Цветы нон-конформизма

Наверное, все дело в том, что оба существовали вне художественной ситуации тех лет, а работы их были равно чуждыми как традиционной советской реалистической живописи, так и социально ориентированным работам других нонконформистов — Оскара Рабина, Эрика Булатова, Ильи Кабакова. Художник Владимир Немухин вспоминает, как Зверев всякий раз возбуждался, когда они начинали говорить с ним о Яковлеве, и всегда норовил поставить Яковлеву оценку: «Кол! Кол! Кол!» — «Ну почему кол?» — «Ну конечно, старик. Ему все можно, потому что они все в пóльтах хороших ходят». Это Зверев так реагировал на родителей Яковлева, одетых в пальто с каракулевыми воротниками. Их Зверев, сам одевавшийся хуже бомжа, причислял к советской буржуазии (отец Яковлева некоторое время работал в Китае).

Анатолий Зверев. Автопортрет. 1969

Отношение Яковлева к Звереву было куда терпимее. В беседе с Натальей Шмельковой* * Художница, писатель, автор книг о художниках-неформалах и о Венедикте Ерофееве. он говорил: «Я всегда его любил и как художника, и как человека. Он удивительно умел передавать движение, и во всех его работах есть экспрессионизм. Некоторые сравнивают его с Ван Гогом, кому-то он напоминает Фонвизина, а мне Зверев напоминает только Зверева. Это был большой художник, которому было очень тяжело. Как художник он намного сильнее меня. Во всяком случае мне всегда так казалось. Одно время я даже пробовал ему подражать».

И тем не менее по судьбе как минимум они были похожи. Оба не имели законченного художественного образования. Зверева исключили из художественного училища «за вольный нрав и неопрятный вид», а для Яковлева художественной школой стала работа курьером в издательстве «Искусство». Яковлев вовсе не мечтал о карьере художника — увлекался спортом и в 12 лет уже имел второй разряд по боксу. Подвело здоровье: из-за нервного срыва он начал быстро терять зрение, в результате окончил только четыре класса школы, в общем, с юности ему пришлось вести довольно замкнутый и зависимый образ жизни. Можно сказать, что художниками и Зверев и Яковлев стали в силу «непреодолимых обстоятельств таланта».

Сегодня о них ходят легенды, возникшие еще при их жизни: история о гениальном пьянице и дебошире Анатолии Звереве и история о столь же гениальном полуслепом художнике Владимире Яковлеве, время от времени попадавшем в психиатрическую больницу.

Сильно выпивавший Зверев, часто ночевавший на полу в случайных квартирах, подстелив под себя старые газеты, в воспоминаниях людей, его плохо знавших, остался как необразованный самоучка. Вместе с тем ранние работы карандашом или сангиной показывают Зверева великолепным классическим рисовальщиком, а ввел его в художественный мир знаменитый актер, балетмейстер и хореограф Александр Румнев, преподававший в те годы во ВГИКе. Говоря о Владимире Яковлеве, часто ссылаются на его душевную болезнь и именно в ней ищут истоки его гениальных лирически наивных работ, а между тем его отец учился рисованию у Коровина, а дедушка Михаил Яковлев был знаменитым живописцем, прожившим значительную часть жизни в Париже.

В Яковлеве всегда было некоторое лукавство. Сергей Довлатов в одной из своих книг приводит такую историю: «Владимир Яковлев — один из самых талантливых московских художников. Бахчанян* * Вагрич Бахчанян (1938–2009), художник, литератор-концептуалист. утверждает, что самый талантливый. Кстати, до определенного времени Бахчанян считал Яковлева абсолютно здоровым. Однажды Бахчанян сказал ему:

— Давайте я запишу номер вашего телефона.

— Записывайте. Один, два, три…

— Дальше…

— Четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять…

И Яковлев сосчитал до пятидесяти.

— Достаточно, — прервал его Бахчанян, — созвонимся».

Но истории и про Зверева полны многих странностей. Внешне он всегда казался неряшливым, но на деле был по-своему и аккуратен, и крайне брезглив. Одежду он носил швами наружу, потому что до швов «кто-то уже касался», хлеб в ресторане заказывал не резанным, а целым батоном и ел его изнутри, оставляя нетронутой горбушку.

Зверев знаменит тем, что мог за очень короткое время сделать замечательные рисунки, используя для этого все подручные материалы. Отдавал он их очень дешево, иногда дарил. Но нахалов не любил. Был случай, когда богатая дама стала торговаться с ним за портрет: «Ой, а подари мне его просто так!» Насупившийся Зверев посмотрел на нее, а потом одним движением смазал всю акварель, превратив ее в серое месиво: «Ну пожалуйста, дарю!» За 55 лет жизни Анатолий Зверев создал более тридцати тысяч картин. Не все они равноценны. Та видимая легкость, с которой художник несколькими линиями и мазками создавал свои образы, до сих пор провоцирует недобросовестных людей на создание подделок.

«В целом я художник «Портрета ветра» и цветов», — говорил Яковлев. Именно цветы были его излюбленным сюжетом. Причем это были цветы-истории и характеры. Он пришел к ним через увлечение абстракцией и ташизмом* * Ташизм — живопись пятнами, течение в западноевропейском абстракционизме 50–60-х годов. . Кошки, портреты, рыбы, птицы, похожие на рыб… Особенности зрения превращали картины Яковлева в неустойчивые живые пространства, когда фигуративность в живописи оказывается не только неважной, сколько даже мешающей. Яковлеву присуще удивительное чувство цвета. «Я люблю те цвета, которые не болят», — говорил он.

Когда Владимир Немухин расстался с женой, Зверев стал его успокаивать: «Все твои несчастья, старик, — от общества. Это общество на тебя давит. А общество — это как стена. Вот видишь, стена у тебя напротив, а ты картинками ее завесь. И она будет от тебя отделяться». Он так и работал, создавая картину за картиной, отделяясь ими от действительности. А Яковлев уходил от нее же в собственный, только его мир, и недостатки зрения становились естественной преградой, позволявшей ему оставаться наедине с собой.