Молодежная политика или «работа с молодежью»?После «оранжевой революции» на Украине российская власть, кажется, всерьез испугалась за свое будущее и всерьез взялась за молодое gоколение. О том, насколько дальновидна и эффективна в России молодежная политика, в редакции The New Times спорили Павел Данилин и Анатолий Ермолин
Что такое молодежная политика и зачем она нужна?
Павел Данилин: Принято считать, что молодежная политика — это государственная политика по отношению к молодежи. На практике не совсем так: молодежной политикой называют деятельность молодежных политических организаций. Зачем нужна молодежная политика — это очень долгий академический разговор: как строить семью, как работать с вопросами образования, как устраивать досуг молодежи...
Анатолий Ермолин: Я не думаю, что это скучная тема. И если мы будем говорить о государственной молодежной политике, мы заузим тему. Предлагаю говорить о национальной молодежной политике, где государство является лишь одним из игроков на поляне, где участвуют различные слои общества, в том числе и бизнес, и общественные организации, независимо от государства. Молодость — это промежуток человеческой жизни от тотальной зависимости и беспомощности ребенка до автономности и самодостаточности взрослого человека. Если мы с этим соглашаемся, тогда понятно, что такое молодежная политика. Это система мер, нацеленных на то, чтобы маленького, беспомощного ребенка превратить в сильного, автономного, самоопределяющегося взрослого человека.
Принцип лояльности
Могут ли государство и национальная молодежная политика находиться в противоречии?
Данилин: В самом крайнем случае — да. Если государственную власть узурпировала какая-то клика, которая проводит антинациональную политику, то, безусловно, национальная молодежная политика будет противоречить государству. Но чаще всего подобные режимы долго не живут, 10–15 лет максимум, поэтому конкретных ситуаций, когда бы государственная политика длительное время противоречила национальной молодежной политике, я, честно говоря, не могу себе представить. Но в принципе такое возможно.
Ермолин: Совсем необязательно, что государство будет бороться с национальной молодежной политикой, но государство может становиться сдерживающим фактором. Я за 10 секунд могу сказать, чего хочет молодежь. Мы проводили исследование: пять «хочу». Молодежь хочет денег, хочет квартиру, хочет быть эффективной в социальном и профессиональном смысле, хочет классно отдыхать и, что нас очень порадовало, хочет иметь семью. Я плохо отношусь к теме денег или квартиры для молодой семьи, потому что всем не дадим, дадим все равно каким-то единицам, а это нечестно. А вот эффективность, конкурентоспособность мы современной молодежи дать можем. Это должно быть положено в основу эффективной молодежной политики. Но представьте себе, что все молодежное население страны мы научили таким инструментам конкурентоспособности, как умение анализировать, критически относиться ко всему, научили социальному проектированию, управлению, наделили лидерскими качествами, научили строить сети, взаимодействовать в этих сетях. Что получается? Вертикаль власти рушится. Общество становится другим. Я уверяю, что очень многие из наших руководителей понимают, что такое эффективная молодежная политика, но нужна ли она им, нужно ли им огромное сообщество свободных, самодостаточных, эффективных молодых людей? Вот в чем вопрос.
Данилин: Мы уже имеем сообщество молодых и эффективных, самодостаточных людей. Суверенная демократия, удорожание недвижимости в России, укрепление рубля, резкое удешевление доллара, информационная революция, доступность интернета — все это делает молодежь свободной, прививает ей навыки информационно-аналитической работы и умение выстраивать сети, хотя бы такие, как «В контакте» и «Одноклассники». Эти новые технологии позволяют очень эффективно строить сети и становиться лидерами сетей. Экономическая самодостаточность индивида в крупных городах обусловлена высочайшей стоимостью недвижимости: можно продать недвижимость, переехать куданибудь в Мухосранск и из этого Мухосранска через интернет абсолютно нормально продвигать свои идеи. Отсюда и принципы молодежной политики. Кроме фашистской Германии, никакая страна не ставила перед собой цель воспитать всех. Воспитывали верхушку. И у нас сейчас идет отбор активных. Мне очень жаль, что оппозиционные организации практически выключились из работы с молодежью, но так получилось. Приходится государству и провластнымструктурам, а конкретно партии «Единая Россия», строить молодежные сети, отбирать молодежных активистов. И этот отбор идет по принципу активности, образование и навыки дают тем, кто хочет. В организации «Наши» точно так же федеральные комиссары отбираются по принципу активности, ты приходишь, предлагаешь проект, ты этот проект готов защищать и т.д. «Румол» — такая же структура. «Местные», «Новые люди»... Да, это все провластные организации. Смешно ожидать, что в «Наши» пойдет человек нелояльный, он там не нужен, нужен человек, который готов открыть свое сознание тем аргументам, которые ему могут там преподнести. Лояльность и прогосударственный оттенок этих организаций обуславливает и то, что они являются более массовыми. Потому что население в целом поддерживает существующий режим.
