Как рушатся режимы? Мировой опыт на этот счет богатый: с 1946 по 1996 год в мире зафиксировано 133 смены режимов — как к демократии, так и от нее. Особенно преуспели на этом поприще Латинская Америка и Африка — там преобладали силовые варианты. Зато в географически более близкой нам Центральной и Восточной Европе коллапс авторитарных режимов проходил в значительно более цивильных формах. Каковы варианты — интересовался The New Times
Режимы Варшавского блока нельзя было назвать классическими авторитарными режимами, для которых характерно отсутствие идеологии, но зато экономическая свобода при жестком политическом контроле. Но и тоталитарными они уже не были: как минимум не было институализированного насилия как инструмента управления, кое-где допускалась мелкая частная собственность, кое-где — вуаль многопартийности. И в этом смысле их опыт для нас полезен.
За исключением Румынии Чаушеску, где режим был чрезвычайно жестким. И еще одно важное замечание: при том, что были разные модели трансформации режимов, катализаторы этого процесса были общие.
Первое — тяжелый экономический кризис в империи, то есть в СССР, и отказ последнего от танков, от вмешательства во внутренние дела своих сателлитов. Советские войска, которые стояли в Венгрии, Польше, Чехословакии, ГДР, не вмешивались во все, что там происходило.
Второе — кризис управляемости во всех этих странах, невозможность властной элиты обеспечить развитие, и как следствие — либо стагнация, либо острый экономический кризис. Отсюда — брожение в элите, которая раскалывается, и нарастание низовой активности общества, простых людей, жизнь которых становится совершенно нетерпима.
Вариант № 1
Теперь — какие варианты. Румыния была единственной страной, где смена власти произошла внутри властного клана, когда одна группа, воспользовавшись уличным протестом, убрала из властных кабинетов своих прежних коллег и начальников. Другая отличительная черта румынского варианта — там армия отказалась прийти на помощь диктатору, а вот спецслужба — секуритате, напротив, стреляла в толпу. Кроме того, Румыния была единственной страной, где пошли на физическое устранение прежнего главы государства, такой, скорее, латиноамериканский вариант: Чаушеску схватили, расстреляли, и представители прежней коммунистической элиты — Ион Илиеску стал их лидером — захватили власть. Илиеску создал Фронт национального спасения и объявил выборы — там в считаные месяцы образовалось более 80 партий. Контролируя государственный аппарат, СМИ и улицу (сторонники Илиеску привозили в Бухарест десанты шахтеров, которых направляли против студенческих демонстраций) и использовав слабость оппозиции, коммунистическая номенклатура выиграла выборы, получила легитимность и продержалась у власти 7 лет. В 1996 году Илиеску выборы проиграл, и произошла смена элиты — коммунистическая номенклатура признала свое поражение.
В большинстве других стран соцлагеря смена не просто режима, а системы проходила в результате пакта элиты, для чего нередко использовался механизм «круглых столов», на которых властная элита договаривалась с оппозицией.
Договаривались о чем?
О свободных выборах и тем самым — о смене формы правления. О ликвидации властной монополии. То есть сразу был заложен принцип политической конкуренции и сменяемости власти. И что власть формируется посредством голосов населения, а не элитного договора, в результате которого одна властная монополия, скажем, коммунистическая, меняется на другую, такую же монополию, называющую себя демократической, как это произошло в России.
Вариант № 2
Но в Польше была и неэлитная организованная сила — рабочее движение «Солидарность»…
Да, и это было только в Польше: нигде больше организованной низовой оппозиции в коммунистический период не возникло. И лидеры «Солидарности» участвовали в «круглом столе» 89-го года. И Ярузельский, возглавлявший коммунистическое руководство, участвовал — он понял, что властную монополию сохранить не удастся. Они договорились о выборах в обе палаты, договорились, что Ярузельского оставят в качестве президента — до первых свободных выборов в 90-м году: участники «круглого стола» оценили, что он добровольно пошел на демонтаж системы.
В чем-то похожий вариант был и в странах Балтии, где не было пакта элиты, но где в ходе перестройки образовались «народные фронты» — массовые движения, организованные антикоммунистической, антиимперской элитой, в рядах которой были и старые политики, и новые, и все — объединенные идеей обретения государственной независимости.
Вариант № 3
В Чехословакии важную роль сыграла улица, которая подтолкнула элиту к заключению пакта. Стихийная улица — не организованная. В ноябре 89-го года в Чехословакии были студенческие демонстрации. Власть их жестоко разогнала, что вызвало взрыв: демонстрации пошли по всей стране. Был и знаменитый митинг в центре Праги. И тогда властная верхушка поняла, что надо отступать: фактически она отказалась от власти и пошла на переговоры с оппозицией. Там было создано временное правительство национального согласия, после чего Гусак сложил с себя президентские полномочия. Но там были и организованные группы интеллектуалов, был Гражданский форум, который направил процесс в нужное русло.
