Чтобы попасть на Беломорскую биостанцию (ББС) Московского государственного университета, нужно взять билет на мурманский скорый поезд до Кандалакши, а затем электричкой добраться до приморского поселка Пояконда. Оттуда катер примерно час идет проливом до станции. Для тех, кто здесь впервые, впечатление не из слабых. На диком карельском берегу внезапно обнаруживается поселок площадью 15 гектаров, в котором живут и работают десятки ученых и студентов. У пирса — местная флотилия: катера «Научный» и «Николай Перцов», маленький «Стриж» и многочисленные лодки. Добираться берегом до цивилизации сложно, морской путь удобнее, к тому же работа биологов связана с морем.
Бревенчатые домики среди сосен — лаборатории, столовая, административный корпус, общежитие. Чуть левее — серое трехэтажное кирпичное здание: там библиотека, компьютерная комната, несколько лабораторий и конференц-зал. Есть водопровод с озерной водой, прочие удобства — на улице, в отдельных домиках. Баня работает по расписанию. В общем, если Обнинск или Пущино-на-Оке — наукограды, то ББС — научная деревня. Зато в Пущино нет ни полярного дня летом, ни северного сияния зимой. А главное, нет моря. Здесь — есть.
Ученые и туристы
Бурная жизнь тут начинается именно летом. ББС — учебно-научный центр МГУ, здесь проходят практику студенты биофака, а также физики и геологи, приезжают иностранные студенты, ученики московских школ с биологической специализацией. Природа северокарельского побережья уникальна своим разнообразием, а до появления биостанции заниматься ее основательным изучением не было возможности. Здесь работали и преподавали Л.А. Зенкевич, снарядивший экспедицию 1938 года, которая выбрала место для будущей станции; К.В. Беклемишев, Н.А. Перцов, который 33 года был директором биостанции, В.Н. Вехов и П.В. Матекин... Кстати, Петру Владимировичу Матекину сейчас 92 года, и он принял живейшее участие в конференции, посвященной юбилею станции: в августе она отметила свое 70-летие.
Не следует считать беломорских ботаников и зоологов чудаками, изучающими под микроскопами никому не нужных козявок. Их исследования приносят очевидную практическую пользу. Например, мидия, модельный объект беломорских исследований, — любимая пища гаги. А что такое гагачий пух и какова его ценность — понятно даже неспециалистам.
Одна из проблем, которой занимаются на ББС, — «дикий» туризм. Северокарельское побережье посещают около 10 тысяч туристов в год. Более половины — из Москвы, около четверти — из Питера. К сожалению, экологические идеи столичным жителям не близки. Байдарки и катамараны свободно проникают на территорию заповедников и заказников. На стоянках остается огромное количество мусора. Туристы вытаптывают растительность, пугают животных, занимаются браконьерским ловом рыбы. Но самое страшное — лесные пожары от непогашенных костров. Редкое лето обходится без них, а северные экосистемы восстанавливаются долго.
Экономическая выгода от «дикого» туризма близка к нулю. Приезжие покупают в магазинах продукты, рыбу и ягоду у местного населения — и это все. Лоухский район, на территории которого находится побережье, по экономическим показателям — на последнем месте в Карелии. С 1995 года безработица здесь выросла в шесть раз. Дальнейшее ухудшение положения может привести к тому, что уже сейчас происходит в средней полосе: начнется скупка земли частными лицами. Тогда рассуждать об экологии будет поздно.
Биологи пришли к выводу: чтобы спасти природу Карелии, туризм надо развивать и поощрять. Но не дикий, а цивилизованный. Оптимальным решением было бы создание природного парка со статусом особо охраняемой природной территории. Местные жители получили бы доходы от занятости в туристическом бизнесе, а биологи — реальную возможность охранять природу: администрация парка будет заинтересована в том, чтобы он оставался привлекательным для туристов. В прошлом году рабочая группа, состоящая из ученых и общественных деятелей, представила властям республики предложение об организации такого парка. Выйдет ли из этого что-нибудь, сказать трудно.
Скрипка над морем
В 90-е годы ББС как подразделение МГУ вместе со всей государственной наукой переживала трудности финансирования. Беломорской науке досталось крепче, чем столичной.
Электричества на биостанции не было не год и не два. Плюс проблемы со снабжением, ремонтом зданий и флота... Перспективы были самые мрачные. Ситуация начала меняться с 2005 года, когда директором ББС стал профессор Александр Борисович Цетлин. Его организаторские способности и упорное стремление спасти биостанцию сделали невероятное: сейчас странно вспоминать, как всего три года назад многие были уверены, что с ней все кончено. К счастью, коллектив ББС сохранил мужество и верность науке. Тут всегда работали необычные люди с нестандартными представлениями о жизненных ценностях.
