Письмо девятое

Это письмо могло бы иметь три заглавия: «Семь вопросов», или «Чем похожи казахи и немцы», или «Размышления после посещения АЛЖИРА». Не подумайте только, что я посетил страну, когда-то являвшуюся колонией моей страны. Во мне давно умерла ностальгия по империи, которая так гложет столь многих россиян. Даст бог, эти фантомные боли отомрут через поколение-другое, но пока они ноют, не способствуя здоровью Вашей страны. Впрочем, это иная тема…

Надеюсь, Вы простите мою неучтивость, но не могу не спросить: знаете ли Вы, что такое АЛЖИР? Если Вам известен ответ на мой вопрос, это означает лишь, что Вы несравненно более образованны, более эрудированны, чем подавляющее большинство Ваших сограждан: скольким я ни задавал этот вопрос, не ответил никто.

Итак: АЛЖИР означает Акмолинский лагерь жен изменников родины. Он располагался в 37 километрах от Астаны, в поселке, который тогда назывался «26-я точка», а ныне — Акмол. И сидели там… Позвольте привести цитату из шифротелеграммы начальника ГУЛАГа М. Бермана от 3 июля 1937 года: «Ближайшее время будут осуждены и должны быть изолированы в особо усиленных условиях режима семьи расстрелянных троцкистов и правых, примерно количестве 6–7 тысяч человек, преимущественно женщины… Предлагаю срочно проработать вопрос организации концлагеря Нарыме и Казахстане…» (Справка: в казахской степи лето сопровождается тучами кровососущих насекомых и сорокаградусной жарой, зима же — сорокаградусным морозом и песчаными бурями).

„

Подавляющее большинство тех, кто руководит страной, — советские люди. Они — продукт советской системы. Невозможно тяжело для них признать, что то общество, в котором они жили и росли, общество их юности, было преступным. Но признать придется. Раскаяние неизбежно — не потому, что это морально, не потому, что это правильно, а потому, что без этого у России нет светлого будущего

”

Лагерь был открыт в начале 1938 года, и сидели в нем порядка 8 тысяч человек. Среди них были дети дошкольного возраста, были старики, но главным образом это были женщины.

Знаете ли, читаешь списки заключенных — и берет оторопь. Встречаются:

Мессерер-Плисецкая, Рахиль Михайловна, мать Майи Плисецкой;

Гинзбург, Евгения Семеновна, мать Василия Аксенова;

Соломянская, Лиза Лазаревна, мать Тимура Аркадьевича Гайдара.

«Старые новости», скажете Вы? Тогда добавьте еще и «забытые» — во всяком случае в России. Но, к счастью, мир не ограничивается Россией.

Поезжайте, Chère Madame, в Казахстан, посетите там бывшую «26-ю точку», и Вас потрясет мемориал, воздвигнутый в память тех, кто отсидел годы в АЛЖИРЕ, тех, кого расстреляли, тех, что умерли от холода, голода и невыносимых условий. Возможно, Вас поразит факт, что мемориал поставлен правительством Казахстана, что инициатором его создания был президент Казахстана Нурсултан Назарбаев.

Совсем недавно был открыт еще один мемориал, точнее, Музей КАРЛАГа в поселке Долинка — это в 40 километрах от Караганды — и вновь это инициатива Назарбаева.

Должен признаться, что Назарбаев — не герой моего романа, как, впрочем, значительное большинство нынешних президентов Ваших бывших среднеазиатских республик, которые на удивление похожи повадками на баев, правивших в тех краях до советской власти. Но то, что автократ, «вечный» президент Казахстана настоял на создании мемориального музея именно такого рода, оказалось для меня совершенно неожиданным делом и породило в моей старой голове вопросы, от которых я бы рад отмахнуться, да не получается.

Вопрос первый. Почему президент Казахстана считает нужным увековечить память погубленных, замученных, совершенно ни в чем не повинных женщин, малых детей и стариков?

Вопрос второй. Почему он, человек плоть от плоти советской системы, считает важным напоминать гражданам своей страны о тяжких, мерзких преступлениях, к которым они, нынешние казахи, не имеют никакого отношения?

Вопрос третий. Почему власти Германии сочли нужным превратить бывшие концлагеря в музеи-мемориалы, куда в обязательном порядке приводят детей из всех школ страны и объясняют им ответственность германского народа за те, уже теперь давно прошедшие, ужасы?

Вопрос четвертый. Почему они, немцы, не дают никому в стране забыть о том, что было?

Вопрос пятый. Почему они настаивают на том, что виноват не только Гитлер, не только нацисты, но весь немецкий народ?

Вопрос шестой. Почему нет ничего похожего в России?

Вопрос седьмой и последний. Почему не счел нужным сделать ничего подобного ни один из президентов России: Ельцин, Путин, Медведев?

У Вас, Madame, есть ответы на эти вопросы? И есть ли они у читателей? Только не спешите отвечать, что да, есть. Потому что вопросы эти требуют серьезного размышления. Но если Вы все же готовы поделиться своими соображениями по этой теме, то я буду рад, потому что у меня ответа нет. Есть лишь предположение, да и то оно касается лишь двух последних вопросов.

Отдадим себе отчет в том, что подавляющее большинство тех, кто руководит Вашей страной, — советские люди. Они родились и выросли в СССР. Они ходили в советские детские сады, где их учили маршировать, где им читали стихи про маленького Володю Ленина; они ходили в советскую школу, там становились юными пионерами, всегда готовыми к делу Ленина-Сталина; они вступали в комсомол, а потом в КПСС. Они — продукт советской системы, и это касается не только тех, кого в либеральных кругах принято называть совками, это касается всех.

Невозможно тяжело для них признать, что то общество, в котором они жили и росли, общество их юности, было преступным; невозможно признать, что по сути своей оно было ничем не лучше нацистского, а что Сталин был не лучше Гитлера.

Признать, конечно, придется. Не так, впопыхах, мимоходом, а основательно. Раскаяние неизбежно — не потому, что это морально, не потому, что это правильно, а потому, что без этого у России нет светлого будущего.

И я не исключаю того факта, что Нурсултан Назарбаев понял это применительно к своей собственной стране, точно так же, как поняли и понимают это уже несколько поколений лидеров немецкого народа.

С печалью и глубоким сочувствием,

Ваш верный слуга,