Вариант № 4
Венгерский опыт — там серьезного давления снизу не было. Была безумно тяжелая экономическая ситуация, огромный государственный долг, соизмеримый с объемом ВВП, и Кадар в результате ушел с поста, но не под давлением — он сам понимал, что не владеет ситуацией. Оппозиционные группы там уже возникли, однако возникли именно как элитные группы, которые соответствовали массовым настроениям, но какого-то напора снизу не было. Ну а дальше собрался «круглый стол». Так что это был элитный пакт в чистом виде.
И дальше были выборы?
Да, свободные выборы везде были обязательным элементом. Коммунисты, как правило, их проигрывали, хотя и меняли свое название: кроме Чехословакии, они везде стали социалистами. Оппозиция приходила к власти, проводила реформы, и нередко потом социалисты побеждали, а потом побеждали их — короче, сформировался нормальный механизм смены элиты посредством политической конкуренции.
Вариант № 5
Наконец, несколько особняком стоит болгарский вариант. Там внутри правящей группировки произошел раскол. Коммунисты убрали своего лидера Живкова, но хотели сохранить монополию на власть: они ездили к Горбачеву и клялись, что от социализма не отступят. Но поняв, что Москва им не поможет, пошли на «круглый стол». Оппозиция у них была очень слабенькая, потому что в Болгарии не было даже более или менее заметного диссидентского движения, очень слабая эмиграция. Церковь никакой роли, в отличие, например, от Польши, не играла — вернее, она была интегрирована во власть. И вообще говоря, было не очень понятно, почему коммунисты пошли на переговоры с оппозицией и отказались от монополии на власть.
И почему?
Я спрашивал об этом болгарских экспертов, они отвечали: «во-первых, поняли, что удержать монополию на власть не удастся, а вовторых, они по телевизору смотрели, что в Румынии происходило, и не хотели повторения у себя. Они пошли на «круглый стол», договорились о выборах, провели и — победили. И президентом стал человек из бывшей коммунистической номенклатуры. Причем, опять подчеркну, победили честно. И так было везде, где проходили «круглые столы» и заключались пакты элиты. Принцип: выбор отдается на волю населения, подсчет голосов идет честно, проигравший уходит — этот принцип был заложен в основу таких пактов. Почему? Потому что они хотели в Европу.
И надо было принять те правила игры, которые были в Европе.
Да. Но этот выбор они сделали сами. Сначала приняли правила игры. И тем сделали первый шаг в Европу, а ЕС им уже потом помог.
Россия: особый путь?
Как вы полагаете, какой из пяти сценариев трансформации авторитарных коммунистических режимов может быть реализован в нынешней России?
Очевидно, что катализатором процесса, если он начнется, будут похожие факторы — например, потеря управляемости. Судя по всему, вертикаль власти уже сейчас очень плохо работает. Я тут летом наблюдал по телевизору: Медведев поехал на Дальний Восток, повез с собой министров. Спрашивает, когда будет готова программа развития Дальнего Востока? Один из министров отвечает: «В декабре». Медведев смотрит в свой компьютер, говорит: «Какой декабрь — это в июне все должно быть представлено». Это пример того, что вертикаль работает неэффективно: не происходит трансляции сигналов по цепочке и ответов на эти сигналы.
Власть, опасаясь повторения судьбы Горбачева, всячески давит любую политизацию населения. Она боится радикализации настроений, которая может произойти, если кризис будет сопровождаться обвалом.
Но: в Восточной Европе и даже в Советском Союзе в 80-е годы не было массового запроса на политиков радикальнонационалистического, популистского толка. Они во всех этих странах были, но ни на что реально влиять не могли. Общество было ориентировано на замену коммунизма демократией. Сейчас, уже после опыта с демократией, мы попадаем, условно говоря, в «веймарскую ситуацию». Неэффективная демократия уже привела Россию к авторитаризму, но вполне возможно появление запроса на политику национал-имперскую, причем более радикальную, чем сейчас. В условиях кризиса в ход событий может вмешаться и улица. И кого она приведет к власти — никто не знает.
А если улица будет спать?
Насколько велик запас прочности нынешней власти — станет ясно, когда у нее кончатся деньги. Возможно, властный клан будет делать то, что в 80-е годы делали коммунисты в восточноевропейских странах, — пойдет на замену каких-то лиц. Но я не вижу ресурса, не вижу общественного давления, которое может заставить режим пойти на политическую демократизацию системы.
Игорь Клямкин — автор более 300 научных работ. Основные публикации: «Трудный спуск с зияющих высот» (1990). «Русские идеи» (1997). The omnipotent and impotent government. The evolution of the political system in post-communist Russia (1999, в соавторстве с Л. Шевцовой). «Внесистемный режим Бориса II» (1999, в соавторстве с Л. Шевцовой). «Теневая Россия. Экономикосоциологическое исследование» (2000, в соавторстве с Л. Тимофеевым). Соредактор книги «Путь в Европу» (2008)
