Чайка долеталась

Когда тело артиста Трибунцева наконец оттащили в кулису, зал облегченно вздохнул. До этого окончательного отстрела Треплев уже несколько раз падал замертво, только в исполнении других артистов (или персонажей), финальную сцену Нины и Треплева нам проигрывали несколько раз. Именно за счет подобных повторов некоторых эпизодов спектакль и распух до неимоверных размеров.

Юрий Бутусов ставит много, шумно, успешно и почти всегда — скандально. С Шекспиром он практически на «ты» — на сцене «Сатирикона» идут «Ричард III» и «Король Лир» с Константином Райкиным в главных ролях, здесь же лет восемь назад он поставил «Макбетт» Ионеско (абсурдистский парафраз на темы шекспировской трагедии), в МХТ идет его «Гамлет» с потрясающим Клавдием—Хабенским, в Вахтанговском — «Мера за меру». Шекспир Юрию Бутусову подчиняется с удовольствием — их роднит стихийное неуправляемое начало, увлеченность внешними эффектами и склонность к безумству.

С Чеховым отношения выстраиваются с трудом. Юрий Бутусов упорно пытается вогнать Чехова в комедию абсурда, привить ему «чужую» болезнь. Первая попытка укротить упрямого русского драматурга кончилась откровенной неудачей — «Иванова», сыгранного в МХТ задом наперед (от конца к началу), мало кто сумел понять и полюбить.

Развернутая во всю ширь и глубь сатириконовской сцены курлыкающая бешеная «Чайка» — безусловный продукт сегодняшнего дня с его клиповым мышлением и потребительской сущностью. В своей программной (именно так!) «Чайке» Юрий Бутусов напрочь упраздняет всякую мораль, делает из нее чучело, вымазанное дегтем и обвалянное в перьях, и швыряет ее в зал с криком «Нате, жрите!» Появление самого режиссера в финале каждого акта, видимо, символизирует ту самую «пощечину общественному вкусу», которая и определяет жанр этого агрессивного, эклектичного, вызывающего и бесконечного действа.

Все начинается с распределения ролей. Большая рыжеволосая Нина (Агриппина Стеклова), хрупкая юная Аркадина (Полина Райкина), роковая фарфоровая Полина Андреевна (Лика Нифонтова), истеричный нездоровый Шамраев (Антон Кузнецов), щеголеватый провинциальный Дорн (Артем Осипов), жалкий облезлый Треплев (Тимофей Трибунцев), плаксивый Тригорин (Денис Суханов) и комический бульварный Сорин (Владимир Большов) — персонажи, собранные из разных времен и жанров, больше похожие на ростовых кукол, чем на живых людей. Впрочем, и это распределение весьма условно, поскольку не раз в течение спектакля роли будут передаваться по цепочке друг другу — и тогда каждый для себя выберет свою Нину и своего Треплева.

Бутусов навязчиво твердит о вымышленном мире «Чайки», настаивая на исключительной театральности этой пьесы, а значит, на ее искусственности, замещающей реальную жизнь и реальных людей. Что ж, можно и так. Готова поверить, что «комплекс Треплева» съедает режиссера, грызет его, как червяк яблоко. С этой болезнью надо уже что-то делать, и тогда отчаявшийся режиссер врывается на сцену и примеряет на себя окровавленную повязку неудачника, как шут — корону.

Пространство сцены, закиданное и заваленное веревками, бутафорскими фруктами, цветным тряпьем, искусственными цветами, медными тазами и ведрами, залитое водой и красной краской, заставленное ширмами, столами и кроватями — в какой-то момент превращается в кровавое месиво, в котором корчатся и извиваются странные люди, не пробуждающие ни сочувствия, ни смеха.

Единственная сцена, которую артисты не завалили всякой дребеденью, — это первая встреча Нины и Тригорина, с которой и начинается этот бешеный роман двух очень похожих людей. Агриппина Стеклова и Денис Суханов играют ее на одном дыхании, не отрывая друг от друга взгляда, и этот восторг открытия наполняет их диалог тем самым любовным электричеством, от которого атмосфера сцены накаляется до предела, а зал замирает в звенящей тишине. Вот собственно и все. Все остальное тонет в этом водовороте бутафорской, музыкальной и словесной шелухи, в режиссерских «тараканах», которые Юрий Бутусов щедро разбросал по всему пространству сцены и «наградил» ими несчастных артистов.

Все остальное тонет в бесчисленных «почему». Почему талантливая девочка Полина Райкина — Аркадина? Почему она старательно изображает взрослую тетю, но даже неискушенному зрителю видно, что все здесь «с чужого плеча»: и тяжелая косметика, и каблуки, и неуклюжие эротические телодвижения? Почему доктор Дорн ведет себя как одесский конферансье времен нэпа? И почему красавица и умница Полина Андреевна (Лика Нифонтова) с выражением невыносимого страдания на прекрасном ухоженном лице так жертвенно влюблена в этого суетливого Бубу Касторского? Почему голова Треплева после ранения замотана корабельным канатом? Почему он ни с того ни с сего читает Бродского с авансцены? Почему Антон Кузнецов, играющий и Шамраева, и Медведенко, то и дело превращается в собаку и начинает неловко семенить по сцене на четвереньках, лаять, высунув язык, поднимать «заднюю лапу» под вялый смех зала? Почему Тригорин все время плачет? Почему спектакль напичкан музыкальными хитами, что твои «Служанки» Виктюка — от Сальваторе Адамо до Фаустаса Латенаса? Зачем режиссер периодически выбегает на сцену и ведет себя, как плохой артист?

И наконец, почему свой фантастический продукт Юрий Бутусов посвящает памяти артистки Валентины Караваевой, мечтавшей сыграть Нину Заречную и записавшей свои монологи на любительскую камеру (известная драматическая история, на основе которой снят документальный фильм)? Судьба Караваевой страшна и опереточно нелепа. Бывшая красавица и восходящая звезда, сыгравшая главную роль в фильме «Машенька», после автомобильной аварии лишилась всего — и красоты, и профессии. А потом стала играть у себя дома чеховскую «Чайку», и кадры эти, обнаруженные после ее смерти, производят впечатление ужаса.

Случай Караваевой — это и есть настоящее театральное безумие. Случай Бутусова — всего лишь воспаление хитрости, симуляция творческого экстаза.