Исчерпанный ресурс

Выборы первого президента России в 1991 году пробили брешь в броне советской модели голосования. Это было сильно запоздавшее возвращение к нормальным человеческим ценностям. Люди хотели правды. Ельцин казался альтернативой. Да он — при всех его недостатках — альтернативой и был. Он, со своими лидерскими качествами, заслужил победу. Однако его победу зафиксировала все та же Система, которая, в принципе, создавалась с прямо противоположными целями. Значит, что-то важное поменялось в ее недрах. Что именно? Это важно понять, чтобы верно интерпретировать происходящий сегодня под руководством путинских элит откат.

В сталинскую эпоху Ельцин был бы просто невозможен как политическое явление. В брежневскую эпоху возможен, но не более чем один из партийных карьеристов. В горбачевскую эпоху он сделался альтернативным публичным политиком. Система не имела навыков работы с публичной альтернативой. Лучше всего было бы напоить его чаем с полонием — чтобы умер от неожиданного приступа аллергии. Но — не то время, не та среда, не те элиты. И Система решилась (вынужденно!) сыграть в рамках формальных правил. Это был промах: в игре по правилам она была обречена.

„

Через два-три года раздраженные коррупцией, враньем, пробками, мигалками, ценами и общей некомпетентностью управления крупные города страны войдут с властью в системный конфликт

”

Вроде все верно: в масштабе страны оппонентом Ельцину выставили матерого начальника — премьер-министра Рыжкова. Предельно ясный сигнал номенклатуре, за кого голосовать. Но номенклатура не хотела! «Как-то не сообразили они, что и секретарь парткома может заартачиться и проголосовать по-своему, как совесть подсказывает…» — позже объяснит сам Ельцин. Впрочем, дело было даже не в том, как секретарь проголосует. Гораздо важнее, что секретари и рядовые члены партии, сидевшие в тысячах избирательных комиссий, тоже были готовы заартачиться и считать голоса, как совесть подсказывает.

Власть вытекала из номенклатуры, как вода из решета. Факт прост: Ельцин был популярен, и Ельцин победил. Голоса впервые с 1917 года посчитали честно. Ошибка это или нет, народ потом сам разберется. Люди имеют право на ошибку — при условии, что у них есть механизм для ее исправления. Механизм называется «честные выборы». В 1993 году «исправление» в некоторой степени состоялось — на выборах в Госдуму Жириновский набрал 23%. Можно сколько угодно обвинять Россию в том, что она одурела. Но можно зайти с другой стороны и сделать менее пафосный вывод: в 1993 году голоса считали добросовестно. И в 1995 году тоже, когда в очередной Госдуме 35% мандатов досталось коммунистам. Ничего, небо на землю не рухнуло.

Сегодня при очевидном росте популярности коммунистов (избиратели в своей простоте воспринимают их как единственную оппозицию путинизму) им не позволяют набрать более 10–15%. В этом принципиальное отличие политики 90-х от политики нулевых. Тогда власть подчинялась выборам и отраженной в них воле населения. Сегодня, наоборот, выборы подчиняются власти, а население отдыхает.

С точки зрения формальной статистики, в 1995 году менее чем в 400 ТИКах (территориальных избиркомах) из 2750 были зафиксированы признаки электоральных манипуляций. Такие ТИКи тяготели к территориям (в основном республикам) с авторитарными правителями во главе. Через десять с лишним лет в избирательных циклах 2007–2008 гг. число ТИКов с явными признаками манипуляций выросло до 1300–1500 — почти вчетверо. И главное, они расползлись по всей стране, где такого отродясь не бывало. В Тюменской области (откуда в администрацию президента Путина пришел Сергей Собянин) на последних выборах появились десятки участков с явкой 100% и практически такой же поддержкой «Единой России» и Путина.

В путинскую эпоху лояльность покупается в обмен на коррупционное стимулирование. Лучший пример — Кавказ. Центр закрывает глаза на воровство федеральных дотаций, а в ответ с благодарностью получает нарисованные электоральные результаты. Впрочем, путинская модель вызывает растущее раздражение всего через десять лет — и это на фоне феерического везения с нефтяной конъюнктурой и роста экономики.

Выборы стали хуже? Несомненно. Но в них, вопреки воле псевдосоветских реставраторов, накапливаются очень красноречивые смыслы. Зона поддержки «Единой России» и Путина, по их же официальной статистике, отъезжает все глубже в провинцию. На технологическом уровне это понятно: там, без наблюдателей, прессы и партийных активистов, проще рисовать то, что требуется начальству. Выходит смешно: чем депрессивнее и проблематичнее регион, тем сплоченнее он голосует за курс партии и правительства. В городах, особенно крупных, показатели партии власти неудержимо ползут вниз.

Россия — страна городов. Города все меньше любят власть и ее партию. Городам труднее вешать на уши лапшу и рисовать фальшивые цифры в протоколах. Поэтому верным путинцам, как и их советским предшественникам, ничего не остается, как цепляться за покорную и целиком зависимую от власти провинцию. Это важно хорошо понимать и правильно использовать. Основная угроза путинскому режиму исходит не от очевидного тления на национальных окраинах (его можно затоптать или залить нефтяными деньгами), а от медленных, но необратимых социокультурных изменений на относительно развитых и урбанизированных территориях страны. Сейчас это очевидно только на уровне электоральных цифр. Через два-три года раздраженные коррупцией, враньем, пробками, мигалками, ценами и общей некомпетентностью управления крупные города страны войдут с властью в системный конфликт (необязательно уличный, скорее через саботаж в интернете или сидячие забастовки на транспорте).

В череде событий, готовящих этот прискорбный сценарий, не последнее место займут декабрьские выборы в Госдуму и мартовские — президента. Заранее можно сказать, что они будут самыми позорными в позорной череде электоральных событий нулевых годов. По очень простой причине: рейтинг власти ползет вниз. Ресурсы фальсификации, хранящиеся в медвежьих углах России, выбраны почти полностью. Электоральная администрация со своим манипулятивным аппаратом двинется в наступление на города. Города будут сопротивляться. Администрация, скорее всего, победит. Но города, поскольку в них сосредоточена продвинутая социокультурная среда, запомнят.

Люди учатся на личном опыте. Страна все-таки скорее жива, чем мертва. Осмысливает себя понемногу. Чем наглее будет напор (а он будет наглым, как никогда, иначе поражение), тем яснее люди поймут цену этой власти и то, как она относится к собственному населению.