 |
Влиятельный сенатор-республиканец от Аризоны Джон Кайл в середине ноября заявил, что с ратификацией не следует спешить, «учитывая другие дела, которые должен доделать Конгресс». Но президенту Бараку Обаме, похоже, удалось убедить Кайла, к мнению которого прислушиваются многие коллеги в Сенате, изменить свою позицию. Окончательно это стало ясно после того, как скорую ратификацию СНВ-3 предрек другой влиятельный сенатор-республиканец — Джон Маккейн. «Договор СНВ-3, возможно, будет ратифицирован на следующей неделе», — заявил 10 декабря Маккейн, подчеркнув, что документ «важен для международной безопасности». Что ж, неделей позже неделей раньше... Главное, чтобы усилия президентов Медведева и Обамы по перезагрузке отношений Россия — США принесли плоды.
О важности этого процесса говорила в эксклюзивном интервью The New Times накануне рабочего визита в Москву в марте 2010-го госсекретарь США Хиллари Клинтон. «Я настроена оптимистично: думаю, что достаточно скоро мы достигнем договоренности, — сказала The New Times г-жа Клинтон, имея в виду СНВ-3. — Главная задача: как сделать договор таким, чтобы он поддавался проверке и контролю с обеих сторон и при этом не был таким затратным и сложным с точки зрения практического применения, как предыдущий договор». Ровно через месяц документ был подписан президентами.
В интервью The New Times Хиллари Клинтон затронула разные аспекты российско-американских отношений. Вот выдержки из этой беседы:
Госпожа госсекретарь, год назад Вы заявили о «перезагрузке» российско-американских отношений. Это удалось?
Да. Но подлинным показателем успешности «перезагрузки» будет то, насколько мы сумеем расширить наше сотрудничество в вопросах, представляющих взаимный интерес. Мы тесно сотрудничаем, например, по такому вопросу, как Иран. Мы достигли прогресса в наших общих усилиях в Афганистане, стремясь достичь там стабильности и снижения угроз, связанных с «Аль-Каидой» и другими экстремистами. Мы также тесно сотрудничаем по проблеме Северной Кореи и ближневосточному мирному урегулированию.
Иран — самая горячая тема 2010 года. Учитывая, что правительство этой страны отказывается удовлетворить требования международного сообщества касательно ее ядерной программы, какова вероятность, что Соединенные Штаты используют против Ирана не экономические санкции, а военную силу?
США всегда стремились и стремятся решать проблему ядерной программы Ирана мирным путем. Вместе с Россией, Францией, Международным агентством по атомной энергии мы стремились и стремимся найти способ предоставить Ирану топливо для его реактора, предназначенного для медицинских исследований. Но Иран каждый раз отказывается от таких возможностей. Поэтому мы будем продолжать работать вместе с Россией и другими нашими партнерами — с тем чтобы усилить давление на Иран и заставить его пересмотреть нынешнюю позицию по ядерному вопросу.
Соединенные Штаты готовятся увеличить свой контингент в Афганистане. Чего вы пытаетесь добиться в этой стране, где другие, включая СССР, провалились?
Как об этом говорил президент Обама, анонсируя новую американскую стратегию в Афганистане, наша конечная задача — победить «Аль-Каиду» и не допустить ее возвращения в Пакистан или Афганистан. Именно для достижения этой цели мы привлекаем новые ресурсы, чтобы уничтожить террористические сети в Пакистане и Афганистане, а также для того, чтобы помочь создать более эффективное правительство Афганистана, которое в конечном итоге сможет само бороться с террористами.
Мировые СМИ много пишут о том, что Пакистан предоставляет свою территорию для террористов, и даже о том, что сотрудники пакистанской секретной службы помогают «Талибану». Вы не боитесь, что пакистанский ядерный потенциал может оказаться в руках экстремистов?
Совершенно очевидно, что невозможно добиться стабильности в Афганистане, не оказывая помощи пакистанскому правительству в борьбе с терроризмом в регионе. Именно поэтому новая стратегия президента Обамы предусматривает помощь Пакистану в достижении стабильности и укреплении конституционного гражданского правления.
Администрация президента Клинтона всегда была сторонником демократического развития России, тогда как президент Буш и его администрация скорее склонялись совсем к другому подходу, назовем его прагматическим, который предполагал, что вопросы прав человека уходят на второй план. Сторонником какого подхода являетесь Вы?
Я уверена, что российский народ точно так же хочет обладать всем объемом человеческих и гражданских прав, как и американцы, и любые другие люди. «Перезагрузка» отношений между Россией и США предполагает не только связи на правительственном уровне, но и шаги по сближению наших народов. А это возможно, только если в базисе — общие ценности: подотчетность правительств и верховенство закона.
Предыдущая американская администрация довольно агрессивно протестовала по поводу заявлений российских властей, что бывшие республики СССР «являются зоной привилегированных интересов России», Украина и Грузия — прежде всего. Каков Ваш взгляд на этот вопрос и возможно ли вступление Украины и Грузии в НАТО в ближайшее время?
