Плоская штука

Графен — двумерный слой углерода толщиной примерно в один атом водорода (1 ангстрем). Возможности его использования колоссальны. Этот материал обладает и очень высокой прочностью, и гибкостью, он проводит тепло в десять раз лучше меди, но самое главное, как отметил академик РАН, директор Института теплофизики экстремальных состояний Владимир Фортов в интервью The New Times, графен одновременно и очень хороший провод­ник, и полупроводник с не­обычными свойствами, позволяющими создать электронные приборы с очень высокими скоростями переключения. Его промышленное применение — например, создание микросхем на основе графеновых транзисторов — может стать совершенно революционным шагом в развитии микро­электроники.

Ничего не открыли

«То, что слой графита — крайне интересный объект, все понимали уже последние пятьдесят лет, даже больше. Но считалось, что этот слой будет неустойчивым, рассыплется. Да и как его сделать? Теоретическая возможность — одно, а реализация — совсем другое. Андрей Гейм нашел очень простой способ и показал, что задача разрешима. Это было шесть лет назад.* * В 2004 году Гейм и Новоселов опубликовали в журнале Science работу, где рассказали, как им удалось получить графен на подложке окисленного кремния. Тут ничего неожиданного нет — он вообще человек очень творческий, большой выдумщик». Главный научный сотрудник Института физики твердого тела, член-корреспондент РАН Всеволод Гантмахер рассказал The New Times, что Гейм, который учился на его кафедре в Физтехе, уже тогда отличался нетривиальным взглядом на многие классические проблемы. «Зато потом у Гейма и Новоселова ушло около пяти лет, чтобы исследовать то, что получилось. Можно даже сказать, что они ничего не открыли, а просто первые в мире получили новый класс веществ — двумерный кристалл. И изучили его свойства».

Лягушка прыгала

«Куда кривая вывезла, туда и вывезла. Я в своей жизни много прыгал с места на место, как лягушка, и наконец попал в правильное болото. Мы с женой прореагировали на известие о премии спокойно, без всяких восторгов и шоков. В последние 2–3 года многие коллеги говорили, что я получу эту премию, поэтому шока не было. Откровенно говоря, вполне ожидал».
Нобелевский лауреат Андрей Гейм в интервью The New Times рассказал, что уехал из России в 90-м году исключительно потому, что работа для него всегда была боїльшей и самой важной частью жизни. А на родине он работать не мог.
«Тогда, в 90-м, я получил стипендию от Британского Королевского общества и визу на шесть месяцев. Я приехал в Ноттингемский университет на эти полгода и понял, что за одну неделю здесь можно, с их оборудованием и условиями работы — а ведь это средний университет — сделать то, что нельзя сделать за несколько лет в России. Это были небо и земля. И после этого для меня вопрос о переезде уже не стоял». Несколько лет молодой физик работал в Великобритании — поменял, по его словам, «места три-четыре», а потом получил постоянную работу в Голландии. «Академическая система мне в Голландии совсем не нравилась. Она похожа на российскую: есть академики, большие чины и иерархическая система. Зачем было опять к этому привыкать? И когда у меня уже накопилось достаточное количество работ, чтобы получить определенную известность и репутацию, и меня стали приглашать в самые известные мировые университеты, я решил вернуться в Великобританию, только уже в Манчестер».
Еще когда Гейм работал в Голландии, один из его российских коллег предложил ему аспиранта, Константина Новоселова: «Сказали, что очень хороший парень. Жалко, что пропадает. Ровно та же ситуация, что была со мной. Хочет работать, а аппаратуры и условий не хватает. Я с большим удовольствием его взял. И когда переехал в Манчестер и получил свой первый грант, первым делом сказал Косте, чтобы он приезжал». «Чтобы успешно работать, — говорит Всеволод Гантмахер, — нужны оборудование и общение. Чтобы Гейм и Новоселов могли исследовать графен, требовалась такая техника, с которой в России очень серьезные проблемы. У нас, например, в Институте твердого тела только недавно «чистая комната» появилась. А еще необходимо и общение. Человек, живущий в Манчестере, за год посещает всякие конференции, десятки европейских лабораторий Европы, Америки. У нас для этого не хватает ни денег, ни привычки».

«Не существует условий»

Едва стало известно о присуждении Гейму и Новоселову Нобелевской, как представители фонда «Сколково» заявили о намерении привлечь лауреатов к участию в проекте. Но «питомцы советской физической школы» отреагировали сдержанно и недоуменно. «Не существует условий, при которых я согласился бы вернуться в Россию и продолжить работать там, — заявил The New Times Андрей Гейм. — Для меня работа очень важна, а бороться с бюрократией и здесь приходится. А уж в России ветряных мельниц хватает. Не хочу казаться пророком, но думаю, что большинство людей, которые работают на Западе, именно так к этой сколковской идее и относятся. Идея хорошая, но, боюсь, получится как всегда. И зачем мне все это? Моя жена работает со мной в одной группе, на работе я ее начальник, а дома — она. У меня есть любимая работа — главное мое увлечение в жизни, за которое мне платят приличные деньги. У меня есть и другое увлечение — горы. Любимая гора — Килиманджаро в Африке, я там был дважды. Лет через пять, когда моя дочка подрастет, надеюсь, мы сходим туда вместе с ней. Вот все это и есть то, что мне нужно».