Как кризис изменит мир? И изменит ли — вопрос, который волнует сегодня политиков не меньше, чем обывателей — состояние их счетов в банках. The New Times попытался заглянуть за горизонт
Некоторое время назад вице-премьер российского правительства вполне безапелляционно заявил, что к 2020 году Россия станет самым привлекательным местом для проживания в мире.¹ Это заставило автора вновь задуматься о том, с какими трудностями часто сталкиваются политики, пытаясь удовлетворить ожидания, нередко спровоцированные их словами, и насколько тяжелой будет эта задача сейчас, в условиях экономического шторма, который весьма серьезно может изменить нынешнюю картину мира.
Иногда лучше промолчать
В Великобритании политиков часто запоминают по одной-единственной фразе.
Спросите британца, что он помнит о Гарольде Макмиллане (премьер-министр с 1957-го по 1963-й), и он ответит вам цитатой: «Никогда еще не было так хорошо!» Это был главный слоган выборной кампании Макмиллана 1959 года: он тогда всячески пытался убедить избирателей, что именно правительство консерваторов смогло перебороть послевоенную бедность и привело страну к процветанию. Он был слишком оптимистичен. Следующий, уже лейбористский, премьер-министр Гарольд Вильсон был вынужден девальвировать фунт стерлингов на 14% в 1967 году. Вильсон тоже вошел в историю, поведав британцам, что «не стоит слишком серьезно относиться к тому, что британский фунт в вашем кармане, кошельке или банке был девальвирован». Люди, прямо скажем, не слишком поверили этим словам, призванным подсластить горькую пилюлю. И даже после того как Вильсон умер, слова про «фунт в вашем кармане» навсегда связаны с его именем.
Во время другого кризиса в Великобритании, 1978–1979 годов, который назвали «зима тревог», премьер-министр Джеймс Каллаган вернулся с Карибского саммита и сказал: «Я не думаю, что люди из других стран мира разделяют взгляд, что мы сегодня сталкиваемся с нарастающим хаосом». Реакция газет была полна сарказма: «Кризис? Какой кризис?» — вынесли они в заголовки. Эти слова стали смертным приговором премьерству Каллагана (хотя на самом деле он вряд ли произнес именно такие слова). Маргарет Тэтчер, которая заняла кабинет на Даунинг-стрит, 10, сразу после Каллагана, предприняла самые радикальные меры для излечения экономики. Но безработица продолжала расти, и к осени 1980 года она стала объектом жесточайшей критики. «Леди не свернет», — в ответ заявила Тэтчер. И эта фраза тоже навсегда вошла в историю: сторонники Тэтчер часто цитируют ее как пример твердости и целеустремленности политика, противники — как пример политической твердолобости и недостатка политической гибкости.
Нынешний премьер-министр Гордон Браун, который, скорее всего, пробудет в своем кресле еще год, в умах британцев будет ассоциироваться со словами: «никаких больше бумов-спадов». В одной из своих первых речей еще на посту министра финансов в 1997 году Браун пообещал «положить конец этому разрушительному циклу бумов и спадов». Это было невероятно амбициозное заявление: ни одному министру финансов никогда в истории еще не удавалось найти лекарство против экономических циклов, когда за подъемом следует спад и наоборот. В течение следующих девяти лет Гордон Браун делал все, чтобы экономика показывала устойчивый рост (который на самом деле начался за пять лет до того, как Браун стал премьер-министром, при предыдущем правительстве), и продолжал утверждать, что «возврата к бумам и спадам не будет» (например, в своем бюджетном послании-2006). Жестокая реальность нанесла удар репутации Брауна, ведь самый долгий экономический бум в современной истории Великобритании таки сменился нынешним, самым глубоким спадом.
Цена слова
Этот экскурс в историю наглядно демонстрирует, что, во-первых, политическим лидерам, министрам финансов, управляющим центральными банками очень сложно сохранить доверие к себе, когда экономическая ситуация выходит из-под контроля. И во-вторых, неосторожное обращение со словами, создание завышенных ожиданий, если не сказать иллюзий, — «никогда еще все не было так хорошо», «никаких больше бумов и спадов» — может сыграть с политиками злую шутку. Если же политик теряет доверие людей, то восстановить его невероятно тяжело, и последствия могут быть плачевными: люди не склонны инвестировать в предприятие — в политиков и в политические партии в том числе, — которому не доверяют. Впрочем, и излишний пессимизм лидеров несет не меньший ущерб — «страшилки», исходящие от властных верхов, могут иметь поистине разрушительные последствия.
Риски кризиса
Нынешний кризис больше всего пугает автора тем, что он весьма быстро оправдал самые катастрофические предсказания. Мало того: мы по сей день не знаем, достигли ли мы самого дна или же есть еще куда падать. Президент Обама недавно увидел «проблески надежды», Бен Бернанке, глава Федеральной резервной системы США, тоже отметил «некоторые свидетельства того, что резкий спад экономической активности может замедлиться». Он даже сказал, что «видит зеленые побеги». Такие штучные «побеги» можно заметить и в Китае, и в Европейском союзе. Но это не отменяет того, что впереди нас могут ждать очень болезненные удары. Экономики и Европейского союза, и России с большой вероятностью еще более сожмутся в этом году. Безработица будет расти. Возврат к прежнему росту — если и когда он случится — будет крайне медленным. А между тем будут расти налоги и сократятся социальные расходы… В общем, пока ничего хорошего.
