Бывший министр юстиции Павел Крашенинников, которого считают юристом из «команды Медведева», полагает, что судебная система России скоро изменится в лучшую сторону. О том, что для этого нужно сделать и почему он не хочет быть генпрокурором, Крашенинников рассказал The New Times
Павел Крашенинников — Андрею Колесникову
Павел Владимирович, какова степень зависимости судов от «телефонного права», взяток и прочих привходящих факторов?
Проблема есть. В частности, зависимость выражается в том, что председатель суда распределяет дела, выполняет административнохозяйственную функцию, через него идут — если не непосредственно, то опосредованно — жилье и прочие блага. Зависимость от родственников тоже существует: не зря на Западе, например, запрещают, чтобы супруг или супруга были адвокатами. Что касается коррупции, то она существует, но не в большинстве судов. Хотя если один из ста взял взятку, то пятно ложится на все сообщество. Как с этим бороться? Сделать ситуацию нетерпимой для коррупционеров. Это обоюдная задача государства и общества. Зависимость от местной власти имеет сегодня меньшие масштабы. Что касается телефонных звонков, я не думаю, что в городах или областях такое сильное влияние существует. Я просто знаю конкретные ситуации — некоторые судьи даже, наоборот, заводятся, когда им звонят, и это дает обратный эффект.
А зависимость от федеральных органов исполнительной власти?
Эта зависимость может проявляться при назначении судей. В скором времени состоится переназначение. Первый раз — на три года. Дело в том, что судья на любом уровне, за исключением Конституционного суда, назначается на три года, потом он переназначается. На мой взгляд, это спорная норма, потому что человек за это короткое время подпадает под вынужденный или невынужденный пресс. Первоначально, конечно, думалось, что это большой плюс, потому что можно на судью посмотреть, и если он недобросовестный, то его можно просто не переназначать. А получилось так, что во многом это причина зависимости: либо психологической — человек сам начинает подстраиваться под кого-то, либо прямой. Процедура тут может быть другая: переназначение не должно происходить с подключением всех правоохранителей, которые собирают материал на судью.
В противном случае получается зависимость от достаточно широкого круга субъектов. Кстати говоря, я знаю очень приличных юристов, которые не хотят идти в судьи именно по этой причине. Поэтому я думаю, что рано или поздно мы придем к необходимости эту норму менять — первое назначение должно быть либо на пять лет, либо на шесть. Почему шесть? Этот срок у нас существует для руководителей судов.
В Москве, невозможно у Лужкова выиграть суд. Как быть с этой ситуацией?
Я думаю, что это миф. Надо понимать, что не все судятся с Лужковым. Сюда, в Москву, ведь все едут разбираться — по экономическим спорам и по уголовным. Проблема-то как раз в том, что в столице сосредоточено огромное количество судов: от федеральных до городских и областных. То же самое и с арбитражными судами: здесь и первая инстанция, и апелляция, и кассация, и то же самое в области. Ну вот сейчас Конституционный суд выехал, а остальные все остались.
А кстати, на ваш взгляд, хорошо, что КС перевели в Петербург?
Мировая практика показывает, что разные ситуации бывают. В Чехии, например, Конституционный суд в Брно находится. Так решили, и ничего — все работает. Я, по крайней мере, надеюсь, что никому не придет в голову опять переводить Конституционный суд в Москву или в какой-нибудь другой город. В Петербурге очень сильная правовая школа. Так что особых проблем я не вижу.
А вот история с жалобами родственников расстрелянных в Катыни польских офицеров: суд не может рассмотреть дело, так как Главная военная прокуратура его не выдает — там стоят грифы «Совершенно секретно» сталинских времен. Как это соотносится с законодательством?
Мне кажется, что со здравым смыслом это не очень хорошо соотносится. Я в процессе не был, поэтому мне сложно судить с точки зрения грифов, но в крайнем случае процесс можно сделать закрытым. Существует и процедура снятия этих грифов. Думаю, что со временем этот вопрос будет пересмотрен.
Европа нам поможет
Павел Владимирович, согласно разным исследованиям, доверие к суду в обществе весьма низкое…
Существует другая статистика. Динамика обращений в суд увеличивается. И я считаю, что если увеличивается число рассмотрений дел в суде, это не значит, что увеличивается количество нарушений прав. Дело в том, что есть вопросы, по которым никогда в суд не шли. Например, по старому Жилищному кодексу основная часть вопросов рассматривалась в административном порядке. Сейчас в новом кодексе указано, что споры рассматриваются в судебном порядке. Большой объем работы судов также говорит о том, что граждане и компании меньше плюют на нарушение своих прав, не обращаются к «бандитам». Когда мне говорят, что вот, Европейский суд опять вынес решение против российских властей, это плохо. Но это говорит и о другом: гражданин понимает важность судебных процедур, знает, что может выиграть процесс, и от безвыходности не поджигает себя на Красной площади.
Учиться, учиться и учиться
Что сейчас происходит с качеством «человеческого материала» в судах?
Вы знаете, сейчас перемешались поколенческие пласты. Есть люди, которые учились и работали по старым кодексам десятки лет. А потом им пришлось перестраиваться. Это очень тяжело. Представьте себе, только сравнительно недавно через наш комитет прошли новые Уголовно-процессуальный, Арбитражный процессуальный, Гражданский процессуальный кодексы (в один год!), новое наследственное право мы приняли и огромные поправки в Уголовный кодекс.
