«Антихрист» Ларса фон Триера — главный скандал завершившегося Каннского фестиваля. На первом показе кричали «Бу!» — так здесь принято выражать недовольство. О самой радикальной картине датского режиссера The New Times рассказала исполнительница главной роли французская актриса Шарлотта Генсбур
Частный апокалипсис одной пары, потерявшей ребенка и переживающей потерю в коттедже в глухом лесу, многие восприняли как провокацию ради провокации. Фильм начинается с долгой порнографической сцены в ванной, продолжается приступами паники, кошмарными видениями героев и шокирующим насилием. Мужчина и женщина сознательно наносят травмы друг другу и самим себе. Главные герои сталкиваются с нечистой силой. И делают вывод, что мир создан Сатаной, а не Богом.
Ларс — хрупкий человек
На пресс-конференции один из журналистов задал вам вопрос: «Зачем вы это сделали?». Да и вопросы других были достаточно острыми. Вас это задело?
Я думала, что все будет происходить в более конструктивном ключе. Я такого не ожидала. Мне говорили, что многие возненавидели наш фильм, а кому-то он, напротив, понравился — но ведь это ровно то, за чем мы ехали. Самая неприятная вещь, которая могла с нами случиться, — равнодушие.
То есть это все-таки была намеренная провокация?
Послушайте, но ведь такое случается с каждым фильмом Триера. Конечно, я отдавала себе отчет в том, что мы сделали очень радикальную картину. Но поверьте, во время съемок я меньше всего думала о публике и ее реакции.
Почему вы согласились сниматься в этом фильме?
Из-за него.
Но вы слышали все эти истории про то, как Триер мучает актеров? Бьорк после «Танцующей в темноте» больше не снимается в кино…
Слышала и нервничала, конечно. Но в конце концов, я сама вызвалась, когда узнала, что он ищет актрису. Накануне нашей первой встречи я очень переживала, потому что не знала, чего от него ждать. Садист ли он? Как он относится к актерам? Но я увидела очень хрупкого, взвинченного человека. Его трясло. Мы не очень долго разговаривали тогда: он выяснял, есть ли у меня страхи, бывают ли приступы паники. И он задавал вопросы так, что невозможно было ответить неправду. Он как будто зондировал меня на предмет психической нормальности. И к концу разговора я убедилась в том, что абсолютно нормальна. И паники у меня не бывает. Думала даже, что он мне больше не позвонит. Но он позвонил. До сих пор не знаю, почему.
Возможно, из-за ваших предыдущих ролей. «Цементный сад» Йена Макьюэна, например, — история инцеста, в которой ваша героиня прячет тело матери в подвале.
Да, Триер смотрел «Цементный сад». Но мы почти не говорили о моих предыдущих фильмах, о моих родителях (Серже Генсбуре и Джейн Биркин. — The New Times). Только о маме немного. Он как будто изъял меня из контекста всей предыдущей жизни и поместил в немецком лесу, в полной изоляции, и это было как заново обретенная девственность. Я много времени проводила наедине с собой. Мы заканчивали съемки очень рано, в пять я уже была в гостинице и не знала, чем себя занять.
И что вы делали?
Смотрела новости по Би-би-си.
А где в Германии такой удивительный лес?
Недалеко от Кёльна.
Кстати, о девственности. Вы ведь вернулись к работе в кино после довольно долгого перерыва?
Да, у меня была серьезная травма. Два года назад я каталась на водных лыжах, сильно ударилась головой. В больнице мне сказали, что все в порядке, а через пару месяцев, когда боли стали невыносимыми, сестра заставила меня сделать сканирование, и оказалось, что у меня кровоизлияние и 300 миллилитров крови в черепной коробке. После операции я чувствовала себя несколько потерянной. И тогда встретила Ларса.
И фильм стал для вас терапией?
Нет, конечно. Только в том смысле, что это была редкая возможность и редкая свобода дойти в своей профессии до некоторых пределов.
Для этого нужна смелость.
Смелость тут ни при чем. Думаю, каждый актер стремится к такому пограничному, радикальному материалу. Мне хотелось зайти максимально далеко — и у меня был удивительный проводник. В самом начале Триер попросил меня довериться ему. Не прятаться. Он оказался таким мягким, деликатным, даже когда критиковал. Я знала с самого начала, что мы делаем эксгибиционистскую картину, и знала за собой это желание обнажиться, в том числе и в эмоциональном смысле.
Вы осознали свои границы? Нет желания повторить? Или это однократный опыт?
Теперь я хотела бы сняться в очень хорошей комедии.
Он объяснял вам, зачем снимает этот фильм? Какова цель?
Мы не говорили об этом, я не спрашивала. То, что я решила для себя, не очень вам пригодится: для меня эта работа была обретением логики даже среди безумия, попыткой нащупать свой настоящий путь.
Вы знали, что Триер посвящает фильм Андрею Тарковскому?
Да, но я очень плохо знаю Тарковского. Перед съемками Ларс дал мне посмотреть его «Зеркало» и «Ночного портье» Лилианы Кавани.
Ларс фон Триер действительно лучший режиссер в мире — как он сказал о себе на пресс-конференции?
Да, он лучший режиссер в мире.