Государство все чаще пытается с помощью деятелей культуры решить проблемы, которые ему, государству, самому решить не по силам. Кампания по внедрению патриотизма в общественное сознание в этом году достигла своего апогея. Но, несмотря на обилие круглых столов, высокопарных речей, денежных вливаний и государственных наград, успехов что-то не видно.
Самым заметным провалом года стал мегапроект Никиты Михалкова «Утомленные солнцем-2. Предстояние». Эпопея не имела успеха в прокате и вошла в пятерку худших фильмов на Каннском фестивале. Прокатчики отказались даже проводить столь же масштабную премьеру следующей части «УС» — «Цитадель». Дорогостоящее имперское кино «большого стиля» по-прежнему проигрывает малобюджетному: на престижных кинофестивалях победу одерживали фильмы Алексея Попогребского («Как я провел этим летом»), Сергея Лозницы («Счастье мое»), Алексея Федорченко («Овсянки»).
Показ «Катыни» по российскому телевидению стал культурно-историческим событием
От «Катыни» к «Реквиему»
Классик польского кинематографа Анджей Вайда любит повторять, что произведение искусства является событием, если становится фактом общественной жизни. Одним из прорывов уходящего года стал показ вайдовской «Катыни» по российскому телевидению — сначала на канале «Культура», а затем и на РТР. Фильм собрал огромную аудиторию, обсуждался в прессе и блогосфере. Выход на широкую российскую аудиторию окончательно поставил фильм Вайды в разряд культурно-исторических явлений, о чем как раз и говорил режиссер.
Отголоском польской трагедии стал уникальный «Реквием», спектакль, приуроченный Кириллом Серебренниковым к майским памятным дням. Пожалуй, это единственный юбилейный проект, попытавшийся включить Россию в мировой контекст, не противопоставлять Великую Отечественную войну и великую отечественную Победу мировому сообществу, союзникам по борьбе с нацизмом. В «Реквиеме» о преступлениях тоталитаризма — нацизма и сталинизма — со сцены говорили немка Ханна Шигула, поляк Даниэль Ольбрыхский, наши Алла Демидова и Олег Табаков, актеры из Израиля, Японии, Франции. Жаль, что этот спектакль широкого общественного резонанса не получил: он, как «Катынь» Вайды, мог бы направить ход общественной мысли по другому пути. Но увы, мы по-прежнему настаиваем на своей отдельности от мира и от главных его человеческих ценностей.
Зачем я здесь?
Драматический театр — в своем репертуаре, он предпочитает не высказываться на актуальные темы, следуя логике «человека в футляре». Маститые худруки продолжают унылую песню об отсутствии современных пьес и верности старой доброй классике, но в этом сладком заблуждении оставаться уже неприлично, уже могут заподозрить в сознательном уходе от конкретного ответа на простые вопросы. Тут и уместен разговор о совести и смелости наших «мастеров культуры», которые отважно декларируют невмешательство в политику, не понимая (или не желая понимать), что политика ими давно занимается. Она давно вошла в их дом, как боевой отряд спецназа, и перетряхивает их прошлое, как белье в комоде. «Вечер с Достоевским» Валерия Фокина и Константина Райкина в «Сатириконе», «Записки сумасшедшего» Камы Гинкаса и Алексея Девотченко в Московском ТЮЗе, «Прокляты и убиты» Астафьева в постановке Виктора Рыжакова в МХТ, «Полонез» Сергея Юрского в театре Моссовета, Wonderland 80 Константина Богомолова в «Табакерке», наконец, откровенно публицистический «Час 18» Михаила Угарова в Театре.doc — это попытка сопротивления, противостояния той невыносимой апатии, что царит в общественном сознании.
К сожалению, таких актуальных художественных высказываний в нашем театре преступно мало. Большинство довольствуется малодушной игрой с режимом в прятки, однако уворачиваться от «рук брадобрея» все труднее. Поэтому не случайно вновь возникла дискуссия о судьбе репертуарного театра, до сих пор не нашедшего для себя ответа на вопрос: зачем я здесь?
А вот зачем
Героем уходящего года стал Юрий Шевчук, который сделал то, что не смогли сделать ни правозащитники, ни лидеры оппозиции, — он избавил нас от страха. Оказалось, это возможно — спросить у власти то, что хочешь спросить, а не то, что она ожидала от тебя услышать. И не просто спросить, а настаивать на ответе, вступить в диалог, нарушить узаконенный формат и узаконенную субординацию.
Юрий Шевчук был единственным, кто на встрече с Владимиром Путиным задал неудобные вопросы
За Юрием Шевчуком шагнули другие. Автор телефильма «Подстрочник» Олег Дорман, отказавшийся от премии ТЭФИ, потому что, по его словам, среди членов телеакадемии есть люди, которые «сделали телевидение главным фактором нравственной и общественной катастрофы, произошедшей за десять последних лет». И Леонид Парфенов, сказавший на церемонии вручения премии им. Владислава Листьева об огосударствлении «федеральной» телеинформации. И актер Михаил Трухин, призвавший губернатора Петербурга «выйти из бронированного автомобиля с поднятыми руками». И Артемий Троицкий, организовавший массовые акции против химкинского произвола. И рэпер Иван Алексеев, бросивший вызов бесстыдству и наглости сильных мира сего.
На этом фоне метания Андрея Макаревича и Бориса Гребенщикова смотрелись жалко и не нашли поддержки даже у их многолетних поклонников. «Неформальная» встреча музыкантов с Медведевым в рок-кафе, конечно, вряд ли бы что-то изменила, произнеси они там те слова, которых от них ждали. Но бессмысленность этой встречи подчеркнула удручающую ординарность ее участников. «Тщательнее надо, ребята», — всю жизнь призывает Михаил Жванецкий. А уж он-то точно знает цену одному неловкому движению...