Соединенные Штаты всегда придерживались того принципа, что суверенные государства имеют право принимать собственные решения во внешней политике и вступать в те союзы, которые они хотят. Для нас неприемлема позиция о наличии особых сфер влияния — это идеи XIX века, и мы полностью поддерживаем решение Североатлантического альянса проводить политику «открытых дверей» в отношении членства и Грузии, и Украины...
Вице-президент Джо Байден во время своего визита на Кавказ в прошлом году* *22 и 23 июня 2009 года. использовал весьма резкие слова по поводу политики Москвы в отношении бывших республик Советского Союза. Значит ли это, что у вас и у Байдена существует разный подход по этому вопросу?
Мы оба, и вице-президент Байден, и я, поддерживаем взгляды и политику нашего президента. И мы оба хотели бы иметь продуктивные рабочие отношения с Россией. В то же время мы отлично осознаем, что между нами (между США и Россией. — The New Times) могут быть расхождения. Соединенные Штаты продолжают полностью поддерживать территориальную целостность и суверенитет Грузии. И мы, как и абсолютное большинство других стран, продолжаем рассматривать Абхазию и Южную Осетию как неотъемлемые части Грузии...
Хроника движения к Договору СНВ-3
«29 декабря в переговорный процесс (по СНВ. — The New Times) вмешивается самый авторитетный человек со стороны — премьер РФ Владимир Путин. Он настаивает на жесткой увязке СНВ и ПРО. Медведев молчит. Обама — тоже. Возникает тяжелая пауза. Еще через месяц с небольшим, как гром среди ясного неба, новость: Румыния согласна на размещение новой системы ПРО США. Министр Лавров требует объяснений. Вместо них через неделю на Москву обрушивается еще одна новость: к новой ПРО готова присоединиться и Болгария. Что это — «новый курс» Обамы? Нет, всего лишь «пробный шар». США показали Москве: «Мы тоже выдрючиваться умеем, не хотите подписывать СНВ — получите новую головную боль», — комментирует ситуацию для The New Times на условиях анонимности один из российских экспертов. Москва ужесточает позицию, настаивая помимо увязки с ПРО на более радикальных сокращениях американских носителей ядерного оружия. Переговоры в Женеве проходят в натянутой атмосфере. И тогда Обама решает расставить точки над i. В двенадцатом по счету телефонном разговоре с российским лидером, 24 февраля, он не оставляет путей к отступлению: США не пойдут ни на юридически обязывающие ограничения своей ПРО, ни на дальнейшие сокращения носителей — это означало бы разрушение всей ядерной триады страны. Если это и есть цена соглашения — значит соглашения не будет. «Это был самый тяжелый и одновременно решающий момент во всем переговорном процессе», — сказал The New Times обозреватель «Нью-Йорк таймс», входящий в пул Белого дома, Питер Бейкер. Именно он опубликовал у себя в газете статью с подробным описанием того телефонного разговора: Обама повесил трубку в ярости — таким его никто еще не видел. «В том варианте, в каком его предлагали подписать русские, соглашение никогда не прошло бы через Сенат, — объясняет Бейкер...» («Лучше позже, чем ничего», Борис Юнанов, The New Times № 12 от 5 апреля 2010 г.)
«29 декабря в переговорный процесс (по СНВ. — The New Times) вмешивается самый авторитетный человек со стороны — премьер РФ Владимир Путин. Он настаивает на жесткой увязке СНВ и ПРО. Медведев молчит. Обама — тоже. Возникает тяжелая пауза. Еще через месяц с небольшим, как гром среди ясного неба, новость: Румыния согласна на размещение новой системы ПРО США. Министр Лавров требует объяснений. Вместо них через неделю на Москву обрушивается еще одна новость: к новой ПРО готова присоединиться и Болгария. Что это — «новый курс» Обамы? Нет, всего лишь «пробный шар». США показали Москве: «Мы тоже выдрючиваться умеем, не хотите подписывать СНВ — получите новую головную боль», — комментирует ситуацию для The New Times на условиях анонимности один из российских экспертов. Москва ужесточает позицию, настаивая помимо увязки с ПРО на более радикальных сокращениях американских носителей ядерного оружия. Переговоры в Женеве проходят в натянутой атмосфере. И тогда Обама решает расставить точки над i. В двенадцатом по счету телефонном разговоре с российским лидером, 24 февраля, он не оставляет путей к отступлению: США не пойдут ни на юридически обязывающие ограничения своей ПРО, ни на дальнейшие сокращения носителей — это означало бы разрушение всей ядерной триады страны. Если это и есть цена соглашения — значит соглашения не будет. «Это был самый тяжелый и одновременно решающий момент во всем переговорном процессе», — сказал The New Times обозреватель «Нью-Йорк таймс», входящий в пул Белого дома, Питер Бейкер. Именно он опубликовал у себя в газете статью с подробным описанием того телефонного разговора: Обама повесил трубку в ярости — таким его никто еще не видел. «В том варианте, в каком его предлагали подписать русские, соглашение никогда не прошло бы через Сенат, — объясняет Бейкер...» («Лучше позже, чем ничего», Борис Юнанов, The New Times № 12 от 5 апреля 2010 г.)
