Русь сидящая

«Бросают оказавшихся в тюрьмах мужей в основном жены чиновников и госслужащих, — говорит Ольга Романова, координатор движения «Русь сидящая». — Еще военных бросают. И, как ни странно, именно настоящих офицеров. Тех, кто воевал».

Сидельцев, по словам Романовой, можно классифицировать следующим образом: «стремяги» (уголовники), «бродяги» («благородные воры»: те, кто не будет грабить квартиру бедной пенсионерки, но с удовольствием ограбит квартиру олигарха), «босота» (воры в законе) и «мужики» (экономические и вообще все, кто старался жить по закону, хочет доказать свою правоту и стремится получить УДО).

«У «бродяг» и «босоты» семей, как правило, нет, — рассказывает Романова. — Самые верные жены у «стремяг» — «мурки». Вот там любовь так любовь. Редко бросают своих и жены экономических».

Вход в один из контрольно-пропускных пунктов Бутырской тюрьмы, где находятся помещения для передач и свиданий, ведет прием руководство, для обывателей неприметен: нужно повернуть с людной Новослободской улицы в маленькую арочку за магазином в 45-м доме — и тут же попадаешь в иную реальность. Сразу за аркой — невысокая лестница с кирпичными перилами ведет к темной двери в выкрашенной красным стене. За дверью — крохотный дворик с церковной лавкой. Рядом — лавочка, на которой можно покурить. Там корреспондент The New Times и встретил первую «мурку». Смуглая девушка в приталенной белой курточке и высоких сапогах — настоящая красавица: тоненькая, пухлогубая, с пышной гривой черных волос. Она сидит на большой коробке и спокойно курит. В коробке, как выяснилось, зимние сапоги, которые у нее не взяли.

«Нет, ну это нормально? Шнурки им не угодили! — возмущается она. — Отличные сапоги. Я говорю им, давайте шнурки вытащу. Они отвечают, что дырки для шнурков железками отделаны — нельзя. Хорошо, говорю, я отковыряю. Все равно нет. Просто п…ец какой-то». Оле всего 21. В тюрьме у нее парень. Сама она хохлушка, а мальчик ее — чеченец. На вопрос, за что сел, ответила с усмешкой и даже нежностью: «Нахулиганил». Нахулиганил возлюбленный Оли на четыре года. В СИЗО — уже восемь месяцев.

«Ждать будешь?» — «Конечно. Мне больше никто не нужен, на других мужиков и смотреть противно, — уверенно отвечает девушка. — Я даже не хожу ни в клубы, ни в рестораны, да и с друзьями не гуляю, все время дома сижу, с родителями». Оля не работает, деньги ей присылает семья молодого человека.

Из КПП выходят еще две хорошо одетые женщины, подходят к Оле, здороваются как подружки, закуривают. «Я со свидания сейчас, — смеется армянка, — прикинь, мой там чуть решетки ломать не начал». Наире 37, хотя выглядит она сильно моложе — стройная, энергичная, уверенная в себе женщина. Ее темные волосы до плеч прекрасно уложены, на лице безупречный макияж. Клетчатое пальто, изящная сумочка в руках, тонкие перчатки — все в тон и со вкусом. На московских улицах Наиру легко можно было бы принять за деловую женщину. «Часто сюда ходишь?» — «Несколько раз в неделю». — «А работа как же?» — «Свой бизнес», — коротко отвечает она.

Наира разведена. С мужем разошлись после 20 лет брака. А в тюрьму она ходит к гражданину Таджикистана, который моложе ее на 15 лет. «С телефоном краденым поймали, — закатывает глаза, — вот балбес».

Поймали, видимо, не первый раз, потому что дали 6 лет. Наира ждет уже год. «Ой, да я даже не заметила, как он пролетел. Мне одной совсем не скучно, — уверяет она. — Меня сын взрослый поддерживает и брат. Дождусь». В подтверждение своих слов она достает из сумочки два бланка и объясняет, что будет расписываться со своим таджиком. «Тут такой геморрой с этим. Сначала надо у начальника тюрьмы разрешение взять, потом в загс и к нотариусу самой мотаться. А в назначенный день я сама должна буду привезти сюда нотариуса и кого-то из загса, и в присутствии начальника нас распишут. Короче, небыстро. Кольца решили не брать, у него все равно заберут. Вот думаю, брать ли разрешение на цветы. То есть я цветы-то себе сама должна купить, но типа это будет, как будто он мне подарил».

