О «Дяде Ване», которым открывает сезон театр им. Вахтангова, кое-что уже известно. Римас Туминас, являющийся не только режиссером спектакля, но и художественным руководителем театра, устраивал в мае открытые репетиции. Среди других посетил их и министр культуры Александр Авдеев. Министр тогда оказался под перекрестным огнем жалоб, отправленных из театра. Часть труппы жаловалась, что плохо с Туминасом, а другая (как уточняли потом — боїльшая, лучшая и вообще несколько более благородная часть) жаловалась в ответ, что будет плохо без него. В итоге Туминас остался на месте, а репетиции продолжились как ни в чем не бывало. Возникло даже впечатление, что все произошедшее Туминас не очень-то и заметил. Так бывает с большими режиссерами: ломающиеся вокруг них копья они считают досадным недоразумением, а сами тихо и упрямо делают свое дело. Тишина, конечно, обманчива — так обозначается способность вызывать вокруг себя небольшие цунами.
Да-да-да
Актер Владимир Вдовиченков с легкостью спрыгивает с гигантской сцены вахтанговского театра в пустой и темный зал. «Здравствуйте, — громко говорит он в воздух, — такая странная тишина, все в порядке?» Это пока не слова роли, хотя и в спектакле они звучали бы, вероятно, очень эффектно. Туминас молчит и кивает, стряхивая пепел от сигареты в хрустальную пепельницу на режиссерском столике. Вдовиченков подсаживается рядом и начинает увлеченно высказывать накопившиеся за ночь соображения по поводу своего персонажа (врача Астрова). Туминас кивает и что-то тихо добавляет.
«Мне кажется, я понял, — слышен только голос Вдовиченкова, — он возвышает и опрокидывает эту боль. Это момент прорыва. Он очень жестоко с ней обходится, это попытка не пожалеть». — «Да-да-да, — Туминас говорит приглушенно и как будто бы устало, хотя репетиция только началась. — Ну хорошо, идите», — мягко приглашает он актера обратно на сцену.
Примерно так проходит и остальная часть репетиции. Туминас иногда прерывает игру, неспешно забирается на сцену, где его уводит к себе то один, то другой актер, и делает скупые замечания, в то время как актеры машут вокруг него руками, зачитывают куски ролей и предлагают друг другу (например, Соня из первого состава — Соне из второго состава), что можно улучшить. На вопрос, специально ли он остается в тени, Туминас отвечает привычно: «Да-да-да». «Актеры не должны сразу все понимать про свою роль, они поймут потом. Сейчас такой интересный период: они делают маленькие открытия, и это очень приятно. Так все и должно быть, поэтому я просто говорю «да-да», хотя, выйдя из театра, могу порадоваться — наконец-то! Все происходит именно «нечаянно», я не претендую на чужое. Ваши открытия есть ваши».
На дне
Даже по нескольким сценам «Дяди Вани» — спектакль и на последних перед премьерой репетициях все еще продолжают изобретать — уже угадываются очертания шедевра. Туминас — мастер глубоких визуальных метафор (впечатление от них усиливают его постоянные соавторы — художник Адомас Яцовскис и композитор Фаустас Латенас). В «Горе от ума», например, озябшие персонажи грелись о колокольню Ивана Великого, которая одновременно была русской печью, и задыхались от валящего из нее едкого дыма Отечества. В театральном эпосе «Троил и Крессида» бессмысленная и бесконечная резня между греками и троянцами (а заодно и резня любой войны вообще) оборачивалась изощренной кулинарной сценой: воины сосредоточенно и зло рубили на огромных столах кочаны капусты, похожие на человеческие головы. В «Дяде Ване» накал страстей не то чтобы меньше, но он как будто прикрыт защитной пленкой. Действие происходит не у всех на глазах в центре античного храма, как в «Троиле и Крессиде», а скорее в его подсобке, чулане, в общем, там, где и протекает настоящая (всегда немного пыльная) жизнь.
