Почему Россия не Германия
«Политика есть функция силы, а не права», — говорил Адольф Гитлер. Силой и взял.
Вряд ли найдется другая страна, с которой бы столь же часто сравнивали ситуацию в России, причем все последние 18 лет, чем Германия времен Веймарской республики (1919– 1933) и ее трансформации в Третий рейх — со всеми вытекающими отсюда кошмарами.
Страхи 1990-х: гиперинфляция — народ не выдерживает тягот реформ — фашистская диктатура.
Страхи 2009-го: инфляция, безработица, народ выходит на улицу — «Россия — для русских», погромы — к власти, через выборы или силой, приходят коричневые.
Вывод: лучше «свои сукины дети» (Ельцин, Путин, Медведев), чем те, что могут прийти.
Могут? Придут?
Сходства…
Действительно многое кажется похожим. Инфляция: 1,3 трлн марок за $1 — в Германии первой половины 20-х годов; 1200% — в России в первой половине 90-х. Великая депрессия и безработица 10% (4,5 млн) — в Германии 1932 года, обвал промышленного производства и безработица 8% (6,1 млн) — в России марта 2009 года (прогноз на конец года — 10%, или 7,8 млн безработных) .
Позорный Версальский мир (потеря земель, репарации на общую сумму $35 млрд) и оскорбленное национальное достоинство — для Германии; «крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ века», потеря колоний и униженное самосознание — для России.
Отказ от люстрации при смене режима в Веймарской республике (Конституция 1919 года гарантировала неприкосновенность кайзеровским госслужащим — основы основ Второго рейха), ставка на старую бюрократию в России 90-х и на бюрократию в погонах — в 2000-х.
Наконец, «евреи и остальные ненемцы должны быть лишены прав граждан» — из программы Национал-социалистической рабочей партии Германии (НСРПГ), «Россия — для русских» — лозунг, поддерживаемый ныне более чем половиной населения страны.
Похоже? До жути. Но есть и существенные различия, и именно в них — суть, главное, почему те, кого так боятся, «могут», но к власти вряд ли придут.
…и различия
Причин, как минимум, три.
Первая: сращивание бизнеса и бюрократии в России, чего практически не было в Германии. Вторая — отсутствие в России экономических интересов, которым был бы нужен «коричневый», основанный на расизме, передел. Третья — трудности с трансформацией эмоционального посыла «Россия — для русских» — в рациональный, способный стать политическим и экономическим инструмент.
Это правда, что нацисты в Германии весьма умело использовали экономическую катастрофу и на популистских лозунгах (отказ от Версальского договора, возврат потерянных денег) оседлали протестную волну, заручившись поддержкой тех, кто терял бизнесы и средства к сосуществованию, — мелких лавочников и фермеров.
Но важнее другое: то, что за националсоциалистов голосовали бюрократы, крупные землевладельцы, военные и, как мы бы сказали, олигархи: от машиностроительного магната Круппа фон Болена до железорудного и угольного великана Эмиля Кирдорфа, от производителя машин Эрнста фон Борсинга до наследника сталелитейной империи Фрица Тиссена — именно они, а отнюдь не лавочники, содержали партию.
Немецким бюрократам (в отличие от их нынешних российских коллег) с коллапсом республики нечего было терять. Они, как правило, не имели собственности, не успели обзавестись офшорками и не располагали миллиардами марок на счетах: власть Веймарской республики им ничего не дала, грядущая, нацистская, много обещала (обманула, большую часть уволила, заменив партайгеноссе).
Крупным землевладельцам, генералитету и, главное, промышленникам — им зато было чего от Адольфа Гитлера ожидать, собственно, потому в нацистов и инвестировали. А именно: возвращения утерянных после поражения в Первой мировой войне земель (Эльзаса, богатой рудами Верхней Силезии, территорий в Африке и т.д.), возрождения армии (по Версальскому договору Германия не имела права иметь больше 4 тыс. офицеров, должна была отказаться от флота, генерального штаба и т.д), открытия внешних рынков, наконец — и это, может быть, самое важное — дешевых и долгих денег для промышленности. Последнее как раз и требовало «коричневого» передела — насильственного отъема банковского бизнеса, рынка золота и ювелирных изделий, которые в Германии традиционно, на протяжении почти двух веков, держали евреи.
Враги немецкого народа
«Евреи не могут быть товарищами народа (Volksgenosse)» — говорилось в программе «25 пунктов» Национал-социалистической партии Германии. Гонимое меньшинство, поселившееся в немецких землях тогда, когда еще никакой Германии не было, а был конгломерат дерущихся между собой немецких княжеств, не имело права покупать землю (а значит, и жить с земли), не имело права владеть недвижимостью — ее в любую минуту могли отобрать, а потому занималось финансами (то есть тем, что при очередном погроме можно было с собой унести) — ростовщичеством (из этого потом выросли банки), золотом и брильянтами. И тем регулярно возмещали нищавшие в войнах бюджеты княжеств и растущие аппетиты властных дворов — покупая себе тем право жить и рожать детей.
Согласно Офису статистики рейха, к 1933 году в Германии проживали 503 тыс. евреев — 0,76% населения (в сегодняшней России — 0,7%). Две трети из них жили в городах, почти половина (48,9%) занималась коммерцией и торговлей, меньше пятой части (18,5%) трудились в промышленности или занимались ремесленничеством, более 20% были людьми разных творческих профессий.
Вот эти 0,76% и объявили главными врагами Volksgenosse и великого рейха — и тем дали не только лицензию на убийство, но и обоснование для благонравных и почтенных бюргеров, почему отобрать лавку вчерашнего соседа, с которым пил пиво, делил тяготы и растил рядом детей (разве что в субботу одни шли в синагогу, а другие, в воскресенье, в костел или кирху), не только можно, но и должно.
Так, отобрав уже не лавки — банки, драгоценности, рынок золота и ювелирных изделий, рейх и его тяжелая промышленность получили свободные от процентов деньги, которые не надо было возвращать.
Так расизм стал эффективным, рациональным инструментом политики и экономики, собрал под себя могущественные экономические интересы и обеспечил подъем военной промышленности и рост ВВП.
Только сделали это не народные массы, и даже не партия — это стало возможным благодаря тому, что Адольфу Гитлеру удалось заинтересовать и вовлечь в свой проект государство, власть.
Сделка
Нацисты пришли к власти, когда уже не верили, что это может случиться: на выборах в рейхстаг 1932 года НСРПГ потеряла 2 млн голосов, в том числе и в Пруссии, где была база ее поддержки, а Адольф Гитлер проиграл президентские выборы 84-летнему фельдмаршалу Гинденбургу. У партии начались и финансовые проблемы: долги составляли около $5 млн — колоссальные по тем временам деньги. Геббельс писал в 1932-м: «Все шансы и надежды умерли. Еще одних выборов нам не пережить». И вот тут-то в игру вступили экономические игроки — землевладельцы и промышленники. Используя сына президента, Огюста Гинденбурга, они договорились и с правительством, и с престарелым воякой. Гинденбург, еще месяц назад заявлявший, что «никогда этот австрийский капрал не будет управлять Германией», 30 января 1933 года назначает Адольфа Гитлера канцлером Германии. И в благодарность получает земли в Восточной Пруссии.
Все остальное, включая разгон рейхстага, было уже деталями.
«Жестокость уважают. Людям необходим всепоглощающий страх. Они хотят, чтобы кто-нибудь испугал их и сделал абсолютно покорными… Они хотят чего-то, что заставит их трепетать от ужаса», — декламировал Адольф Гитлер. И так — пока Германия не обратилась в руины…
