Пейзажи с ангелами

Выставка называется «Воскресение», и это не про день недели (хотя открытие на самом деле состоялось в минувшее воскресенье, 5 февраля), а о воскресении-возвращении в религиозном смысле. Многозначительное название. Александра Харитонова знают, пожалуй, не так хорошо, как его друзей-современников, представлявших в 60–70-е годы «другое искусство», — Анатолия Зверева, Дмитрия Краснопевцева, Владимира Вейсберга, Владимира Немухина и других. Его работы хранятся в собраниях многих музеев мира, начиная с Третьяковской галереи. Но вот такой полной (80 работ) и разносторонней экспозиции у него до сих пор не было ни на одной выставке. Она охватывает разные периоды его жизни и включает картины как сказочной, так и религиозной тематики.

Типичный московский житель, выросший в центре Москвы в коммуналке на Плющихе (мать будущего художника была портнихой), Харитонов с годами все дальше и дальше — в прямом и переносном смысле — отстранялся от городской суеты и последние свои годы провел в деревне Желнино под Загорском. Он умер 5 февраля 1993 года — к этой дате и приурочена нынешняя выставка.

Александра Харитонова можно назвать самым необычным из художников его поколения. Ему был чужд социальный радикализм его друзей, он сторонился гигантомании, предпочитая заниматься своими работами как рукоделием. «Картины должны быть небольшими, как иконы, — говорил художник, — чтобы с ними можно было общаться и каждый день, и всю жизнь». При этом харитоновское искусство и впрямь было «другим» — его небольшие полотна воспринимались властями с понятной настороженностью, так как практически все они отмечены глубоким религиозным содержанием. Любуясь русским пейзажем, Харитонов всякий раз наполнял его видимыми и невидимыми ангелами, летающими иконами, одинокими иноками, превращая пейзажи в библейские сказки.

Интерес к этой теме шел у него из детства, из рассказов бабушки, водившей его на службу в храмы Новодевичьего монастыря и пересказывавшей мальчику жития святых. Возможно, и читать он научился благодаря молитвослову — настольной бабушкиной книге. Друзья вспоминают, что церковнославянским языком он владел в совершенстве. Бабушка же покупала ему краски и радовалась его первым картинкам.

Со временем религиозные сюжеты стали содержанием его картин. Когда во время войны семья эвакуировалась в Каширу, мальчик подрабатывал пастухом. Он очень любил это одиночество наедине с природой и в лучших своих работах пытался повторить это состояние. Позднее он нарисует картину с отроком Варфоломеем («Детство Варфоломея. Сергий Радонежский», 1976), в чертах которого можно угадать самого автора, пасущего овец и играющего на свирели, а вдали золотится купол сельского храма.

Необычными были сюжеты, но необычна для того времени, своеобразна и манера письма. Харитонов писал картины тончайшими мазками-точками, как пуантилисты. Но по-своему: сначала рисовал сюжет крупными мазками, причем без подготовки и карандашного наброска, потом использовал кисточки все меньшего и меньшего размера. Иногда таким образом он накладывал до 40 слоев красок. Поэтому его работы невозможно повторить — они переливаются и мерцают, напоминая собой средневековую вышивку. «Моя живопись, — писал Александр Харитонов в конце жизни, — зиждется на трех китах: византийская иконопись, древнерусская иконопись и церковная вышивка драгоценными камнями, жемчугом, бисером. Моими учителями были Достоевский, Гоголь, Саврасов, Флоренский и Моцарт». Художник не случайно называет такие разные имена и упоминает бисер и драгоценные камни — драгоценными камнями в Библии называют праведников.

По воспоминаниям, среди художников-нонконформистов в те годы выделились свои лидеры в лице троих закадычных друзей — Анатолия Зверева, Дмитрия Плавинского и Александра Харитонова, их имена произносили вместе. Дмитрий Плавинский писал: «Вся наша троица… была едва совместима, настолько каждый не походил на другого. Зверев считал Харитошу глубоким шизофреником, которому не поможет ни один дурдом столицы. Харитонов же был убежден, что под маской алкоголика Зверева скрывается король параноиков…» Отдельная история о том, кто кого «вытащил в художники». Известный андеграундный живописец Василий Ситников был убежден, что это именно его заслуга в том, что Харитонов стал великолепным живописцем, по пути поочередно записывая в свои ученики и Зверева, и даже Вейсберга: «Моему ученику Сашке Харитонову при его мамаше-портнихе я твердил и пророчил, что скоро он будет знаменитым русским художником! А мамаша обливалась слезами от смеха. А я ходил к нему на Смоленскую и делал свое дело… Мне удалось выполнить поставленную задачу, когда я добился, чтобы он делал холсты на подрамниках около квадратного метра. Я изо всех сил носился с ним по знакомым, призывая купить его картины. Когда я никому не мог всучить их за десять, пятнадцать, тридцать, сорок рублей, я занимал деньги у Алпатова и даже у Чегодаева и сам покупал эти картины». С этим отчасти согласен и друг Харитонова Владимир Немухин: «Вполне возможно, что именно Ситников подтолкнул молодого маляра Сашу Харитонова к мысли стать профессиональным художником».