Ермолин: Я не считаю молодежной политикой манипулирование молодежью с целью, чтобы она поддерживала политику действующих властей, чем занимаются все перечисленные вами организации. Но даже если считать деятельность «Наших» молодежной политикой, то молодежь лишена выбора. Еще будучи депутатом Госдумы, я приезжал в регионы — и приходили четкие звонки из Кремля: молодежь к Ермолину не допускать.
Данилин: Вы сами были виноваты. Ваше умение общаться с молодежью было бы крайне востребовано, если бы не ваша бескомпромиссно лояльная позиция по отношению к одной конкретной коммерческой структуре и к нескольким персонам из нее. Я думаю, вы могли бы быть на острие определения современной молодежной политики.
Ермолин: Я считаю, что я и так на острие современной молодежной политики. Я никогда не скрывал, что все молодежные проекты, за которые я брался и, как мне кажется, неплохо с ними справлялся, состоялись благодаря Ходорковскому. Но когда Ходорковского арестовали, нашему активу начали в регионах выкручивать руки, заставляли менять название, пошло вытравливание брендов. Я не собираюсь создавать оппозиционную молодежную программу или проект. Мы готовы к диалогу, мы готовы к совместным проектам. Явас уверяю, нам есть что сказать молодежи, если бы были сняты ограничения на наше общение с молодежью из провластных проектов.
Данилин: Мы не сомневаемся, что вам есть что сказать. Но я не понимаю упреков в адрес современных молодежных организаций. Каждая из них реализует определенную задачу в социально-гуманитарном плане. Возьмем мою организацию «Молодая гвардия» — она занимается вовлечением молодежи в политическую деятельность. «Наши» выполняют более широкий круг задач, потому что это общественная организация. Они вовлекают молодежь в образовательные программы.
Ермолин: Скажите, а если я приду в университет к ректору и скажу: «У нас есть проект «Лига дела», ваши выпускники научатся выстраивать отношения с будущими работодателями», — как вы думаете, мне дадут собрать студенческий актив, выступить перед ними?
Данилин: У организации «Открытая Россия» есть негативный репутационный флер, связанный с деятельностью структур, близких к ЮКОСу. «ЮКОС-Москва» конкретно отмывал деньги на благотворительных проектах «Открытой России».
Ермолин: Это вранье.
Данилин: Ну что значит — вранье...
Дух конкуренции
Давайте отвлечемся от ЮКОСа и вернемся к нынешним делам. Кремлевские проекты создавались в качестве ответа на «оранжевую угрозу» и для обеспечения безопасности парламентских и президентских выборов. Выборы прошли. Как вы думаете, будет ли Кремль и дальше финансово подпитывать молодежные проекты?
Данилин: Создание этих массовых организаций стало не только ответом на «оранжевую революцию». Оно стало показателем того, что молодежь выступает за нынешнюю власть. Нацболы — единственная организация, которая могла бы претендовать на то, чтобы быть массовой и антивластной, оказалась в расколе, это факт. Если вдруг кому-то в голову придет распустить нынешние провластные молодежные организации, мы получим уже сложившиеся социальные сети, которые будут испытывать фрустрацию, неудовлетворение. Создавать себе неприятности на пустом месте очень глупо.
Ермолин: Я абсолютно согласен. Сейчас самая главная проблема власти — ответить на вопрос, что мы предложим тому огромному числу молодых людей, которых еще вчера выводили на улицы «дедами морозами». И я очень рассчитываю, что власть задумается о молодежной политике не как о технологии втягивания молодежи в политическое противостояние, а как о системе мер, помогающих молодому человеку самореализоваться.
Данилин: Именно это сейчас происходит на Селигере.
Ермолин: Я это только приветствую. Но давайте не бояться соперничества хотя бы сейчас, когда «оранжевая революция», и вы это подтверждаете, нам не грозит. Я встречался с Василием Григорьевичем (Якеменко. — The New Times). Мы обсуждали наши программы и перспективы их использования. Зашла речь о скаутских программах. Это крупнейшее молодежное движение, не имеющее никакого отношения к политике. Это система выращивания национальной управленческой элиты для своих стран. И Якеменко сказал: «Зачем вам нужны скауты, зачем вам эта Европа, этот Запад? Давайте создавать что-то исконно русское». Я отвечал: «Как же вы хотите готовить российские элиты завтрашнего дня, не интегрируя их в глобальный мир, изолируя от мирового опыта?» Якеменко сказал: «Тогда у молодежи появятся другие авторитеты». Но почему мы думаем, что не сможем стать авторитетами для своих детей, если позволим детям свободно выбирать?
