«Книги — еще одна связь с родной страной»

Я пропускаю через себя такое количество новостей и тематических отчетов, что порой кажется, невозможно вместить в себя что-то еще. К тому же постоянно обращаюсь к «Библиотеке офицера» — потому что, скажем, двухтомную «Историю военного искусства» или «Армию и политику» моего научного руководителя Андрея Кокошина в лагере достать было невозможно, а для исследовательских проектов порой не то что полезно, а просто необходимо вспоминать, перепроверять тексты, факты и мысли.

Но только все это скорее работа. А чтение начинается тогда, когда от лондонского вокзала отбывает поезд, везущий меня в Оксфорд. Вот тогда я погружаюсь в отобранную утром книгу на русском языке — это еще одна связь с родной страной и прежней моей жизнью. Круг моего чтения вынужденно ограничен, все-таки очень недешевы русские книги в Лондоне. Но то, что нужно больше всего, я покупаю в подвальном магазинчике на Гудж-стрит.

1. Обязательно покупаю книги одесской таксистки и московской писательницы Светланы Мартынчик, спрятавшейся за именем Макса Фрая, — своего рода сказки, правда, не совсем простые. Сочный, живой язык рассказов «сэра Макса» создает настолько отчетливые образы, что получается, как в армии говорят, рассказ с показом. Видно, как через коросту тоски от заблудившегося духа (как в «Темной стороне» у сэра Джуфина) вдруг снова пробивается ощущение жизни. Лично я это особенно чувствую, когда шагаю по улицам Оксфорда, чем-то напоминающего город из серии «Лабиринты Ехо». Точно так же, как во втором томе «Энциклопедии мифов», утром после первой чашки чая я «пытаюсь собраться с мыслями. Дурная работа: эта мелкая сволочь разбегается врассыпную». Понимаю героя Фрая! Я отчетливо слышу за этим юмором еще одно: ты сможешь остаться собою вопреки обстоятельствам. Собственно, то самое, чем я сейчас и занимаюсь почти непрерывно.

2. Этим же — уверенностью, что человек способен самостоятельно строить свою судьбу, — подпитываюсь у Карлоса Кастанеды, хотя это совсем другая литература. Кастанеда добавляет в общую картину немного академической (или колдовской, черт ее разберет!) зауми. Но все равно это о том, что человек может перевернуть весь мир вверх тормашками (или перекрутить точку сборки, кому как больше нравится). В сущности, весь цикл Кастанеды — от «Учения Дона Хуана» до «Силы безмолвия» и «Колеса времени» — одна длинная-длинная сказка о том, что если очень сильно постараться, то можно-таки научиться управлять своей жизнью. Но нужно сильно стараться (не зря же Кастанеда одну из частей этой раскладывающейся на кусочки книги так и назвал — «Сказки о силе»).

3. Поэзия Иосифа Бродского — это то, что я читаю постоянно и что проходит сразу в душу и сердце. Бродский увлекает даже сильнее, чем удивительно разнообразная Марина Цветаева, чьи стихи, еще в лагерях переписанные в толстенную тетрадь, сопровождали меня раньше.

4. Бориса Акунина читаю, когда усталость доходит до предела. Да, оба Фандорина — что Эраст Петрович, что Николай Александрович — в основном освобождают мозги от рабочих мыслей, своего рода очистительную интеллектуальную клизму ставят, но до чего же интеллигентно это делают, просто удовольствие получаешь! Из последнего прочитанного назову еще Дину Рубину. Удивительно, как уместились целых три, считай, разных книги под одной обложкой «Почерка Леонардо». Трудная книга — «Письмовник» Михаила Шишкина, но я, кажется, понимаю, почему он получил в 2011 году премию «Большая книга». Мне этот роман привезли из России друзья. А книги Льва Гумилева «От Руси до России», «Этногенез и биосфера Земли», «Конец и вновь начало» вывезены еще из лагерей. Перечитываю их, потому что они завлекают соблазнительной целостностью картины человечества как большой семьи взрослых (и не очень взрослых) людей-народов. Тянет порой прикоснуться к стройности чьего-то знания.