В Рязани концлагерь учредили... в бывшем женском монастыре (Казанском). ...Сидели там купцы, священники, «военнопленные»... При лагере были мастерские — ткацкая, портновская, сапожная и (в 1921 г. так и называлось уже) — «общие работы», ремонт и строительство в городе. Выводили под конвоем, но мастеров-одиночек, по роду работы, выпускали бесконвойно, и этих жители подкармливали в домах. Население Рязани очень сочувственно относилось к лишенникам («лишенные свободы», а не заключенные, официально назывались они), проходящей колонне подавали милостыню (сухари, вареную свеклу, картофель) — конвой не мешал принимать подаяния, и лишенники делили все полученное поровну... Украшалась лагерная жизнь... драматическим и хоровым кружком. Давали концерты для рязанцев в зале бывшего благородного собрания, духовой оркестр лишенников играл в городском саду. Лишенники все больше знакомились и сближались с жителями, это оказывалось уже нетерпимо — и тут-то стали «военнопленных» высылать в северные лагеря особого назначения.
Александр Солженицын.
Архипелаг ГУЛАГ. Часть III
15 апреля 1919 года будущий «всесоюзный староста» Михаил Калинин подписал ничем не примечательное постановление ВЦИК РСФСР «О лагерях принудительных работ». Между тем из него выросла вся громадная империя ГУЛАГа. Постановлением предусматривалось создание не менее одного лагеря на 300 человек при каждом губернском городе, причем их организацией ведала губернская ЧК. Для общего руководства системой в Наркомате внутренних дел 19 апреля был создан Отдел принудительных работ.
Целью новоучрежденных лагерей провозглашалась изоляция «враждебных сил» и «перековка» представителей «эксплуататорских классов». Главный лоббист нововведения, основатель Лубянки Феликс Дзержинский предназначал их «для использования труда арестованных, для господ, проживающих без занятий, для тех, кто не может работать без известного принуждения», и как средство «подтянуть даже наших собственных работников».
Лагеря на хозрасчете
Строго говоря, опыт был не первый. Еще 5 сентября 1918 года постановлением Совнаркома «О красном терроре» предусматривалось создание концентрационных лагерей для изоляции классовых врагов. Но тогда дело не заладилось. До весны 1919 года было создано лишь два концлагеря, во многом из-за того, что не было средств на содержание заключенных. С принятием апрельского постановления ВЦИК лагеря переводились на «самоокупаемость», и система пошла в рост. Правда, до конца гражданской войны, когда территории ряда губерний неоднократно переходили из рук в руки, «врагов революции» предпочитали расстреливать. К концу 1919 года был создан только 21 лагерь, в которых находились 16 447 заключенных. Зато в 1921 году, когда смута в европейской России закончилась и по идее тех, кто был «изолирован до конца гражданской войны», должны были бы освободить, лагерей было уже 122, а лагерное «население» достигало 100 тыс.
«Ранние лагеря принудительных работ представляются нам сейчас какой-то неосязаемостью», — признавался Александр Солженицын. Сведения о лагерном быте этого времени крайне скудны. Доподлинно известно только, что никакого общепринятого «режима» не было и все зависело от произвола местного начальства. Лагеря в Центральной России, особенно вблизи крупных городов, «находились в окружении гражданской жизни» и потому были местами сравнительно менее людоедскими. Обособленные северные лагеря отличались большей жестокостью и самодурством начальства.
Советское ноу-хау
Формально лагеря принудительного труда были ликвидированы постановлением ВЦИК от 23 августа 1922 года. Но большинство из них просто было преобразовано в места заключения ведомства НКВД под названием «исправительно-трудовые».
Лагеря вовсе не были изобретением большевиков. Приоритет принадлежит испанцам, создавшим еще в 1895 году концентрационные лагеря на Кубе, куда помещались туземцы, подозревавшиеся в сочувствии повстанцам, поднявшим мятеж против испанского владычества. Однако принципиальное отличие советских лагерей состояло в том, что лагерям придавалась воспитательная функция. Считалось, что труд должен изменить сознание «буржуазии и помещиков» и превратить их в искренних сторонников власти рабочих и крестьян. Фактически власть без большого успеха семьдесят с лишним лет вела необъявленную войну против своего народа. Последний такой лагерь прекратил свое существование в 1991 году, когда вышли на свободу политзаключенные лагеря «Пермь-36».
До 1922 года Квицинский был помощником коменданта Холмогорского концентрационного лагеря, о котором не могут без ужаса вспоминать те немногие уцелевшие, что были переведены из Холмогор, Архангельска и Портаминска в Соловки. Неподалеку от холмогорского лагеря находился одинокий, стоявший в стороне дом, давно уже брошенный его владельцами. В этом доме несколько лет подряд происходили систематические избиения десятков тысяч заключенных, попадавших в Холмогоры из всех губерний России, Кавказа, Крыма, Украины и Сибири (в то время этот лагерь был главной тюрьмой для «контрреволюционеров»). Одинокая усадьба, в которой нашли себе смерть бесчисленные «белогвардейцы», называлась «Белым домом». Комендантом этого «Белого дома» и руководителем расстрелов был Квицинский. Разлагающиеся трупы казненных не убирались... Зловонная гора тел была видна издали. По признанию самого Квицинского, только в январе-феврале 1921 года в «Белом доме» были убиты 11 тыс. человек, в том числе много женщин (сестер милосердия) и священников.
Клингер А. Советская каторга. Архив русской революции. Т. 19. Берлин, 1928
