Ранним декабрьским утром лет пять назад на гаванской площади Революции автор этих строк фотографировал архитектурные достопримечательности — памятник Хосе Марти и гигантский портрет всемирно знаменитого террориста Эрнесто Че Гевары на фасаде кубинского МВД. Стоявшему неподалеку полицейскому показалось, что я слишком долго занимался фото- и видеоискусством, и он захотел забрать мою камеру. Я отказался. И тогда на помощь служивому в форме пришел служивый в штатском. Он вырос, как из-под земли, агент кубинской госбезопасности, за несколько секунд до этого изображавший зеваку. Потом — отъем паспорта, почти сутки допросов в отделении так называемой иммиграционной полиции (С кем встречался? Почему работаю журналистом? Зачем приехал на Кубу?) и долгожданное освобождение российским вице-консулом. И все же ощущение от этого инцидента осталось скорее как от приключения, чем как от смертельной опасности.
Я вовсе не претендую на глубинное знание реалий Кубы. Но атмосфера жизни там пять лет назад напомнила мне СССР 1984 года, накануне прихода к власти Горбачева. Поездив по стране простым туристом, я пришел к трем выводам. Во-первых, кубинский режим скорее пассивен, репрессии применяет точечно и без особой охоты. Во-вторых, население делится на тех, кто имеет отношение к туристической индустрии или получает деньги от родственников-эмигрантов в Майами, и всех остальных. В-третьих, у кубинских коммунистов есть некоторый шанс провести преобразования относительно мягко.
„
”
Стоит Раулю Кастро вслед за Фиделем официально сойти со сцены, как новому поколению лидеров придется решать: либо окончательно либерализовать политическую жизнь, либо вновь закрутить гайки
”
Не знаю уж, повлияли ли на настроения в Гаване арабские революции, но решения последнего съезда компартии свидетельствуют о ее желании выглядеть инициатором перемен, о том, что даже такие динозавры, как братья Кастро, поняли — перемен не избежать. Введение кубинской версии нэпа при сохранении нынешней политической системы означает начало нового, промежуточного этапа в истории Кубы. Теперь часть населения начнет богатеть, другая часть будет ей завидовать, а коррупция в органах госвласти вырастет. Ведь кубинские чиновники обязательно захотят получить свою долю от бизнеса за выдачу лицензий, сертификатов пожарной безопасности и справок санэпиднадзора. Все это, в свою очередь, будет разъедать режим изнутри и усиливать брожение в обществе.
Опыт «гуляшного социализма» в бывших соцстранах Восточной Европы вроде бы доказывает: долго такая система протянуть не может из-за присущих ей внутренних противоречий. Однако в отличие от Польши или Венгрии социализм на Кубе всегда эксплуатировал патриотическую, антиколониальную риторику и вовсе не ассоциируется с иностранной оккупацией, как это было в европейском соцлагере. Зато он прочно увязан в глазах граждан с минимальными социальными гарантиями. Многие из тех, кто живет милостью государства, демократизации побаиваются, думают, что в этом случае из Америки вернутся эмигранты и потребуют реституции собственности. А это, опасаются они, будет означать выселение людей из квартир и увольнения на предприятиях. Такие настроения есть, и они дают коммунистам некоторое поле для маневра.
Тем не менее стоит Раулю Кастро вслед за своим братом Фиделем официально сойти со сцены (Фидель Кастро на минувшем съезде даже вышел из состава ЦК), как новому поколению лидеров придется решать: либо окончательно либерализовать политическую жизнь и попытаться найти себя в новой роли демократизаторов, либо вновь закрутить гайки. Вспоминая опыт пятилетней давности, я склонен думать, что возобладает первый вариант.
Tweet
