2 марта исполняется 150 лет со дня рождения Шолом-Алейхема, а на самом деле Соломона Наумовича Рабиновича, писателя, просветителя, гуманиста, печального и доброго мудреца, переложившего для книжных страниц музыку, стон и плач еврейского народа. Родился он на Украине, под Киевом, в местечке Переяслав, а умирать пришлось в Нью-Йорке в 1916 году. Еще до его появления на свет Николай I приказал забирать еврейских детей в казармы, в кантонисты, и насильственно крестить. Когда в 1891 году Шолом-Алейхем переселился в Одессу, антисемитские нововведения Александра III уже успели сделать евреев гонимыми париями. «Черта оседлости», «процентная норма» в гимназиях и университетах — все эти постыдные меры Шолом-Алейхем постигал на собственной шкуре. Он прошел жизнь тернистым путем своих героев, вплоть до массовых погромов и эмиграции после 1905 года, когда из Российской империи уехали 1,5 млн евреев, а США в осуждение погромов разорвали торговые отношения с Россией. Он нашел новое Отечество в Нью-Йорке, усыновившее его героев из романа «Мальчик Мотл».
Недалекие критики назвали ШоломАлейхема «еврейским Марком Твеном». Если бы! Разве можно сравнить детство Тома Сойера, Гекльберри Финна и Бекки Тэтчер с голодным, опасным детством маленького Мотла, вынужденного бежать от нужды и погромов за океан? Только став американским ребенком, еврейский ребенок узнал, что такое надежда и свобода.
Герои Шолом-Алейхема отчаянно бьются за кусочек хлебца, но извечная мудрость и юмор народа, пережившего Потоп, египетское рабство, 40-летний маршрут по пустыне, Вавилонское пленение, гибель Первого и Второго храмов, Иудейскую войну, Рассеяние, поддерживают их. Это народ Книги. Суетливый Менахем-Мендл. Благородный патриарх Тевье. Интеллектуал и книгочей Пиня. Мотл и его брат Эля. Нежные дочери Тевье. Весь этот теплый, живой мир вдруг оказывается меж границ, посреди Европы, с подушками и перинами, и блуждает среди Польши, Англии, Австрии, Германии и Голландии, как в пустыне, которую надо исходить, чтобы добраться до Земли Обетованной. Для них это Америка. Как говорит реб Пиня, только изза обязательного школьного образования за океаном «наши черносотенцы должны были бы живьем в землю зарыться».
Еврейский народ видал виды. Вот приходит к Тевье-молочнику в хату Иван Поперило, староста, и говорит: «Понимаешь, Тевль, мы все время думали и гадали: бить тебя или не бить? Повсюду, во всех других местах, ваших бьют, как же нам тебя обойти? Да только, видишь ли, сами еще не знаем, что с тобой делать, Тевль: только ли стекла у тебя вышибить, перины и подушки распороть и пух выпустить или поджечь твою хату, сарай и всю худобу?» А потом приходит урядник («Ждешь Мессию — приезжает урядник») и дает три дня на сборы, чтобы хату и имущество продать. Выселение евреев из пограничных деревень.
Шолом-Алейхем, к счастью, не увидел борьбы с «безродными космополитами». А Холокост, думаю, он даже не смог бы себе представить. Но и в своем крошечном государстве евреи не обрели мира и покоя. Их обстреливают палестинские боевики. Их взрывают шахиды. Их хочет сжить со свету Иран. Их предает Европа. А они сохраняют демократию, чувство юмора и удивляют мир своими наукой и культурой. «Ноги омой и шагай-ка, шагай-ка, скрипочки, эй, прекратите нытье. Шпил, балалайка, тум-балалайка, сердце разбитое, сердце мое!»
