В последние пятнадцать лет информационные войны — как гражданские, так и внешнеполитические — стали рутинной реальностью. Если есть войны, должны быть и воины. В том числе и легендарные. Первая заметка из сериала «информационные киллеры» — об Александре Невзорове
В этом году ему исполнилось 50, по случаю чего Первый канал выдал в эфир фильм-портрет с эффектным названием «Александр Невзоров. 600 секунд спустя». То был подарок ко дню рождения человека, который стал отцом-основателем черного формата в отечественном ТВ.
«Детей-последователей» у него, судя по программам «Чистосердечное признание», «Момент истины», «Программа максимум», «Специальный репортаж», «Пусть говорят», более чем довольно. Впрочем, и в области военно-патриотического пиара (как черного, так и белого) он не остался без наследников. Самые яркие из них — Аркадий Мамонтов, Константин Семин.
Счет на 600 секунд
Между тем героя вчерашних дней мы изрядно успели подзабыть. Обозначим его нестандартную биографию, хотя бы пунктирно.
До «600 секунд» — безотцовское, бедное детство, пение в церковном хоре (у него были, говорят, недурные вокальные данные), работа санитаром в психушке (по причине избыточного романтизма), каскадером в кино (в силу склонности к экстриму), музыкальным редактором на ленинградском ТВ (от нечего делать). Затем героическое хроникерство (из «тщеславия» и «корысти», по признанию самого юбиляра).
Что еще? Жесткие репортажи с чеченской войны (из бескорыстной любви к войне), художественный фильм «Чистилище» (по той же причине), победы на выборах в Госдуму (из честолюбия), счастливый брак, рождение ребенка и, наконец, отчаянная борьба за хорошее отношение к лошадям, одним из последствий которой стала почти библейская притча «Лошадь распятая и воскресшая»…
Славу ему принес десятиминутный информационный выпуск «600 секунд» — это авторские новости, формат, ставший фишкой Невзорова. В «Секундах» галопом неслась взрывная информация, лимитированная спринтерской дистанцией. Это напрягало внимание телезрителя: успеет или не успеет ведущий поставить точку с последней секундой. Как правило, успевал.
Но был, разумеется, и кураж погони за сенсациями: сначала бытовыми (украденная у детей-инвалидов гуманитарная помощь, антисанитария на мясокомбинате, затоваренные сигаретами склады в пору их жестокого дефицита на прилавках), затем — политическими. На двери своего кабинетика репортер тогда рисовал звездочки — так он обозначал фигуры ответственных госчиновников, которых доводил своими репортажами до инфарктов, инсультов, прободений язв и прочих тяжелых недугов. Звездочек на ней было около двух десятков.
В «Секундах», собственно, и началась «киллерская» практика Александра Глебовича, что он чистосердечно и признал по прошествии без малого двух десятков лет. На прямой вопрос корреспондента НТВ: «Когда вы делали «Секунды», не чувствовали себя журналистом?» — ответ был такой же прямой: «Нет, скорее я чувствовал себя нормальным информационным бандитом, конкистадором, завоевателем информационного пространства. Я вообще не журналист по природе».
Шоу ужасов
Пока наш герой «бандитствовал» на стороне демократии и вносил значительный вклад в дело борьбы с советской партократией, никто не замечал деформации его журналистского статуса. Шла гражданская информационная война, а на войне — как на войне.
Измена профессии была осознанна, когда любимец демократической публики стал раскручивать первый призыв «Наших» — омоновцев в Прибалтике. Тут-то и было замечено, что Невзоров начисто исчерпал интерес к чистому хроникерству, как и к демократическим идеалам.
Его монархизм и авторитаризм вполне совпали с авторскими амбициями на поприще документального репортажа, для которого сначала были приспособлены «Дни», а в последствии «Дикое поле» — первые кунсткамеры на нашем ТВ.
В одном из своих репортажей он со смаком перебирал подробности очередного садистского преступления вместе с преступником. «Как ты воткнул нож? Со спины? Она кричала? А потом ты ее раздел и стал насиловать?» Сразу без перехода репортер перевоплощался в моралиста, громыхавшего сложноподчиненными сентенциями.
Страна радостно подсела на иглу документализированных ужасов и до сих пор не слезает с нее. Но тогда страна подсела и на героическую личность конкистадора. В конце концов личность заслонила саму информацию.
Претензии
Какое-то время Невзоров думал, что он монархист. Вот только в окружающей его действительности не находилось достойного царя-батюшки. Он его стал придумывать. Организовал что-то вроде кастинга прототипов на главную роль: омоновец Млынник, генералы Макашов, Руцкой, Варенников, Шаманов, Лебедь. Был у него еще на примете сержант федеральных войск, что отрезал чеченцам уши. Все эти «ребята» не оправдали его надежд, да и роль спасителя Отечества ему разонравилась. Его стала греть другая амбиция.
Уже образный закадровый текст репортажей («скелетированные останки пивных ларьков») выдавал в авторе претензию на литературу. Причем на литературу художественную. И, понятное дело, на художественный кинематограф.
Задним числом можно сказать: странно было бы, если бы он не испытал себя в области художественного кинематографа. Он и «испытал» с помощью Бориса Березовского и его денег, следствием чего стал фильм «Чистилище». Перед тем как предъявить его в эфир, автор объяснился в любви к войне: «Мне вот в мире войны, как это ни странно звучит, уютно. Я привык. Я знаю кровь войны, я знаю прелесть чувства омерзения от этой войны. От любой войны вообще. Я знаю сладость чувства ненависти к войне».
И он не был бы самим собой, если бы поверх всей горы трупов (то бишь мусорной кучи муляжа), сочащихся кровью солдатиков (то есть жирно перемазанных алой гуашью статистов), поверх натуральной пыльной разрухи, дымящегося съемочного реквизита, смачного мата-перемата и собственной профессиональной беспомощности не набросил бы «скелетированную» библейскую метафорику.
Солдаты — овцы. Полковник (позывной — «Сугроб») — их пастырь. Чеченский командир — дьявол-искуситель... Русский танкист отказывается от часов «ролекс» (30 сребреников), предложенных ему чеченцами, и дает несколько сокрушительных залпов; потом его выволакивают из машины, распинают на кресте, вбивая в ладони ржавые скобы; изо рта ползет густая вожжа будто бы кровавой слюны. Потом следует снятие с креста, и лицо распятого проясняется улыбкой. Не ее ли в свое время имел в виду министр обороны Павел Грачев, сказав: «И мальчики умирали с улыбками на устах...»?
Прельщаться «омерзением» — это давно укоренившаяся в нем склонность.
В монастырь
Позабавившись журналистикой, поработав информационным киллером, отработав номер в кинорежиссуре, разочаровавшись в политике, а также в человечестве, он мог бы уйти в монастырь. Казалось, что он так и сделал, предпочтя Думе конюшню. Оказалось, что Невзоров вслед за свифтовским Гулливером, проникшись нежностью и состраданием к лошадиному роду, решил освободить от ярма рабства и оградить род гуингмов от насилия со стороны рода человеческого в лице продажных ветеринаров и нарциссирующих жокеев. Стало быть, снова война? И стало быть, под ним опять скрипит потертое седло?..