«А брачную ночь дадут?» — спрашивает со смешком Оля. «Ты чо! Говорят, — Наира переходит на шепот, — если 10 тыс. рублей начальству дать, на три часа наедине оставят». — «А я узнавала насчет перевода. Слышала, что в Грозный перевести — 600 тыс. рублей. Но моего не переведут ни за какие деньги, ведь он сам оттуда», — делится Ольга.

Третья девушка в разговоре почти не участвует, она выглядит грустной и растерянной. Ее мужчина в тюрьме всего два месяца, и она еще не свыклась. «Мне свидание не дали», — наконец говорит она. «А ты как оформляла, через судью?» — ««Нет, у местного начальства просила». — «Проси разрешение у судьи», — со знанием дела говорит Наира.

Называются и расценки: благословение судьи на свидания стоит 5 тыс. рублей в месяц.

Замерзнув, девушки проходят внутрь КПП — они записались в очередь на встречу с начальством. Среди тех, кто ждет в КПП, «мурки» сильно выделяются — и одеждой, и внешним видом, и веселыми лицами. Оля снова начинает возмущаться непринятыми сапогами. Стоящая недалеко женщина, мать одного из сидельцев Бутырки, подходит и шепчет: «Возьми книгу жалоб, напиши несколько благодарностей для начальства, а когда пойдешь в следующий раз — книгу возьми с собой и покажи. Сразу примут». Девушки ей не верят, но женщина приносит большую синюю книгу, открывает и показывает ряд написанных ею заметок — за хорошее содержание, за питание и человеческое отношение. Под каждой заметкой — подпись руководства. Оля тут же берет книгу, садится на диванчик у стены и начинает писать.

Жены «экономических» в Бутырке тоже гости нередкие. В день, когда корреспондент The New Times посетил Бутырку, в очереди на передачку стояла одна из жен «мужиков» — женщина лет сорока, довольно ухоженная, но видно, что замотанная. Она принесла мужу витамины. Ирина поначалу говорила неохотно, но потом ее прорвало. Первое потрясение она испытала, когда полтора года назад по заказу конкурентов в фирму мужа пришли с обыском: «Опера были в часах «картье» и в обуви из крокодильей кожи. Арестовали его не сразу, а сначала держали в качестве свидетеля по делу. Ездил на работу, никто нас никуда не вызывал, а потом пришли и взяли — в 5.30 утра. Мы стоим у двери с детьми, а ему эти наручники зацепили и увели», — вспоминает женщина. Арестовывать мужа оперативники приехали на новеньких Volvo XС90 и Toyota Land Crouser. Ирина, как и «мурки», называет цифры взяток, которые ей приходилось давать, но это цифры совсем другого порядка: жен «мужиков» часто разводят на обещания полного освобождения супруга.

„

В следственных органах четко знают: родственники будут искать контакта. И начинается вымогательство бабла: сто тысяч, двести, миллион рублей...

”

«В следственных органах четко знают: родственники будут искать контакта, — делится Ира. — И начинается вымогательство бабла: сто тысяч, двести, миллион рублей… Говорят: его поместили в ВАО (изолятор временного содержания в Восточном округе Москвы), заплати 50 тыс. — и выйдет. Я плачу, а его, оказывается, уже перевели на Матросску (СИЗО «Матросская Тишина»), и «это уже не наше ведомство, мы тут не при чем», — говорит Ирина с нескрываемым раздражением. — В последний раз у меня вымогали 2 млн рублей. Я продала машину, все, что осталось от фирмы, но и подстраховалась, поставила условие: заводим сейфовую ячейку, мой муж выходит — открываем, забираете деньги. Конечно, «сделка» сорвалась, ведь это был чистый развод».

