Чечня, Грозный. За лояльность федеральной власти Рамзану Кадырову позволено многое
Проблема Северного Кавказа сегодня шире, чем представляется в Москве. Это не просто нестабильность — происходит системная деградация региона, прежде всего его восточной части: Ингушетии, Дагестана, Чечни, в какой-то мере Кабардино-Балкарии. Общество там движется вспять.
Несколько шагов назад
Специалисты говорят, что экономики в общепринятом смысле этого слова, а тем более современной экономики в этих республиках уже практически нет. Полный упадок образования: русские преподаватели уехали, местная интеллигенция тоже бежит. Идет вторая волна исламизации региона. В 90-е годы возрождение ислама было неизбежной реакцией на советский атеизм. Но сейчас ислам становится регулятором социальных отношений, его вовсю используют местные светские элиты. Для Рамзана Кадырова — это инструмент проведения его политики. Причем если раньше всех пугали ваххабитами, то сейчас происходит политизация традиционного кавказского ислама суфийского толка. В Чечне, Дагестане идет слияние светской власти и религиозников. Это очевидный шаг назад.
Помимо этнических проблем, которые здесь были всегда, обострилась — особенно после событий в Южной Осетии и Абхазии — проблема границ. Трения существуют между Чечней и Дагестаном, Чечней и Ингушетией, Ингушетией и Северной Осетией, оспариваются даже административные границы внутри самих республик. Чечня претендует на Хасавюрт в Дагестане, на Малгобекский район Ингушетии. Рамзан Кадыров использует этнический фактор (в спорных районах живут в основном чеченцы) для своего политического доминирования в регионе. Это чрезвычайно опасно, если верны предположения, что Кремль разыгрывает «рамзановскую карту» — в частности, доверяет именно чеченскому лидеру военные операции против боевиков в Ингушетии. Это чревато тем, что может полыхнуть пока притихший Пригородный район Северной Осетии.
К нестабильности на Северном Кавказе за годы двух войн все привыкли. Но войны давно нет, тем не менее здесь каждый день кого-то убивают — и к этому, увы, тоже привыкли. В Дагестане убиты три министра республиканского правительства. Убит муфтий, два его заместителя. Гибнут милиционеры, чиновники, прокуроры и судьи. В Ингушетии взорвали президента… Совершенно очевидно, что там сложилась коалиция людей, которые ничего не хотят менять, потому что одних устраивает безвластие, других — жизнь без и вне закона, на чем и держится их власть.
Фактор Рамзана
Существует негласное соглашение между Кремлем и элитами северокавказских республик: у себя они могут делать все, что считают нужным, если при этом будут лояльны федеральному центру. Для Москвы это способ не отягощать себя тяжелыми, практически неразрешимыми проблемами.
О том, в какую проблему все может вылиться в конечном итоге, в центре предпочитают не задумываться. Иначе уже сейчас пришлось бы решать, что делать с Рамзаном Кадыровым, который не скрывает, что у него есть свои политические цели в регионе.
Рамзан довольно долго вел себя корректно. Он выполнил все условия, которые ему были поставлены Москвой. Он ценит личные отношения с Путиным: для него важно, что он может позвонить премьеру по телефону. Он действительно много сделал для Чечни. Вытащил из подполья большую часть боевиков. Восстановил Грозный: там есть электричество, газ, построено много домов. Безусловно, фасад выглядит лучше, чем задворки, но это не потемкинская деревня. Восстановлен Гудермес, проведен газ в отдаленные селения, строятся дороги. Нет преступности. Работают рестораны... Да, он гангстер, но он и (в этом парадокс ситуации) признанный национальный лидер, который в конце концов обеспечил стабильность. Исторически таким был принцип борьбы с басмачами в 30-е годы: вожаков сделали председателями колхозов, и сопротивление довольно быстро выдохлось. Рамзан может раздражать, но он умело гнет свою линию: кому-то помогает, кого-то покупает, делает потрясающие подарки на миллионы долларов и евро, приглашает самых разных артистов, несмотря на весь его ислам.
Но теперь для Москвы он превращается в проблему. Его стало заносить, он много себе позволяет. В Чечне он абсолютно все зажал, его боятся. Исламизация расколола общество: людям после сорока ислам чужд, а вся молодежь — за. Здесь распространено мнение, что Кадыров-младший выполняет миссию, с которой не справился Дудаев: якобы Рамзан приведет страну к независимости. Глубочайшее заблуждение! Только в рамках Российской Федерации он может делать все, что хочет. У него особый субъект РФ. Дошло до того, что в Грозном открывается международный аэропорт. Все понимают, какого масштаба это будет «черная дыра». Но в ее существовании многие заинтересованы, потому что он, естественно, объяснил нужным людям в Москве, что им это тоже выгодно…
После покушения на президента Евкурова опять всплыла тема воссоединения Чечни и Ингушетии. Президента в Ингушетии временно нет, Аушева туда пускать не собираются. По республике бегают боевики. Кто возьмет на себя ответственность? Кто имеет самый большой опыт на Северном Кавказе? Ответ услужливо подсказывают: Рамзан. Тем более что непрерывно звучит: вайнахский народ един. Тем более что к Рамзану периодически приезжают какие-то самозванцы из Назрани и говорят: давайте воссоединимся.
И тем не менее… Полмиллиона ингушей вряд ли согласятся на такой вариант. У них уже есть вкус к собственной государственности, какой бы слабой она ни была сейчас. Решающий же аргумент, который должен бы остановить тех людей в Москве, которые поддерживают Рамзана в его политической экспансии, состоит в том, что «большая Чечня» — это перспектива большой межэтнической войны. Потому что рано или поздно Кадыров сорвется. А выход Рамзана на Пригородный район — это конец Кавказу. Может ли такая перспектива образумить Кремль?
Политика и личный карман
Вся это следствие абсолютного отсутствия у Москвы политики в отношении Кавказского региона. А политики нет, потому что у нас феодальное полутрадиционное общество. Политика не может сформироваться, когда государственный интерес путают с личным карманом, а вся политика — это сколько достанется «Газпрому» и сколько — «Роснефти».
Не может быть никакой рациональной политики федерального центра на Кавказе, если ее нет как таковой. Как можно бороться с коррупцией в Ингушетии и Дагестане, если коррупцией пронизано все российское общество? Как изжить клановость там, если она культивируется здесь? Как требовать соблюдения законов в северокавказских республиках, если у нас повсеместно распространено избирательное правосудие?
В конце концов, какая разница между Путиным и Кадыровым? Рамзан всеми правдами и неправдами избавляется от соперников, Путин бесконечно судит Ходорковского. Просто там — кавказский вариант несоблюдения законов. А Рамзан — не кавказский, а российский политик «кавказской национальности»…
