Леонид Парфенов на церемонии вручения премии им. Владислава Листьева
Если и не с телевидением, то с людьми телевидения явно что-то происходит. 25 ноября на вручении первой премии имени Владислава Листьева ее лауреат Леонид Парфенов произнес речь, которую не рискнул выпустить в эфир ни один из госканалов. The New Times посчитал необходимым опубликовать выдержки из нее
/.../После подлинных и мнимых грехов 90-х в 2000-е годы в два приема — сначала ради искоренения медийных олигархов, а потом ради единства рядов в контртеррористической войне — произошло огосударствление «федеральной» телеинформации. Журналистские темы, а с ними вся жизнь, окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроения, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар — чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова. И конечно, самопиар власти.
Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица — не ньюсмейкеры, а начальники его начальника. Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании — попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой «Ладе-Калине» позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроение на 2012 год и неосведомленность в неприятных темах. Но представим ли в устах отечественного тележурналиста, а затем в отечественном телеэфире вопрос, заданный Колесниковым Путину: зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского? /…/
Высшая власть предстает дорогим покойником: о ней только хорошо или ничего. Притом что у аудитории явно востребованы и другие мнения: какой фурор вызвало почти единственное исключение — показ по телевидению диалога Юрия Шевчука с Владимиром Путиным.
Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР. Когда репортажи подменяет протокольная съемка «встреча в Кремле», текст содержит «интонационную поддержку», когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости. /…/
Проработав только в «Останкино» или для «Останкино» 24 года, я говорю об этом с горечью. Я не вправе винить никого из коллег, сам никакой не борец и от других подвигов не жду. Но надо хоть назвать вещи своими именами. /…/ Убежден, это одна из главных причин драматичного спада телесмотрения у самой активной части населения, когда люди нашего с вами круга говорят: чего ящик включать, его не для меня делают!
Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: ну, побили, подумаешь, мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортера-то такой сыр-бор? — миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял. А за то, что это прочитали, услышали или увидели.