Такие, как Ирина, жены «мужиков» и составляют костяк неформального объединения «Русь сидящая». Эти женщины пытаются освободить своих мужей путем борьбы с системой. Одно время у этого «клуба русских женщин» не было названия. Собираться дамы начали с конца 2009 года. Центром притяжения поначалу была Ольга Романова, которая к тому времени уже придала делу мужа, предпринимателя Алексея Козлова, максимальную огласку. Так, Татьяна Сабатовская, чей муж, полковник, уже два года отбывает срок за превышение служебных полномочий (см. The New Times № 27 от 29 августа 2011 года), читала статьи Романовой, потом решилась написать ей письмо и получила ответ. У Татьяны Кипиани муж-сиделец сам узнал о деятельности журналистки и сумел связаться с ней из тюрьмы, потом передал телефон Романовой жене. А вот Ольга Гуржи в клубе совсем недавно, и ее привела другая участница, с которой они столкнулись в СИЗО.

Романова сначала встречалась с женщинами поодиночке, а потом стала назначать групповые встречи. В этом году она вместе с подругой, правозащитницей и общественницей Ириной Ясиной придумала группе название — «Русь сидящая». У объединения есть своя страничка в Facebook, логотип (двуглавый орел, одна половина которого в погонах, другая — в полосатой робе), сайт rus-sidyashaya.org. Сколько в «Руси» участников — никто точно не знает. По словам Алекса Дмитриева, одного из администраторов «Руси» (у него, кстати, никто не сидит), есть отделения в Красноярске, Перми, Омске, Кемерове, группы поддержки в других странах — Франции, Канаде. Среди участников уже не только жены сидельцев по экономическим статьям, приходят и те же «мурки». Не так давно на Романову вышла цыганка Ольга, у которой муж отбывает не первый срок за мелкий разбой. Она не могла передать ему в колонию необходимые лекарства и пришла за советом. «Недавно она звонила и говорит: «Хочешь я к вам в клуб настоящих цыган приведу — с платками и песнями?» — смеется Романова.

Регистрировать свою организацию дамы не хотят: они уверены, что, как только это случится, их всех тут же посадят. «Русь» существует на пожертвования. «Жертвует так называемый «умный» бизнес, то есть люди интеллектуального труда. Например, Антон Табах (старший аналитик дирекции анализа долговых инструментов «Уралсиб Кэпитал»), Елена Конева (руководитель компании «Комкон», занимающейся маркетинговыми исследованиями), Сергей Петров (владелец группы компаний «Рольф»). Ни одного пожертвования, например, от нефтяников еще не было», — сказала Романова The New Times. Средства идут на оплату адвокатов и поддержку тех, кому после посадки мужа не хватает денег.

В основном в движении женщины, прожившие со своими мужьями 15–20, а то и 30 лет. У большинства есть дети. Мало кто из них работает: как на работу они ходят в тюрьму, на суды и добиваются огласки своих дел. Живут за счет помощи детей, родственников, тех средств, что остались от мужей-предпринимателей. Все зэчки после арестов супругов, конечно, пережили не один страшный день, но, заглянув в ресторан Rosso&Bianco в Оружейном переулке, где каждую среду с семи часов собирается «Русь», вы найдете общество, больше похожее на клуб успешных женщин. Они хорошо выглядят, сдержанно, но улыбаются, на их лицах нет уныния. Там никто не рыдает и не жалуется. Ведет вечера Ольга Романова. Она представляет новых участников, коротко рассказывает об их проблемах. Затем на повестку выносятся последние заседания по делам сидящих мужей. Женщины начинают обсуждение, и хотя эмоциональных высказываний о судьях и прочих представителях системы им избежать не удается, предложения звучат весьма конструктивные, на память произносятся номера статей, цитируется Конституция. «Девочки, читайте комментарии Скуратова к Уголовному кодексу, очень помогает», — советует одна из участниц.

У клуба, по сути, две функции: помощь в организации борьбы за освобождение экономических заключенных и психологическая поддержка. «Мы группами ходим на судебные заседания, — рассказывает Тина Канкия, у которой в СИЗО находится муж, переживший в заключении ряд инсультов (см. The New Times № 34 от 17 октября 2011 года). — Когда ты на суде один на один с судьями, которые судили Магнитского, они могут сделать все что угодно. А когда мы приходим все вместе, им приходится хотя бы изображать суд. И тебе уже не так страшно».