«Мы привыкли, что Чехов драматичен, — рассказывает Туминас, — но у него всегда есть затаенный праздник. Я предлагаю рассматривать Чехова как сказочника, через сказочную фабулу: жили-были. Жил-был дядя Ваня, и его никто не любил. Мы все вышли из дяди Вани, человека, который так и не осознал своего трагического положения и не разучился любить окружающих его людей, – вся культура вышла, русская литература, театр. Если его поместить в нашу жизнь, он бы не пристроился. Вокруг много таких непристроившихся к жизни — кто-то спился, кто-то заболел, кто-то не выдержал и покончил с собой, а кто-то так и остался, смирился. Что будет, когда они уйдут? Я как-то хочу смягчить эту жестокость, поэтому и говорю о сказке. Это, наверное, помощь себе и всем, чтобы отодвинуть наши беды, наши болезни, даже нашу смерть: играя, создать мир иллюзий. Мне кажется, пьесы Гоцци, Гольдони ставят, когда понимают и ощущают беду. В таком ключе надо рассматривать и Чехова. Его земля, его глубина драматична, но мы делаем вид, что это легкий сказочный материал. Это как смотреть в реку: мы любуемся водой, она течет, мерцает. На дне происходит какая-то борьба, что-то темное, неприятное, но мы любуемся поверхностью. Вот и я предлагаю полюбоваться мерцанием, отражением той жизни, которая внизу, не приглашая опускаться на дно. Для этого есть мы — режиссер, актеры, но быть с нами рядом не стоит. Давайте любоваться тем, что мы знаем».
Не уйти от любви
Нелепого, неуклюжего, неприспособленного к жизни, но бесконечно трогательного дядю Ваню играет Сергей Маковецкий. Играет удивительно, изумляя даже режиссера: «Его не надо направлять, что-то ломать, он такой. Это попадание. Он очень своевременный. Я, к сожалению, старых мастеров видел только фрагментарно, в записях, но за последние годы — я не о своем спектакле, я об актере — это самый удачный, самый раскрытый дядя Ваня. Человек, который везде терпит неудачу, но, в отличие от остальных, умеет любить. В этом трагичность души — он не может порвать с любовью».
Актер Маковецкий на репетициях тоже что-то объясняет режиссеру, прогуливаясь с ним под ручку по сцене. Тот привычно соглашается, но большинство открытий актер, похоже, уже сделал. В его дистиллированной игре, как в капле воды, действительно вполне различимы и темная жизнь дна, и обманчивое солнечное сияние.
Впрочем, всегда есть место для «нечаянных» импровизаций — в одну и ту же реку, как известно, нельзя войти дважды. Даже если эта река — Чехов.
Римас Владимирович Туминас
Родился в 1952 году в Литве. В 1970–1974 гг. учился в Литовской консерватории, в 1978-м — окончил ГИТИС. В 1979–1999 гг. работал в Государственном драматическом театре Литвы, с 1994‑го — его главный режиссер. Поставил более 20 пьес в театрах Литвы и за границей. В 1990-м основал Малый театр Вильнюса, где поставил «Вишневый сад» Чехова (1990), «Галилей» Б. Брехта (1991), «Улыбнись нам, Господи» Г. Кановичюса (1994), «Маскарад» М. Лермонтова (1997), получивший в 1998 году «Золотую маску» как лучший зарубежный спектакль. По приглашениям работал в московских театрах: «Мелодия для павлина» О. Заградника (1979) в Театре им. Станиславского, «Играем... Шиллера!» (2000) и «Горе от ума» (2007) в «Современнике», «Ревизор» (2002) в театре им. Вахтангова. С 2007 года художественный руководитель театра им. Вахтангова, где поставил «Троила и Крессиду» Шекспира и «Последние луны» по пьесам Ф. Бордона и Г. Мюллера.
