«Оценивая заключение пакта о ненападении с Германией, следует подчеркнуть, что альтернативой ему мог стать аналогичный пакт Германии с Англией, означавший, по сути, объединение Запада против СССР». Датировка цитаты заставит затрудниться даже сведущего человека, и многие наверняка признают в ней характерный советский стиль 1940-х годов. Между тем она извлечена из концепции учебника, который должен выйти из печати в России осенью 2009 года и даже претендует стать основным школьным пособием. «Большой стиль» снова в моде.
Без протокола
Главный редактор первого советского учебника новейшей истории образца 1940 года Анна Панкратова, равно как Юрий Кукушкин и Максим Ким, по книгам которых учились советские школьники вплоть до 1988 года, основывались на официальной советской концепции, восходящей к партийно-правительственным декларациям 1939–1941 годов. В классическом виде она была закреплена в пропагандистской брошюре Совинформбюро «Фальсификаторы истории» (1948), изданной в ответ на публикацию в США секретных протоколов к советско-германскому пакту о ненападении. Суть этой концепции была проста: все попытки СССР создать систему коллективной безопасности в Европе срывались Англией и Францией, стремившихся столкнуть Германию с Советским Союзом. В результате Москва была вынуждена для обеспечения своей безопасности принять предложенный Германией договор о ненападении. Действия Красной армии, вступившей 17 сентября 1939 года на восточные земли Польши, были продиктованы стремлением защитить «братское население Западной Украины и Западной Белоруссии, которое в развалившейся Польше оказалось брошенным на произвол судьбы». Пакт с Германией позволил СССР выиграть время для лучшей подготовки к неизбежной войне с Германией. Разумеется, ни о каких секретных приложениях к пакту не было и помину — Вячеслав Молотов, подписавший дополнительные протоколы «по уполномочию Правительства СССР», отрицал этот факт до конца своих дней. Агрессивный характер тайного сговора Сталина и Гитлера о дележе Восточной Европы оказался изъятым из общественного сознания.
Новое мышление
Эта схема рухнула в ходе горбачевской перестройки. В 1990-е авторы учебников разделились на два основных направления, которые в терминологии того времени можно условно назвать «патриотическим» (учебники Александра Боханова, Михаила Горинова и Владимира Дмитренко, Александра Данилова и Людмилы Косулиной) и «демократическим» (книги Владимира Журавлева, Андрея Левандовского и Юрия Щетинова). И те и другие писали о секретных протоколах, а присоединение Восточной Польши и Прибалтики к СССР трактовали как акт, отнюдь не являющийся результатом свободного волеизъявления народов. Однако историки, представляющие «патриотическое» направление, склонны были оправдывать действия Сталина геополитическими и военно-оборонительными интересами Советского Союза. Параграф о предвоенных советско-германских отношениях в учебнике Данилова носит характерное название «Трудный выбор». По мысли его авторов, «чем труднее шли переговоры с западными державами, тем больше Сталин склонялся к выводу о необходимости подписать мир с фашистской Германией, который не только обещал ему территориальные приобретения и внешнеполитические преимущества, но и предоставлял возможность выиграть время для укрепления советской обороны». Нельзя не видеть в этом пассаже рудиментарные остатки сталинского официоза, хотя из постсоветских научных исследований и документальных публикаций хорошо известно, какими бедствиями это «укрепление» обернулось в 1941–1942 годах.
Но и «демократы», признавая неправомерность советских действий в отношении как поляков, так и прибалтийских государств, избегали точного термина «аннексия», само употребление которого прямо ставит на одну доску Сталина и Гитлера. И только Игорь Курукин в «Книге консультаций для школьников и абитуриентов» (2000) и Игорь Долуцкий в своем учебнике советской истории, выдержавшем семь изданий в 1993–2003 годах, давали этим договорам строго правовые оценки.
Освобождение части Отечества
С начала 2000-х начался пересмотр трактовки кануна Второй мировой войны в русле общей ползучей ресталинизации. Вначале этот откат носил пассивный характер — из учебников просто стали исчезать упоминания о секретных протоколах. Впервые это произошло в 2003 году при очередном переиздании учебника для подготовительных отделений вузов под редакцией Александра Орлова (самого популярного пособия в МГУ) и приобрело характер эпидемии после «оранжевой революции» на Украине: становлению демократического и антиимперского сознания украинцев и прибалтов решено было противопоставить реанимированные советско-имперские мифы.
Манифестом школьно-исторической контрреволюции стала в 2007 году книга для учителя под редакцией Александра Филиппова по новейшей истории СССР и России (1946–2006), составленная группой уполномоченных Кремлем «историографов». В результате чтения именно этого опуса в голове одной школьницы родилась формула о Сталине как «эффективном менеджере». Через год в несколько обновленном составе этот же авторский коллектив написал и учебник отечественной истории 1900–1945 годов. Он пока не вышел в свет, но на сайте издательства «Просвещение» можно ознакомиться с его развернутой концепцией (приведшей в ужас историков, не совсем утративших представление об элементарной порядочности). Тезис критиков пакта, осуждающих его безнравственность, по мнению авторов, «весьма легко опровергается примерами такого же манипулирования судьбами малых стран и народов «демократическими» Англией и Францией» (имеется в виду Мюнхенский сговор). Положительное же значение пакта заключается прежде всего в том, что поход Красной армии в сентябре 1939 года был «реальным освобождением тех территорий, которые отошли к Польше по Рижскому мирному договору 1920 г., т.е. ...не чем иным, как освобождением части Отечества».