Не получив художественного образования (он учился в художественной школе, но был вынужден бросить ее, надо было зарабатывать на жизнь, и он работал маляром, истопником в зоопарке), Харитонов все свободное время проводил в Третьяковской галерее, изучая картины русских мастеров. Но ему был скучен безжизненный пейзаж, он всякий раз стремился его наполнить жизнью невидимых душ. Он населял его ангелами. Иногда их почти не различить на холсте, иногда они вполне явны — поддерживают в воздухе икону или идут по дороге… Картины этого цикла необычно светлые и радостные, их можно назвать вдохновенными, что особенно необычно, учитывая то, в каких условиях они писались.

„

Иногда он накладывал до 40 слоев красок. Поэтому его работы невозможно повторить — они переливаются и мерцают, напоминая собой средневековую вышивку

”

Последние восемь лет жизни художник был парализован и мог работать только левой рукой, семь раз он пережил клиническую смерть, с 1986 года был постоянно прикован к постели… Свой недуг Харитонов принял как схиму. Считая себя самым счастливым человеком, он все силы отдавал новым работам, стремясь показать людям, каким великим даром для них является жизнь.

В СССР церковная тематика не допускалась ни в литературе, ни в изобразительном искусстве. Тем парадоксальнее воспринимались его картины. В 1975 году в павильоне «Пчеловодство» на ВДНХ прошла первая выставка нонконформистов. Среди работ была выставлена и картина Харитонова «Плачущая ослица», на которой (помимо ослицы) были изображены роящиеся среди васильков и ромашек маленькие человечки, похожие на пчел, каждый в ореоле светящегося нимба. На самом деле, по замыслу автора, это были новомученики, уходящие молиться в леса и поля.

История этой картины довольно любопытна. Сначала Харитонов в классической манере написал портрет митрополита Алексия I**Тринадцатый Патриарх Московский и всея Руси, с 1945 по 1970 г.. Портрет патриарха был очень удачным, но художник разочаровался в священнослужителе, когда тот не смог помочь его друзьям-диссидентам, и в отчаянии замазал картину. Именно на этом холсте он затем нарисовал «Плачущую ослицу». Но Харитонова укорили в том, что он поставил животное выше Творца (ослица на холсте во много раз больше по размеру, нежели церкви), и тогда художник записал холст в третий раз, новым сюжетом — «Память о древнерусском искусстве».

Владимир Немухин так рассказывает эту историю. Один коллекционер, американец, хотел купить у Харитонова «Плачущую ослицу». Картина, по словам Немухина, «была действительно хороша: больших размеров, с занимательным… довольно-таки ироническим сюжетом. На спине Валаамовой ослицы сидела птица Гамаюн и, похоже, ей что-то вещала. Из одного глаза ослицы катилась огромная слеза, а внизу, совсем в ином пластическом измерении, изобразил Харитонов некую жанровую сцену — с церквушками, домиками, фигурами гуляющих людей… Исполнена картина была в типичной «харитоновской» манере, то есть все детали казались будто бы расшитыми разноцветным мелким бисером». Однако Харитонов, живший тогда с матерью в двушке в Новых Черемушках, потребовал за картину $15 тыс. и ни долларом меньше. Американец уехал ни с чем, а картину некоторое время спустя Харитонов в благодарность за какую-то услугу продал приятелю за тысячу советских рублей. Но потом, когда у него начался «религиозный перелом», он потребовал картину обратно. «И забрал-таки, — пишет Немухин, — а затем ее уничтожил, точнее говоря, полностью переписал: вместо иронически сказочного мотива изобразил он на ней в той же манере Вознесение образа Казанской Божьей Матери».

Собственно, в этой истории видно главное, что отличает творчество Харитонова, — перфекционизм, любовь к кропотливой работе, стремление максимально точно передать нюансы собственных переживаний. «Не люблю необычные, томные «левитановские» места, — писал Харитонов в одном из писем. — Нужно писать все обыкновенное, то, что видят каждый день, и делать это необыкновенным».

(1931–1993) — русский художник, график. Родился в Москве. Учился в художественной школе. Работал маляром, кочегаром. Первая персональная выставка состоялась в МГУ им. М.В. Ломоносова на Ленинских горах в 1958 г. Активный участник выставок художников нонконформистов. В своих полотнах продолжал традиции православного искусства.