И еще одна общественная сила сыграла свою роль — стройотряд. Не все студенты и старшеклассники приезжали сюда изучать морских животных. Побывать на Белом море хотелось многим: не только биологам, но и физикам, и математикам. А биостанции требовались рабочие руки, и эти руки построили здесь очень многое. Сейчас стройотрядовцы стали взрослыми, и в том же 2005 году они создали инициативную группу и сообщество в ЖЖ, посвященное биостанции, — не для публикации баек и фотографий, а для решения организационных вопросов. Все, кого волновала судьба ББС, собирали личные средства, покупали необходимое — от инструментов до электрогенератора и стеклопакетов для конференц-зала.
Упомянутая юбилейная конференция собрала ученых из Москвы, Санкт-Петербурга, Мурманска, даже из США. Обычное, казалось бы, университетское мероприятие. Если не считать того, что состоялось оно в нескольких километрах от полярного круга. ББС сияла красотой и порядком. Столовая исправно кормила вкусными завтраками, обедами и ужинами — огромными порциями, как раз для мужчин после подводного плавания или марш-бросков по пересеченной местности. На юбилейном банкете две сотни человек закусывали глинтвейн румяными пирогами с пылу с жару. А накануне ученые и гости слушали музыку. Играли три очаровательные девушки — скрипка, альт и аккордеон — в «кают-компании» на втором этаже лабораторного корпуса. «Венгерка» Брамса неслась над вершинами сосен, над судами у пирса и холодным зеркалом закатного моря... Романтика какая-то, но именно так все и было.
ДНК и подводные монстры
Флот и водолазная группа, библиотека, где берут почитать не только монографии, но и Тэффи, и Стриндберга; ботанический сад, где растут кедровый стланик и хищные росянки, — все это итог 70-летней истории, чейто труд и чья-то жизнь.
Еще в 90-е годы ботаники и зоологи относились к биохимикам и молекулярным биологам с насмешливой почтительностью: нуклеиновые кислоты — это, конечно, круто, но от реальной биологии страшно далеко. Сейчас они привыкли к мысли, что ДНК имеет отношение не к одной дрозофиле, а ко всем биологическим объектам. На ББС появилась лаборатория молекулярной биологии, которой руководит Татьяна Неретина. Студенты осваивают здесь методы выделения ДНК и ее анализа. Конечно, тут можно осуществить не все хитроумные процедуры, что имеются в арсенале современной науки, но в этом и нет необходимости: пробирки с ДНК нетрудно переправить в Москву.
«У нас есть фотография, где мы вынимаем пробирки из центрифуги при свечах, — рассказывает Тата. Заметив изумление слушателей, смеется: — Нет, центрифуга работает от сети, электричество отключилось после того, как мы закончили».
Молекулярная биология в непростых северных условиях оказалась очень полезной. Она помогает уточнить, принадлежат ли два животных к одному виду или к разным подвидам, оценить степень генетического разнообразия в популяции. А иногда на морском дне находят такое, что без анализа ДНК и не определишь.
Александр Семенов — выпускник биофака МГУ. Если верить интернету, специалистов его профиля в мире можно пересчитать по пальцам. Саша занимается подводной макросъемкой: фотографирует удивительные создания, обитающие в море. Иногда совсем крошечные, но среди них есть такие красавцы и чудовища — куда наземным бабочкам и богомолам! Что нужно, чтобы делать их фотопортреты? Всего ничего: во-первых, иметь навыки глубоководного погружения (а поскольку температура воды на глубине даже летом градуса четыре, это не похоже на курортный дайвинг в Турции); во-вторых, получить биологическое образование; в-третьих, уметь фотографировать. «Мой отец — профессиональный фотограф, — говорит Александр, — и когда я учился на биофаке и видел иллюстрации в научной литературе, я понимал, что это ужасно. Хотелось сделать лучше».
Сначала Саша нырял с обычным аппаратом, после первых впечатляющих результатов за счет биостанции купили профессиональную камеру. К открытию конференции на ББС приурочили выставку его работ. Фантастические очертания подводных тварей, многоногих, многощетинковых и многощупальцевых, притягивали взоры самых далеких от биологии людей. А биологи убедились, что качественные подводные фотографии не только красивы, но и помогают делать открытия.
Беломорские вечера
Полярный день медленно переходит в полярный вечер: солнце зашло, но стемнеет часам к двенадцати, а там и рассвет скоро. На скамейке под березой — девушка с ноутбуком на коленях. С волейбольной площадки доносятся азартные возгласы. Окна лаборатории светятся, там несколько человек сидят за бинокулярными микроскопами.
«Прямо «Понедельник начинается в субботу», — сказал коллега. — Не знал, что такое еще бывает».