Но главное достоинство пакта понимается иначе: «Значение документа состоит в другом — СССР стал наряду с другими великими европейскими державами участвовать в решении судеб Европы». Великодержавность выдвигается теперь на первый план, задвигая в тень «обеспечение безопасности». Но и это не ново, просто из многопланового сталинского наследия актуализируются другие мелодии. Ведь и Вячеслав Молотов всегда признавал в частных разговорах, что «свою задачу как министра иностранных дел видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества».
Без протокола
Главный редактор первого советского учебника новейшей истории образца 1940 года Анна Панкратова, равно как Юрий Кукушкин и Максим Ким, по книгам которых учились советские школьники вплоть до 1988 года, основывались на официальной советской концепции, восходящей к партийно-правительственным декларациям 1939–1941 годов. В классическом виде она была закреплена в пропагандистской брошюре Совинформбюро «Фальсификаторы истории» (1948), изданной в ответ на публикацию в США секретных протоколов к советско-германскому пакту о ненападении. Суть этой концепции была проста: все попытки СССР создать систему коллективной безопасности в Европе срывались Англией и Францией, стремившихся столкнуть Германию с Советским Союзом. В результате Москва была вынуждена для обеспечения своей безопасности принять предложенный Германией договор о ненападении. Действия Красной армии, вступившей 17 сентября 1939 года на восточные земли Польши, были продиктованы стремлением защитить «братское население Западной Украины и Западной Белоруссии, которое в развалившейся Польше оказалось брошенным на произвол судьбы». Пакт с Германией позволил СССР выиграть время для лучшей подготовки к неизбежной войне с Германией. Разумеется, ни о каких секретных приложениях к пакту не было и помину — Вячеслав Молотов, подписавший дополнительные протоколы «по уполномочию Правительства СССР», отрицал этот факт до конца своих дней. Агрессивный характер тайного сговора Сталина и Гитлера о дележе Восточной Европы оказался изъятым из общественного сознания.
Новое мышление
Эта схема рухнула в ходе горбачевской перестройки. В 1990-е авторы учебников разделились на два основных направления, которые в терминологии того времени можно условно назвать «патриотическим» (учебники Александра Боханова, Михаила Горинова и Владимира Дмитренко, Александра Данилова и Людмилы Косулиной) и «демократическим» (книги Владимира Журавлева, Андрея Левандовского и Юрия Щетинова). И те и другие писали о секретных протоколах, а присоединение Восточной Польши и Прибалтики к СССР трактовали как акт, отнюдь не являющийся результатом свободного волеизъявления народов. Однако историки, представляющие «патриотическое» направление, склонны были оправдывать действия Сталина геополитическими и военно-оборонительными интересами Советского Союза. Параграф о предвоенных советско-германских отношениях в учебнике Данилова носит характерное название «Трудный выбор». По мысли его авторов, «чем труднее шли переговоры с западными державами, тем больше Сталин склонялся к выводу о необходимости подписать мир с фашистской Германией, который не только обещал ему территориальные приобретения и внешнеполитические преимущества, но и предоставлял возможность выиграть время для укрепления советской обороны». Нельзя не видеть в этом пассаже рудиментарные остатки сталинского официоза, хотя из постсоветских научных исследований и документальных публикаций хорошо известно, какими бедствиями это «укрепление» обернулось в 1941–1942 годах.
Но и «демократы», признавая неправомерность советских действий в отношении как поляков, так и прибалтийских государств, избегали точного термина «аннексия», само употребление которого прямо ставит на одну доску Сталина и Гитлера. И только Игорь Курукин в «Книге консультаций для школьников и абитуриентов» (2000) и Игорь Долуцкий в своем учебнике советской истории, выдержавшем семь изданий в 1993–2003 годах, давали этим договорам строго правовые оценки.
Освобождение части Отечества
С начала 2000-х начался пересмотр трактовки кануна Второй мировой войны в русле общей ползучей ресталинизации. Вначале этот откат носил пассивный характер — из учебников просто стали исчезать упоминания о секретных протоколах. Впервые это произошло в 2003 году при очередном переиздании учебника для подготовительных отделений вузов под редакцией Александра Орлова (самого популярного пособия в МГУ) и приобрело характер эпидемии после «оранжевой революции» на Украине: становлению демократического и антиимперского сознания украинцев и прибалтов решено было противопоставить реанимированные советско-имперские мифы.
Манифестом школьно-исторической контрреволюции стала в 2007 году книга для учителя под редакцией Александра Филиппова по новейшей истории СССР и России (1946–2006), составленная группой уполномоченных Кремлем «историографов». В результате чтения именно этого опуса в голове одной школьницы родилась формула о Сталине как «эффективном менеджере». Через год в несколько обновленном составе этот же авторский коллектив написал и учебник отечественной истории 1900–1945 годов. Он пока не вышел в свет, но на сайте издательства «Просвещение» можно ознакомиться с его развернутой концепцией (приведшей в ужас историков, не совсем утративших представление об элементарной порядочности). Тезис критиков пакта, осуждающих его безнравственность, по мнению авторов, «весьма легко опровергается примерами такого же манипулирования судьбами малых стран и народов «демократическими» Англией и Францией» (имеется в виду Мюнхенский сговор). Положительное же значение пакта заключается прежде всего в том, что поход Красной армии в сентябре 1939 года был «реальным освобождением тех территорий, которые отошли к Польше по Рижскому мирному договору 1920 г., т.е. ...не чем иным, как освобождением части Отечества».
Но главное достоинство пакта понимается иначе: «Значение документа состоит в другом — СССР стал наряду с другими великими европейскими державами участвовать в решении судеб Европы». Великодержавность выдвигается теперь на первый план, задвигая в тень «обеспечение безопасности». Но и это не ново, просто из многопланового сталинского наследия актуализируются другие мелодии. Ведь и Вячеслав Молотов всегда признавал в частных разговорах, что «свою задачу как министра иностранных дел видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества».