Пришли уже люди с новым образованием. У них вроде новые знания, а опыта того нет…
Какой выход из положения?
Я считаю что нужно огромные деньги выделять на переобучение. Все-таки через определенное число лет судьям нужно подтверждать свою квалификацию. С учетом нового законодательства, решений Конституционного суда, Европейского суда по правам человека. Может, в законе заложить это требование, чтобы и в бюджете эта строчка была...
Сейчас объявлено о том, что к осени состоятся изменения в судебном законодательстве. Это что-то радикальное?
Слушайте, ну пусть внесут — тогда будем обсуждать. Про назначения я высказался.
Плюс, с точки зрения прозрачности, необходимо электронное правосудие, все решения — не только высших судов — должны вывешиваться в интернете. Публичность приведет к улучшению качества судебных решений, ведь это уже как публикация.
Вообще, судебная реформа состоит из трех частей. Первая — законодательство, вторая — правовой статус правоприменителей и судей. Все-таки нужно, с одной стороны, платить им приличные деньги, причем всем — и милиционерам, и судьям, а с другой стороны, нужно обеспечить прозрачность их работы и спрашивать по полной программе. Ну и третья — это правосознание. Люди зачастую не отстаивают свои права. И к сожалению, к той же коррупции многие уже привыкли.
Правительство против
А как у нас, кстати, движется дело с идеей административных судов, которые могли бы рассматривать жалобы граждан на чиновников?
Здесь нет движения. Считаю, что эти суды эффективны. В чем прелесть для граждан и юрлиц — здесь все-таки оспариваются решения властей, и если один гражданин оспорил какое-то решение, то это касается не только одного гражданина, а всех. В Европе действуют такие суды. Они очень не нравятся властям, естественно, в том числе правительству. И потом, закон об административных судах две реформы сразу подстегивает — административную и судебную.
Хорошо, а кто тогда против административных судов, если все — за?
Виноватых не хочу искать... Правительство против.
Каково ваше отношение к суду присяжных. С одной стороны, важный институт. С другой стороны — его вердикты, например по делу об убийстве таджикской девочки, кажутся не всегда адекватными. В чем причина?
Тут много причин. Моя позиция: суд присяжных нужен. Народное представительство в суде надо обеспечивать. Другой вопрос, что сейчас обвинение хуже подготовлено к нему, это объективный фактор. Представителей обвинения учили убеждать квалифицированных судей. А сейчас перед ними встала абсолютно другая задача — убеждать уже представителей народа, жюри присяжных. И любой сбой, конечно, будет трактоваться в пользу подсудимого. Могут ли быть ошибки в суде присяжных? Конечно, могут. Так же, как и в любых других. Надо готовиться лучше.
Сейчас у нас в системе исполнения наказания очень много людей сидит, как потом выясняется, необоснованно. Теперь ведь суды у нас дают санкцию на арест, почему ничего не изменилось?
Когда мы передали судам эту функцию, в первое время изоляторы разгрузились, судьи все-таки более взвешенно подходили. Сейчас судьи часто соглашаются с мнением прокурора. Здесь они, с одной стороны, доверяются прокуратуре, с другой стороны — перестраховываются. Знаете, всегда легче для многих правоприменителей «закрыть» человека, чем держать его «открытым»: а вдруг он что-нибудь наделает? В УПК написано, что это исключение из правил — взятие под стражу. Но исключение стало правилом. Поэтому здесь еще раз над нормами УПК надо подумать. В ближайшее время такой анализ будет завершен.
«Какой из меня прокурор?»
Что сейчас происходит с юридическим образованием?
У нас, конечно, перепроизводство юридических кадров. Но опять-таки — кого называть юридическими кадрами? Можно ли назвать юридическим вузом тот, где преподают… «буфетное право». В одном из вузов в списке преподавателей я увидел очень уважаемых профессоров, которых уже нет на свете лет 20–30. Это делается для того, чтобы проходить лицензирование и аттестацию. У нас, кстати, в Москве больше ста вузов готовит юристов. Раньше столько в стране не было. Соответственно, что нужно делать? Нужно их проверять. Нужно ли закрывать такие вузы? Да, конечно, нужно. Другое дело, что студенты не должны от этого пострадать.
Многие говорили, что с приходом нового президента вы станете министром юстиции или генпрокурором…
Вы знаете, есть ваши или мои коллеги, которые придумывают что-то, потом почему-то начинают сами в это верить. Единственный, кто говорил, что этого не будет, — сам субъект обсуждения. Представляется, что правовая позиция у меня неплохая — у нас комитет ключевой, правовой. Ну какой из меня генеральный прокурор? Вы что, шутите? У меня другое мышление совсем. И почему надо обязательно куда-то перемещаться, я не понимаю? Есть работа. Мы практически все кодексы выпустили за это время — разве это плохо? Мы обеспечиваем принятие стабильных ключевых нормативных актов. И это главное. Как любит говорить Дмитрий Медведев, во Франции менялись императоры, президенты, а Гражданский кодекс, кодекс Наполеона как действовал, так и действует.
