в отличие от мурманского коллеги, сделал все, чтобы обеспечить победу нужного Кремлю кандидата на выборах мэра Томска. Победа была обеспечена, за ценой не постояли, в городе прошла серия акций протеста против административного давления и фальсификаций результатов выборов. Теперь говорят о скорой замене губернатора, недостаточно контролирующего ситуацию в регионе.
Кого снимают и назначают?
Четырех снятых чохом в середине февраля губернаторов и примкнувшего к ним Евдокимова можно, пожалуй, назвать слабыми в аппаратно-кадровом смысле. Ни «правившие» почти два десятилетия Евдокимов и Строев, ни выходцы из ФСБ Кулаков и Потапенко — представители уже путинского кадрового резерва, ни даже несостоявшийся олигарх Кузнецов не сумели или не захотели создать у себя в регионах действенные политические машины. Такие, например, как создали в подведомственных регионах Минтимер Шаймиев и Юрий Лужков: жесткие, устойчивые модели, завязанные на региональном лидере и оставляющие Кремлю минимальное поле для маневра. А если кому-то, как Егору Строеву на Орловщине, даже и удалось создать свою конструкцию, то они не сумели удержать контроль над ситуацией.
При этом в общем и целом (за исключением разве что мурманского губернатора, и то в последние месяцы) все снятые губернаторы были вполне лояльны Кремлю. В каком-то смысле их демонстративные отставки были сделаны для острастки, по формуле «бей своих, чтобы чужие боялись».
Варяжская модель
Меняя губернаторов, Кремль практикует так называемую «варяжскую» модель, ставя во главе регионов людей либо имевших к ним, как Андрей Турчак, весьма формальное отношение, либо не имевших никакого. Как, например, отправленный в Воронеж экс-министр Гордеев или новый мурманский губернатор Дмитрий Дмитриенко. В таком масштабе эта модель начала практиковаться с прошлого года, когда варягами оказались 9 из 10 новых губернаторов. В последнее время варяги все чаще оказываются московскими чиновниками. Как Алексей Гордеев, его бывший зам по Минсельхозу Александр Козлов, сменивший Егора Строева в Орловской области, и тот же Дмитриенко.
Переквалифицировавшись в хозяйственника, Владимир Путин исходит из примитивного отраслевого подхода: разбираешься в подлодках и рыбе — командуй Мурманской областью; занимаешься сельским хозяйством в масштабах страны — бери аграрный регион.
Обратная эволюция
Логика Кремля понятна: он уже давно движется по линии наименьшего сопротивления, стараясь максимально упростить для себя задачу. Сначала произошел переход от относительно свободных конкурентных выборов губернаторов ко все более управляемым, затем к торгу с местной политической элитой, наконец, сейчас в торге участвуют главным образом федеральные элитные кланы. Эта обратная эволюция от более сложных форм к более примитивным стала возможной благодаря тому, что Центр установил полный контроль над силовым ресурсом на местах. В 90-е годы региональные лидеры взяли под контроль всех силовиков и правоохранителей, кроме ФСБ. Именно на ФСБ и оперся Путин, когда ставил перед собой задачу вернуть региональных людей в погонах под свое крыло. В областях этот процесс шел проще, в национальных республиках — сложнее. К примеру, в Башкортостане он только-только завершился. Именно опора на силовой ресурс, включая правоохранительные структуры, позволяет Москве сейчас продавливать свои кадровые решения, не обращая внимания на позицию местных элит. Но, как гласит мудрость, приписываемая обычно Наполеону, штыками можно сделать все, однако сидеть на них нельзя. Отказавшийся сначала от опоры на граждан, Кремль последовательно отказывается сейчас и от опоры на региональные политические элиты. Сужение социально-политической опоры власти опасно всегда, в ситуации кризиса оно опасно вдвойне.
Заметна и линия на закрепление регионов — как проблемных активов — за корпорациями, причем если раньше в роли последних последовательно выступали сначала чекисты, потом крупные финансово-промышленные группы, затем госкорпорации, теперь это все больше ведомства. В виде корпорации мог выступать и отдельно взятый регион. Например, Москва. Эта тенденция начала просматриваться с назначения Георгия Бооса в Калининград, Михаила Меня — в Иваново и Валерия Шанцева — в Нижний Новгород.
Риски
Кремль, назначая варягов и игнорируя мнение региональных политических элит, нарушая им же введенный и формально действующий порядок подбора кандидатов с обязательными консультациями полпредов на местах, настраивает против себя региональные кланы. В национальных республиках он ведет себя осторожнее. Там на первый план выходят соображения крови — выбор осуществляется среди федералов соответствующего этнического происхождения. По этому принципу Кремль выбирал президентов Ингушетии Мурата Зязикова и Юнусбека Евкурова, нового главу Карачаево-Черкесии Бориса Эбзеева. Из этой логики, казалось бы, выпадает назначение главным налоговиком Дагестана Владимира Радченко (этой службой традиционно руководили лезгины), но речь идет о глубинном конфликте дагестанских элит накануне смены президента. Отставка Муху Алиева прогнозируется в течение ближайшего года.
За недавними перестановками в губернаторском корпусе просматривается мобилизационная модель кризисного управления страной, подготавливаемая (или уже осуществляемая?) Кремлем. В этой модели исполнительская дисциплина в среднем звене управленцев, а Кремль именно в этом качестве видит сейчас региональных глав, рассматривается как главное достоинство, а способность новоиспеченных глав регионов с ходу управлять сложной региональной машиной под сомнение не ставится. Страна рассматривается как гигантская корпорация, в логике которой во время кризиса надо укреплять дисциплину, в том числе и перебрасывая менеджеров с отраслевых департаментов на территориальные.
Такой подход к регионам в ситуации углубляющегося кризиса чреват потерей управляемости вплоть до полного управленческого паралича.
Если вернуться к Мурманску и отставке тамошнего губернатора, то трудно не вспомнить действия властей во Владивостоке, где показательно и жестко для подавления протеста был использован подмосковный «Зубр». Ближайшие месяцы покажут, можно ли таким образом пресечь протест в зародыше — чтобы другим неповадно было. Кризис облегчает узурпацию власти, но одновременно и обессмысливает ее: власть начинает быть ответственной за все. За проблемы и беды населения — в первую очередь.
