Март в российском кино — время подведения итогов прошлого сезона и постепенного перехода в новый. Сезон завершается церемонией «Ника», где награждают фаворитов 2008 года, а в это время уже в разгаре отбор новых фильмов на сочинский «Кинотавр», формирующий кинопейзаж 2009-го.
Несмотря на кризис, пока еще фильмов много и диапазон отбора велик, есть из чего выбирать и кураторам «Кинотавра», и отборщикам Московского фестиваля. Однако следующая партия проектов наверняка столкнется с секвестром госфинансирования и еще в большей степени — с нежеланием частных инвесторов брать на себя риски. Выход из ситуации один: опять прильнуть к государственному карману. А он не только умеряет щедрость, но и усиливает требовательность к идеологической отдаче. Сегодня связь между реалиями современной российской жизни и кинематографом, скорее, опосредованная. Из пяти претендентов на главную премию «Ники» три — фильмы-ретро: «Бумажный солдат» А. Германа-младшего, «Стиляги» В. Тодоровского и «Исчезнувшая империя» К. Шахназарова. Еще один — «Дикое поле» М. Калатозишвили — снят в жанре притчи по сценарию, написанному в 90-е годы. «Пленный» А. Учителя тоже основан на рассказе десятилетней давности, и это единственный фильм, который, хотя бы в обобщенно-поэтической форме, касается больной чеченской темы.
Самая острая и шоковая из последних киноработ называется «Россия 88» и снята молодым режиссером П. Бардиным. Ее тема — разгул скинхедов и неофашистов в наших городах — решена в форме mocumentary,¹ то есть стилизована под документальный фильм. Казалось бы, власти, которые сами говорят об опасности экстремизма, должны ухватиться за этот фильм и открыть ему зеленую улицу. Однако, судя по всему, наверху не понравились намеки на то, что национал-шовинисты часто крышуются теми же властными структурами, что патронируют «Наших». Фильм, уже побывавший на Берлинале и награжденный спецпризом фестиваля «Дух огня» в Ханты-Мансийске, дольше обычного ждал прокатного удостоверения: все это время нагнетались, множились слухи о запрете. Разрешение все же получено, но нет никаких гарантий, что кто-то из прокатчиков всерьез займется картиной.
Призрак госзаказа и других форм цензуры нависает над кинематографом наиболее явственно за последние двадцать лет. А с ним другой — призрак малокартинья. Будучи порождением сталинских времен, этот феномен остался в памяти полувековой давности идеологическим маразмом, когда в огромной стране с киностудией в каждой республике фильмов делалось наперечет (например, в 1951 году — всего 9), зато каждый обязан был быть шедевром. Ограниченное число «шедевров» куда легче держать под присмотром, чем большую разномастную киноиндустрию. Именно поэтому так велика опасность, что экономический спад кинопроизводства в России может совпасть с усилением идеологического контроля.
Противостоять ему мог бы Союз кинематографистов, который в 1986-м выступил во главе с Элемом Климовым в авангарде перестройки. За истекшие годы место «генерала от кинематографа» занял Никита Михалков, выступивший на V съезде в защиту Сергея Бондарчука от справедливой критики. Теперь, на VII съезде, главой Союза избран Марлен Хуциев, но суд и Минюст его легитимность не признают, и в последние дни марта собирается еще один, чрезвычайный съезд. Будет логично, если на нем в защиту Никиты Михалкова выступит Федор Бондарчук. История повторяется, но в более гротескном виде. Чем бы ни закончилось противостояние, большой помощи кинопроцессу от расколовшегося Союза ждать не приходится.
1 От англ. to mock — «подделывать» и documentary — «документальный».
