В политических кругах Германии идет дискуссия, разделившая правящие элиты на два лагеря. Какие интересы в российско-немецких отношениях важнее: just business, gas and nothing personal (ничего личного, только бизнес и газ) или вопросы соблюдения прав человека? Во время визита в Германию Дмитрия Медведева и его встречи с канцлером Ангелой Меркель дискуссия возобновилась с новой силой. Что ждут от нового российского президента немецкие правозащитники — выяснял The New Times
Глава немецкого отделения Human Rights Watch Марианна Хойваген — Наталье Морарь
Канцлера Герхарда Шредера многие немецкие СМИ критиковали за «близорукую», как они считали, политику в отношении России, в которой газ и интересы бизнеса имели безусловный приоритет. Канцлер Меркель, напротив, довольно резко высказывалась по поводу сворачивания демократических институтов в России. Что сегодня выбирает немецкий истеблишмент?
Все зависит от того, о ком мы говорим. Если о представителях немецкого бизнеса, то для них важен экономический аспект российсконемецких отношений. И речь не только о газе, но и о любом бизнесе вообще. Для представителей гражданского общества Германии вопросы прав человека определенно важнее. Например, во время выступления Дмитрия Медведева перед широкой немецкой аудиторией ему среди прочих были заданы вопросы и о свободе слова, и о том, все ли возможное делает Генпрокуратура России для раскрытия убийств российских журналистов. Если мы говорим об официальных политических кругах, то для них экономические и стратегические интересы все же на первом месте. Кстати, когда глава так называемого «восточного крыла» экономического сообщества Германии господин Мангольд представлял Медведева немецкой публике, он в своей речи сказал, что в Германии «заинтересованы в усилении российского гражданского общества». Это, безусловно, вопрос интерпретаций, но мы, присутствовавшие на встрече, поняли это как желание увидеть в России свободу СМИ, свободу собраний и свободные условия для работы НКО.
Какой позиции придерживается Ангела Меркель? С одной стороны, она родилась в ГДР и по себе знает, что значит жить в несвободной стране. С другой — она никогда не была и диссидентом.
Во время президентства Владимира Путина канцлер часто и открыто выступала и за права человека в России, и за свободу российских СМИ, и за нормальные условия функционирования НКО. Что касается нового президента Дмитрия Медведева, то во время публичного общения с ним на прошлой неделе она высказывалась уже не так критично, как делала это раньше. Мы, конечно, не знаем, о чем и как они говорили в приватной беседе. Это вопрос о том, что эффективнее: молчаливая дипломатия или открытая критика? Наверное, выбор «молчаливой дипломатии», когда ты только начинаешь выстраивать отношения с новым президентом, вполне рационален. Ангела Меркель так и поступила.
Бывший министр иностранных дел Германии Йошка Фишер, выступая в Гамбурге две недели назад, признался, что немецким политикам должно быть стыдно за их позицию, при которой газ важнее демократических ценностей. Но трудно вспомнить подобные резкие заявления господина Фишера, когда он был еще у власти. Это проблема всей правящей элиты Германии?
Я не думаю, что это проблема только немецких политиков. Это проблема абсолютно всех, кто находится у власти. Права человека являются важной частью международной политики, но в Германии, как и в любой другой стране, они не стоят первым пунктом в повестке дня, и когда политик приходит к власти, ему всегда сложно говорить об этом.
Какие политические силы Германии, сторонники какой партии скорее придерживаются позиции «Интересы Рургаза — интересы Германии», а какие полагают, что авторитарная Россия представляет для Европы угрозу?
В каждой партии есть люди, которые выступают за права человека, и есть те, кто считает эти вопросы излишними и не имеющими никакого отношения к предмету российско-немецких переговоров. Я бы не стала развешивать ярлыки. Конечно, для оппозиции — сегодня это в основном Партия зеленых — сейчас гораздо легче выступать с правозащитными лозунгами, чем когда они в оппозиции не были. Но даже среди «зеленых» есть те, кто выступает за снижение гра- дуса критики в адрес России в связи с ситуацией с правами человека. Да и в правящих кругах — и в Партии христианских демократов, и в Партии социальных демократов — есть сторонники обоих подходов. Нельзя говорить, что это вопрос принадлежности к той или иной политической силе, это вопрос личной позиции политика.
Каких шагов в области прав человека немецкие правозащитники ожидают от нового президента России Дмитрия Медведева?
Мы хотели бы всерьез воспринимать слова Медведева о том, что он будет способствовать развитию российской судебно-правовой системы. Должна быть гарантирована свобода прессы, и государство не должно оказывать влияние на СМИ. Российский президент, выступая перед немецкой публикой, говорил о желании усилить НКО за счет государственных денег — в этом мы видим большую проблему. Общественные организации на то и общественные, что они не зависят от государства. Мы гораздо больше рассчитываем увидеть послабления закона об НКО, чтобы гражданские организации могли свободно функционировать, чего нет сейчас. Свобода собраний — у оппозиции должна появиться возможность свободно собираться и выходить на демонстрации протеста. Мы также хотим, чтобы решения Европейского суда по правам человека воспринимались российским правительством всерьез. Например, те преступления, которые были совершены в Чечне против мирного населения и рассматривались в Страсбурге, должны быть тщательно расследованы в самой Чечне. Мы хотим, чтобы Россия подписала «Четырнадцатый протокол», согласно которому Европейский суд может быть реформирован. На сегодняшний день Россия, не подписывая его, этот процесс просто блокирует. Мы очень надеемся, что с приходом Дмитрия Медведева в России действительно начнется либерализация. Для нас уже хороший знак, что он не одобрил последние поправки в закон о СМИ, упрощающие процедуру их закрытия. Но давайте посмотрим, какие действия последуют за его словами.