Данилин: У «Наших» есть поисковики. Собственно, скауты и поисковики — это одно и то же. Какая-то не терминологическая, а принципиальная разница есть?
Ермолин: «Поисковики» — это молодежные объединения, которые разыскивают незахороненные останки погибших воинов. Это запросто может быть одной из системных программ российского движения юных разведчиков. Беда в том, что государственные чиновники, которые отвечают на федеральном уровне за молодежную политику, говорят: никаких контактов с Западом, никакихиностранных заимствований, иначе молодежь окажется в ситуации выбора между авторитетами. А я говорю: чего мы боимся? Давайте доказывать, что мы лучше. Молодежную политику можно построить только на принципах честной конкуренции разных молодежных программ. Вот мы, несмотря на то что ЮКОС уничтожен и денег у нас нет уже много лет, живем, развиваемся. Посмотрим, что будет, когда прекратится финансирование движения «Наши». Вы согласны, что должны быть равные условия, что у меня должно быть такое же право общаться с молодежью, как и у «Единой России» или общественной организации «Наши», как вы ее называете? Кстати, я еще не понял, как к этому относиться, но больше 50 комиссаров движения «Наши» — выпускники моей программы «Новая цивилизация». Это, мне кажется, говорит о том, что мы не формировали какие-то антигосударственные, антипатриотические настроения у наших воспитанников, а просто учили их быть эффективными.
Данилин: Вы можете приходить и общаться с молодежью, думаю, вам никто не запрещает. Что касается Запада, то российское законодательство прямо ограничивает западное влияние на некоммерческие организации.
Ермолин: У меня были ситуации, когда активистов нашего молодежного движения не пускали в вузы. Мы начинали проект «Креативный капитал» в рамках СПС…
Данилин: Поймите, у нас законодательство запрещает политическим партиям работать в вузах с молодежью.
Ермолин: И поэтому ни одна прокремлевская молодежная структура никогда не работает в вузах со студенческой аудиторией?
Данилин: Политическую работу не ведет.
Ермолин: Понятно.
Бунтарский дух
Вы оба согласны с тем, что «оранжевой угрозе» следует противостоять. Но так ли плохо бунтарство? Так ли плох нонконформизм в молодых людях?
Данилин: Я ничего не вижу хорошего в молодежном бунте, молодежный бунт чаще всего глупый и бессмысленный. Молодежь не имеет опыта, чтобы требовать чего-то правильного. Безусловно, кому-то хочется командовать в 14 лет полком, но надо быть как-то серьезнее. Что мы хотим: отдаться на волю молодежи, не предоставив им должных знаний? Либо мы все-таки собираемся воспитывать молодежь? В первом случае мы можем, безусловно, допустить всякие сорбонны, а во втором случае нам придется кропотливо работать с молодежью, создавать для них особые инструменты выхода пара.
Ермолин: Я горячий противник бунтарства. Я был офицером спецназа и видел бунты сквозь прорезь шлема. Я знаю, что с обеих сторон всегда погибают самые лучшие, самые искренние, самые честные. Эрих Фромм пишет, что менять мир — это естественное свойство человека. Так вот, если человеку не дают созидать и строить, он начинает разрушать. Очень много молодых людей идет к лимоновцам или в другие организации, использующие не слишком одобряемые законом формы противодействия, потому что им не дают реализовываться, а узкий коридорчик «суверенной демократии» их не устраивает.
Данилин: Молодежи неинтересно на улицу выходить, в том-то и дело. Нацболов две-три тысячи человек в Москве и Петербурге, а в основном молодежь хочет деньги зарабатывать.
Ермолин: А в Нальчике?
Данилин: Это уже серьезный вопрос.
Ермолин: Это вопрос неспособности предложить на Кавказе эффективную светскую идеологию и эффективную молодежную политику...
Павел Данилин — эксперт «Фонда эффективной политики» Г. Павловского. Член политсовета «Молодой гвардии» «Единой России». Шеф-редактор интернет-издания «Кремль.орг». Автор книги «Новая молодежная политика 2003–2005»
Анатолий Ермолин — возглавлял финансировавшиеся Михаилом Ходорковским молодежные программы «Открытой России». Бывший полковник спецназа. В 2004–2007 годах — депутат Государственной думы от фракции «Единая Россия». Сейчас — член политсовета партии Союз правыхсил. Курирует молодежные программы.
