«Мы заняли круговую оборону». В Москву с концертом и новым альбомом под названием «Веселые картинки» приезжает «Ляпис Трубецкой» — пожалуй, единственная белорусская рок-группа, известная далеко за пределами «батьковщины» и не изменяющая себе все 16 лет режима Лукашенко. The New Times поговорил с лидером коллектива Сергеем Михалком о том, как свободному музыканту выжить в несвободной стране
Можно ли вообще говорить о таком понятии, как белорусская рок-сцена? Существует ли она сейчас?
Фактически — да, официально — нет. У нас страна делится на официальную, фантасмагоричную, которая на экранах телевизоров, и реальную, которая ушла в глубокое подполье. Первая состоит из лозунгов, плакатов, речей политиков, из СМИ, в которых работают «идеологически грамотные» пиарщики, из мифа о нашем порядке и стабильности, который сложился еще в Советском Союзе. В этот образ верят даже многие из тех, кто в стране живет и вроде бы должен все видеть. Мы, наверное, единственная республика бывшего СССР, которая отказалась от перемен, пусть болезненных, и потому законсервировала все артефакты Советского Союза, в том числе советскую эстраду. Поэтому если говорить о белорусской сцене, то официально существует только эстрадная: «Сябры», «Верасы» и «Песняры», которые после смерти Владимира Мулявина развалились на мелкие музыкально-криминальные группировки.
Неужели эти группы по сей день собирают у вас стадионы?
Они активно гастролируют, но гастролируют так же, как в свое время советские филармонические ансамбли. То есть целевую аудиторию имеют, но по-настоящему народными не являются, не способны проводить большое количество билетных концертов. Они работают в основном на днях городов, юбилеях заводов, различных номенклатурных мероприятиях. Постоянно снимаются на ТВ. У нас есть своя «Большая разница» на Первой кнопке, юмористическое шоу «Наша Белараша». В Белоруссии тоже полно этих бездельников из КВН, которые нашли золотую жилу. Видимо, сейчас весь бывший Советский Союз сотрясается от хохота, всем так весело, что животы скоро начнут болеть.
Что тогда представляет собой неофициальная белорусская сцена?
Андеграунд, который шагает в ногу со всеми мировыми тенденциями. Без ложной скромности скажу: наши инди-группы, такие как «Петля Пристрастия», Fantastiques, The Stampletons, The Legs — очень крутые. Играют модную современную музыку, хард-кор, ска-панк — все на высоком уровне. Перед президентскими выборами для них вроде бы сняли все запреты, но как позже оказалось — только де-юре.
Где в таком случае они выступают? И как о них узнают?
В небольших заведениях, чаще даже не в клубах, а в арендованных коттеджах или полуподпольных барах. В Белоруссии за последние годы сильно развились всевозможные уличные движения, те же футбольные хулиганы. В Минске, например, есть команда «МТЗ-РИПО», фанаты которой являются антифашистами, что вообще нонсенс. Кроме гамбургского «Санкт-Паули», я больше не знаю в Европе команд, у которых была бы серьезная леворадикальная фанатская группировка. Вот они продвигают свою субкультуру, ходят на подпольные концерты, создают какие-то очаги, скажем так, инакомыслия.
Больших рок-клубов в Минске вообще нет?
По сути, один «Реактор», куда приезжают российские звезды панк-рока, «Король и шут», Lumen. Да и он всего на 800 мест. А во Дворец спорта не всякого пустят. Даже концерт Rammstein у нас оказался под угрозой срыва: власти блюдут нравственность народа.
Орел не ловит мух
Какое место во всем этом занимаете вы? В московских клубах на ваших концертах — аншлаги. По идее, в Белоруссии вы должны собирать стадионы.
Ну да, мы как бы единственные в стране мейнстримовые рок-звезды, которые ездят в туры, собирают во Дворце спорта в Минске 9 тыс. человек. Больше чем Deep Purple.
Почему в отличие от других местных групп вам дозволено там выступать? С одной стороны, понятно: ваша музыка позитивная и в целом беззлобная. С другой — в интервью вы не скрываете оппозиционных взглядов.
Потому что aqvila non captat muskas — «орел не ловит мух». В фантасмагории нас не существует. Да, мы можем собрать Дворец спорта, но при этом в медиапространстве нас нет. Власть не реагирует на аутсайдеров. Я знаю, что на наши концерты приходят и люди из КГБ, и генералы милиции, некоторые нас даже любят. По их логике, если начать нас преследовать, то мы станем белорусскими Че Геварами. А так мы — клоуны, на которых если не акцентировать внимание, то вроде бы нас и не видно. Тем более мы не нарушаем заповеди, чтим Уголовный кодекс, не бьем людей на улицах, не хотим войны, мы не за дестрой. Попытка с нами разобраться, по сути, не имеет под собой оснований. Мы все делаем открыто, у нас нет камня за пазухой, мы не берем ни от кого денег, не состоим ни в какой партии, ни разу не получали грантов из-за границы. Возможно, нас не трогают еще и потому, что мы стали популярными до возникновения всех этих режимных субъектов, и не только у себя на родине, но и в России, на Украине, в Казахстане.