Конечно, кто-то может сказать, что мы избежали полного крушения мировой финансовой системы. Это, хочется надеяться, правда. Как правда и то, что людям в разных странах Европы, в США, в России, которые привыкли к благополучию и растущему уровню жизни предыдущих лет, придется жить менее комфортно. Многие вспоминают сегодня о ситуации 30-х годов — депрессии, которая закончилась мировой войной. Подобные сравнения вряд ли оправданны. Все-таки нынешняя экономическая модель мира значительно отличается от той, что была 80 лет назад. Подавляющее большинство населения в мире живет значительно лучше, чем в 30-х (что и стало частью проблемы: все мы жили не по средствам, а теперь расплачиваемся за эту «жизнь взаймы»). Да, правительства целого ряда стран предприняли протекционистские шаги. Но, кажется, политики по большей части осознают связанные с тем риски и понимают преимущества свободной торговли, чего не понимали в конце 20–30-х годов. Наконец, сегодняшние и прогнозируемые уровни безработицы и инфляции не входят ни в какое сравнение с тем, что было в свое время в Веймарской Германии и что помогло прийти к власти Гитлеру.
Мир после
Можно ли ожидать, заглядывая, скажем, на 5 лет вперед, что картина мира, как утверждают некоторые, будет принципиально другой? Вряд ли. США как были, так и останутся крупнейшей военной державой мира. Европейский союз (несмотря на все раздирающие его внутренние противоречия), США (опять же несмотря на понесенный ими финансовый ущерб) и Япония (даже учитывая ее экономический спад последних пятнадцати лет) будут оставаться богатейшими экономиками мира. Но нынешний кризис со всей ясностью высветил те тренды, которые стали проявляться еще до рецессии. А именно: снижение роли и влияния США в мире. В последние 60 лет доля США в мировом ВВП (по паритету покупательной способности) снизилась почти с 50% до сегодняшних 20%. Конечно, и 20% — совсем немало, тем более если вспомнить, что в США проживают 300 млн человек, а в Китае — в три с лишним раза больше, но вклад Поднебесной в мировой ВВП в два раза меньше. Так или иначе, но тренд на относительное ослабление влияния США сохранится в ближайшие 25–50 лет, в то время как Китай, Индия, другие страны Азии и, возможно, Латинской Америки будут экономически становиться сильнее. Да, конечно, США и дальше будут претендовать на роль мирового лидера, о чем в своей инаугурационной речи говорил президент Обама. И строго говоря, участие США в решении глобальных проблем поможет нам всем. Но не случайно и то, что новый президент Америки говорит о том, что его стране нужны союзники и партнеры. Это результат не только кризиса или последних событий на Ближнем Востоке и в Западной Азии, это в том числе и трезвое понимание изменившегося мира вокруг.
От G8 к G20
Другой важнейший тренд, осознание которого, кстати, пришло с опозданием, — это все более складывающийся консенсус по поводу того, что важнейшие решения в мире более не могут приниматься узкой группой «Большой восьмерки». Это очевидная аномалия. Не случайно, что важнейшие дискуссии сегодня переносятся уже на уровень «Большой двадцатки». Подобное перераспределение власти, очевидно, ожидает и Международный валютный фонд. Рано или поздно, но будет реформирован и Совет Безопасности ООН (об этом, правда, уже говорят последние четыре десятка лет).
Внесистемные игроки
Третья тенденция состоит в том, что этот кризис подчеркнул, насколько проблемы XXI века отличаются от проблем века XX, не говоря уже о XIX. Самые опасные конфликты последних 15 лет возникали не между странами, а внутри самих стран. И на мировой сцене появились игроки, которые не связаны с каким-то конкретным государством («Аль-Каида» — тому наиболее яркий пример). Одновременно наиболее трудноразрешимыми стали вопросы, не связанные и не ограниченные государственными границами: проблемы ресурсов (энергии, продовольствия, воды), вызванные тем, что население Земли приближается к отметке 10 млрд, изменения климата, миграция больших групп населения, быстрое распространение инфекционных заболеваний, международный терроризм. То, что финансовый вирус так быстро поразил все мировые рынки и экономики, а правительствам, центральным банкам и международным институтам оказалось так трудно его купировать, — важнейший урок для нас всех: мир перешагнул через государственные границы и стал глобальным.
Действительно, в глобализации есть и свои минусы. Но все споры о том, хороша или плоха глобализация, более не имеют смысла. Нравится нам это или нет, но люди планеты настолько связаны и настолько зависят друг от друга, что пару поколений назад это невозможно было представить. Единственный путь, который поможет нам справиться с этой проблемой, — это решать ее всем вместе. Нам предначертана еще большая глобализация. И никак иначе.
Сэр Родерик Лайн — консультант, лектор. Живет в Лондоне. Был послом Великобритании в России с 2000-го по 2004 год, а также советником по вопросам дипломатии премьер-министра Великобритании с 1993-го по 1996 год.
1 Первый вице-премьер Игорь Шувалов заявил об этом 24 марта 2009 года на заседании коллегии Минэкономразвития РФ.