Неизвестный Набоков

Пьесу «Человек из СССР» Набоков написал в 1926 году. На этом снимке он запечатлен совсем юным — только что вышел его первый сборник стихов.

Русский Набоков отныне издан целиком. Книга «Трагедия господина Морна» уникальна не только тем, что в ней впервые полностью публикуется пьеса «Человек из СССР». Здесь представлен весь Набоков-драматург и собраны его тексты о театре

Можно только подивиться тому, с какой стремительностью Набоков из абсолютно неизвестного в России автора превратился не просто в классика, но в хрестоматийного писателя в академическом статусе, то есть препарированного со всей филологической тщательностью.

Набоков был больше чем антисоветский писатель. С советской властью у него были даже не идейные, а эстетические разногласия. Он относился к коммунистическому режиму с брезгливостью и презрением и отказывал ему в каком бы то ни было праве наследования русской культуры. Но именно это презрение задевало советскую власть больше, чем «Окаянные дни» Ивана Бунина, чем «Мы» Евгения Замятина или гневные проповеди ныне канонизированного Ивана Ильина.

Набоков не питал иллюзий по поводу возрождения России. Россия для него завершилась, и все, что происходит после 1917 года, к ней не имеет никакого отношения. Дальше, говоря словами одного из персонажей романа «Подвиг», была лишь одна «блатная музыка». «Раньше всего, — говорит главный герой пьесы «Человек из СССР» бывшему помещику, решившему от эмигрантской тоски бежать в Советский Союз, — отучитесь говорить «Россия». Это называется иначе». Набоковская твердость и определенность и сегодня зачастую не вызывает симпатии. В моде сейчас гордиться великими советскими победами и достижениями. Что ж говорить о времени вчерашнем.

Кажется, еще совсем недавно набоковскую «Лолиту» «тамошнего» издания передавали друг другу на прочтение, как будто стыдясь и стесняясь чего-то, а чуть позже вырывали из журнала «64» «Защиту Лужина», напечатанную здесь, видимо, в качестве романа о шахматах. А потом пошло-поехало: отдельные издания, собрания сочинений, Набоков «русский», Набоков «английский», то есть переведенный, статьи о нем, монографии, в частности знаменитая фундаментальная работа Брайана Бойда, воспоминания. Набоков издан и переиздан практически весь. Он представлен как поэт, как романист, как автор курсов по русской и зарубежной литературе, как критик, как комментатор Пушкина. И вот теперь и как драматург.

Том «Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме» впечатляет прежде всего полнотой и качеством презентации набоковской драматургии. Весь корпус публиковавшихся пьес Набокова плюс его суждения о драме теоретического характера, обширная и обстоятельная вступительная статья Андрея Бабикова, послесловие Дмитрия Набокова, обстоятельные комментарии — иными словами, все условия для комфортного путешествия по набоковскому театру. Конечно, тот факт, что в книге впервые полностью напечатана ранее у нас не публиковавшаяся пьеса «Человек из СССР», усиливает интерес к изданию, но было бы странным сосредоточивать внимание только на ней, то есть жертвовать всей картиной ради одного фрагмента.

Выстроенные в хронологическом порядке — от первых опытов до поздних произведений — пьесы дают возможность увидеть, как менялся Набоков-драматург. Театр, кажется, одновременно и влек его к себе, и отталкивал.

С одной стороны, драма как будто ограничивала его изобразительный дар, обязывала отказаться от описательности, от лукавого и изощренного авторского участия, когда автор в романе легко может свое слово противопоставить словам и поступкам героев, вступить в диалог или игру с читателем. Драматург, как ни странно, в пьесе оказывается гораздо менее защищен, не может противостоять интерпретациям — режиссерским, актерским в первую очередь. Наверное, поэтому Набоков так держится за театральную условность, за непроницаемую стену, отгораживающую зрителей от того, что происходит на сцене. Зрители не могут вмешиваться в действие, а актеры не могут слиться с публикой, как и читатель не может вступить в диалог с автором книги. Пьеса для Набокова — прежде всего текст. Бездарное произведение можно гениально поставить и сыграть, но, будучи напечатанным, оно все равно откроет свою бездарность.

С другой стороны, сам опыт великих драматургов прошлого, величия произведений которых при всех ограничениях и оговорках Набоков не мог отрицать, опыт Шекспира, Пушкина, Гоголя, Чехова, Ибсена провоцировал писателя попробовать свои силы и в этом жанре.

В драме Набоков подчеркнуто литературен и как будто постепенно движется из истории в современность. Вначале он пробует писать в «шекспировском ключе», учитывая также и маленькие трагедии Пушкина, затем обращается к драме Чехова и Ибсена и, наконец, развивая свою теорию «сновидческого» (или антидетерминистского) театра, обращается к поэтике абсурда. Легкость, с которой Набоков «усваивает» чужие драматические «практики», удивительна. Читатель без труда разглядит, например, в «Человеке из СССР» (коли уж эту пьесу приходится невольно выделять в книге) черты чеховской драмы, чеховского психологизма, «подводных течений», скрытых конфликтов, недоговоренности. Набоков даже идет дальше, показывая зрителю лишь «периферию» действия (главные события происходят за сценой). Собственно набоковскими оказываются лишь детали, нюансы вроде неожиданного финала пьесы, когда главный герой, организатор белого «подполья» в СССР, вынужденный ради дела пожертвовать семейной жизнью, говорит, утешая свою жену: «А ты слушай. Жил да был в Тулоне артиллерийский офицер...» Эта наивная «наполеоновская» фраза завершает «Человека из СССР» и одновременно начинает какую-то другую историю, так что все ранее случившееся кажется странной выдумкой.

В отличие от русского Набокова, англоязычный издан не весь. Незаконченный роман «Подлинник Лауры» хранится в ячейке одного из швейцарских банков. Последнее произведение великого писателя, согласно его воле, должно быть уничтожено. До сих пор окончательное решение о судьбе романа — в руках его сына Дмитрия Набокова.