„
Сейчас придворные шуты — те, кого любит ментовско-криминальная элита. А она любит «суровые» песни о нелегкой судьбе какого-нибудь ворюги или мента
”
А оппозиция пытается вас привлечь к своим акциям?
Нет. Мы не примыкаем ни к каким политическим движениям, мы люди с анархическими взглядами и стараемся держать круговую оборону. Другое дело, что как свободных художников нас, конечно, угнетает происходящее в стране, и взгляды оппозиции нам существенно ближе. То, что подается у нас с телеэкранов — мол, в оппозиции быдло, необразованные алкоголики и барыги, жутко раздражает, потому что это неправда. Могу сказать: лично я голосовал за Владимира Некляева.* * Лидер общественного движения «Говори правду», кандидат в президенты Белоруссии, которому после выборов 19 декабря было предъявлено обвинение по статье «Организация массовых беспорядков». Сейчас находится под домашним арестом, ему запрещено общаться с кем-либо, кроме жены.
Почему после позорных выборов вы вместе с другими соотечественниками просто не вышли на улицу?
В этот день у нас был концерт в Москве. Но, честно говоря, будь я в Минске — не знаю, приехал ли бы на площадь. Многие из тех, кого в Минске не было, сейчас говорят: «Я бы обязательно пошел!» Но в большинстве случаев это позерство. После драки кулаками не машут. Не знаю, насколько я был бы силен духом. Конечно, я занимаюсь боксом, умею драться, но дело не в этом. Гораздо актуальнее для меня сейчас — сохранить свободное художественное пространство, все-таки я прежде всего музыкант. Чтобы песни, в которых мы пропагандируем и антитоталитаризм, и антимилитаризм, продолжали слышать люди.
Вам страшно?
Конечно. Я же понимаю, что буду здесь жить в любом случае. Белоруссия — моя земля, тут мои родители, папа у меня страдает болезнью Паркинсона, он не может никуда уехать, мой сын еще только учится в школе. Как мужчина и защитник тотема (а тотем — это не государственные границы, тут все серьезнее), я не имею права на то, чтобы меня сейчас, допустим, взяли и посадили.
Не смейтесь над нами
Юрий Шевчук как-то пожаловался, что хотел бы петь совершенно другие песни, но происходящее вокруг заставляет его выражать плакатный гражданский протест. В этом смысле на вас, как на автора, давит ситуация в Белоруссии?
Давит, но я как раз считаю, что для художника это неплохо. Давление вызывает внутреннюю мобилизацию. Время катаклизмов — это вообще время творческих людей. Идеальные условия для того, чтобы не заниматься музыкальной мишурой, поэтическим словоблудием, рок-н-ролльной набоковщиной — тем, чего как раз так много в современном русском роке. Этих экивоков, песен о каких-то карибских моряках (Михалок явно намекает на группу «Мумий Тролль». — The New Times), глупых цветочных метафор, чего-то совершенно не имеющего отношения к реальности. Мне кажется, наоборот, сейчас не хватает точных, четко расставленных акцентов.
Борис Немцов еще в 2006 году предсказывал, что нынешняя Россия придет к «лукашизму». Слушая вас и сравнивая, ловлю себя на мысли, что от Белоруссии мы уже не так далеко. Какие ощущения у вас, когда вы приезжаете к нам на гастроли?
В последнее время все действительно очень похоже. Даже если судить по околомузыкальной тусовке, которую подмяла под себя шансонно-криминальная песня. Я же вижу, чьи афиши висят по всей стране: Лепс, Трофим, Новиков. И это не случайно — меняются придворные шуты. Сейчас шуты — те, кого любит ментовско-криминальная элита. А они любят песни для так называемых настоящих мужчин, где сиплым голосом поется о нелегкой судьбе какого-нибудь ворюги, его жены или мента. Пять лет назад блогерная интеллигенция, современные российские либералы, смеялись над нами: мол, как вас так быстро нагнули, как вы терпите этого «клоуна», имея в виду Лукашенко? Никто не заметил, что рогатка была натянута, и Железный Феликс уже тогда грозил всему Советскому Союзу. Думаю, белорусские реалии в самое ближайшее время могут стать актуальными и для России, и для Украины. Я не параноик, не буду здесь говорить о каких-то розенкрейцеровских или масонских заговорах, но иногда у меня складывается ощущение, что на Белоруссии проверяют возможные сценарии. Вот стерпели белорусы и такие выборы — значит, и в других странах можно попробовать.
Tweet