Что только не подразумевается в последнее время под словом «глобализация» — от засилья «Макдоналдсов» и кока-колы до распространения английского языка в качестве средства международного общения. Но в экономике под процессом глобализации, как правило, понимается рост международной торговли и разделения труда, а также свободное и постоянно растущее движение капиталов между странами.
Благодаря развитию информационных, биржевых и банковских технологий инвесторы получили возможность практически мгновенно перемещать сотни миллиардов долларов из страны в страну, из одной отрасли в другую, заставляя деньги работать 24 часа в сутки.
Так было до недавнего времени, пока деньги, «работая», делали новые деньги. Однако цепная реакция кризиса, прокатившаяся по миру, повернула глобализацию вспять.
Нагляднее всего деглобализация видна на валютных рынках. Курс евро, еще недавно штурмовавший отметку $1,6, к началу ноября рухнул ниже уровня $1,24. Британский фунт тогда же обвалился до своего 37-летнего минимума — отметки $1,53. Притом что еще недавно стоил $2.
Все это некоторые аналитики поспешили объявить возрождением веры в доллар, которая вдруг охватила раскаявшееся экономически активное население планеты. Однако в эту трактовку никак не вписывается тот факт, что с начала месяца японская иена укрепилась на 14% к доллару, пробив уровень 100 иен за доллар, и только масштабные интервенции Банка Японии «отогнали» ее от 13-летнего максимума.
Причина вакханалии, которая захлестнула валютные рынки, более прозаична. Заключается она в повальном бегстве капиталов на родину, причем бегстве вынужденном. Перегруженные убытками крупные инвесторы распродают по любым ценам иностранные активы, чтобы расплатиться на родине по своим долгам. Этот процесс разрушил бизнес, который был квинтэссенцией финансовой глобализации, carry trade — игру на разнице процентных ставок в разных странах.
Суть этой игры проста. Японский банк, имеющий возможность кредитоваться на родине под 0,5% годовых, покупает доллары на полученные иены; доллары инвестирует в США, Евросоюзе, Великобритании, России под более высокие проценты. То же самое делали и американские банки, пользовавшиеся тем, что базовая ставка в США была ниже, чем в Великобритании или зоне евро. По разным оценкам, объем этого рынка достигал к лету нынешнего года $1–2 трлн.
Но в данной схеме есть одно слабое звено — курс валюты, в которой берется кредит, должен по меньшей мере не укрепляться к той валюте, в которой размещены деньги. Однако вынужденный вывод капиталов из иностранных активов терпящими убытки американскими инвестиционными банками создал повышенный спрос на доллар, что породило цепную реакцию выхода американских участников из carry trade. А серия снижения ставок ФРС и, главное, банкротство Lehman Brothers, в облигациях которого многие японские игроки держали деньги, вызвали бегство японских инвесторов из США. Так что рассматривать последние события на валютных рынках как долгосрочную тенденцию было бы преждевременно.
Насколько далеко зайдет процесс деглобализации, будет зависеть от того, насколько сильным будет экономический спад в развитых странах и как долго он продлится. Но не только от этого. В условиях, когда на политические власти оказывается жесткий прессинг со стороны крупных промышленных предприятий и финансовых институтов, велик соблазн начать закрывать границы от импорта, ставить административные преграды на пути утекающих капиталов. Подобные действия той или иной страны (или группы стран) могут вызвать цепную реакцию, и процесс глобализации на долгие годы сменится протекционизмом.
