Палехские миниатюристы, которые восемь месяцев работали по эскизам Лебедева, привыкли к разного рода заказам. До революции они рисовали библейские сюжеты. В советское время переключились на пейзажи, портреты Пушкина, Ленина и Сталина. Правда, это их не спасло — в конце 30-х многие мастера отправились в лагерь за излишнюю свободу трактовок. Например, сюжет с пионерами, помогающими поймать Бабу-ягу, партия не одобрила. С тех пор свое ремесло умельцы оттачивали на безопасных русских народных сказках, изредка выполняя частные заказы новых русских, рисуя вместо огненных жар-птиц или коньков-горбунков трехэтажные коттеджи замкадья. Идея Лебедева — расписать шкатулки по сюжетам «Заветных сказок» — их вдохновила чрезвычайно.
Искусство в большом долгу
«Когда я искал людей, которые могли бы это сделать, попадалось много халтурщиков, — рассказывает заказчик. — Потом я вышел на палехских мастеров, а они вдруг восприняли идею с восторгом. Я не ожидал! Думал, там такие сидят — «за чистое искусство», скажут — «порнуха». А они с таким энтузиазмом все делали! Оказалось, что они даже не знали о существовании сказок Афанасьева».
Искусство в большом долгу
«Когда я искал людей, которые могли бы это сделать, попадалось много халтурщиков, — рассказывает заказчик. — Потом я вышел на палехских мастеров, а они вдруг восприняли идею с восторгом. Я не ожидал! Думал, там такие сидят — «за чистое искусство», скажут — «порнуха». А они с таким энтузиазмом все делали! Оказалось, что они даже не знали о существовании сказок Афанасьева».
На самом деле ничего удивительного в том нет. «Настоящие», не детские сказки, собранные 150 лет назад этнографом Александром Афанасьевым, все это время последовательно вытеснялись из культуры: в XIX веке они не проходили царскую цензуру, в 20-х годах века прошлого, сразу после первой публикации, оказались запрещены большевиками, в 80-е были изданы, но с большими купюрами, а первое полное академическое издание, появившееся всего несколько лет назад, вышло совсем небольшим тиражом. Лебедев говорит, что слышал о сказках давно, но в руки ему они попались только в начале 1990-х. «Меня очень заинтересовали эти тексты. Необработанный, живой русский язык. Помню, что самое сильное впечатление на меня произвела сказка «Посев х*ёв». Сказки-то вроде — завещанные предками, и вдруг — такое содержание. Похоже на отголоски карнавальной культуры».
К шкатулочной теме Лебедев вернулся уже с «Заветными сказками». «Эти сказки — вовсе не хулиганство, — считает он. — Это язык русской народной культуры, где нет хорошего или плохого, приличного или неприличного. Язык живет своей жизнью, за которой просто интересно наблюдать». Ему вторит владелец галереи Сергей Попов. «Помимо скабрезности, пошлости и похабства — именно эти термины употреблялись в отношении сказок Афанасьева — в них есть огромный культурный смысл. По сути, это вытесненное представление о сексуальности в достаточно Древней Руси. Наша работа в какой-то степени просветительская. Что из этого получится — не знаю. Но Сорокин отдыхает».
Кстати, Попов собирается позвать известного писателя на выставку — посмотреть, что получается, когда русский народ перестает молчать. А получается страшно весело.
Посев х*ёв» (фрагмент) Как стала весна, да пошли дожди — у первого мужика взошла рожь и густая, и большая, а у другого мужика взошли все х*и красноголовые, так-таки всю десятину и заняли: и ногой ступить негде, всё х*и! Приехали мужики посмотреть, каково их рожь взошла; у одного дух не нарадуется, глядя на свою полосу, а у другого так сердце и замирает:
— Что,— думает,— буду я теперича делать с эдакими чертями?
Дождались мужики — вот и жнитво пришло, выехали в поле: один начал рожь жать, а другой смотрит — у него на полосе поросли х*и аршина в полтора. Стоят себе красноголовые, словно мак цветет. Вот мужик поглазел, поглазел, покачал головой и поехал назад домой; а приехавши, собрал ножи, наточил повострее, взял с собой ниток и бумаги, и опять воротился на свою десятину, и начал х*и срезывать. Срежет пару, обвернёт в бумагу, завяжет хорошенько ниткою и положит в телегу. Посрезывал все и повез в город продавать.
— Дай-ка,— думает,— повезу, не продам ли какой дуре хошь одну парочку!
Везёт по улице и кричит во всё горло:
— Не надо ли кому х*ёв, х*ёв, х*ёв! У меня славные продажные х*и, х*и, х*и!
А.Н. Афанасьев,
«Русские заветные сказки»
Весело и порно
Сам Лебедев хулиганит ниже пояса уже давно. «Без эротики человек не существует, — считает он, — а уж художник — подавно. Обнаженных женщин все рисуют, мы это в институтах проходили. Я не встречал художников, которые бы этой темой не интересовались». Еще в середине 70-х, когда соцартисты расшатывали, как больные зубы в воспаленной десне, советские мифы и символы (умные теоретики позже назовут это деконструкцией советского символического пространства), Лебедев, занимаясь по сути тем же, придавал своим работам легкий эротический оттенок. Рисовал, например, на ложе советскую Венеру в окружении китчевых коммунистических символов вроде красного флага и герба. Подобные сюжеты он не оставил и в 2000-е. «У Кустодиева красавицы были белыми, пышногрудыми и толстозадыми, — говорит Лебедев. — А я вдруг подумал: какой может быть русская красавица сейчас? Взял пейзаж со шкатулки и соединил его с типажом из женского журнала. Получилось забавно. В какой-то момент я даже сам попробовал смастерить шкатулку, но глухо – там своя специфика, надо учиться».
Сам Лебедев хулиганит ниже пояса уже давно. «Без эротики человек не существует, — считает он, — а уж художник — подавно. Обнаженных женщин все рисуют, мы это в институтах проходили. Я не встречал художников, которые бы этой темой не интересовались». Еще в середине 70-х, когда соцартисты расшатывали, как больные зубы в воспаленной десне, советские мифы и символы (умные теоретики позже назовут это деконструкцией советского символического пространства), Лебедев, занимаясь по сути тем же, придавал своим работам легкий эротический оттенок. Рисовал, например, на ложе советскую Венеру в окружении китчевых коммунистических символов вроде красного флага и герба. Подобные сюжеты он не оставил и в 2000-е. «У Кустодиева красавицы были белыми, пышногрудыми и толстозадыми, — говорит Лебедев. — А я вдруг подумал: какой может быть русская красавица сейчас? Взял пейзаж со шкатулки и соединил его с типажом из женского журнала. Получилось забавно. В какой-то момент я даже сам попробовал смастерить шкатулку, но глухо – там своя специфика, надо учиться».
К шкатулочной теме Лебедев вернулся уже с «Заветными сказками». «Эти сказки — вовсе не хулиганство, — считает он. — Это язык русской народной культуры, где нет хорошего или плохого, приличного или неприличного. Язык живет своей жизнью, за которой просто интересно наблюдать». Ему вторит владелец галереи Сергей Попов. «Помимо скабрезности, пошлости и похабства — именно эти термины употреблялись в отношении сказок Афанасьева — в них есть огромный культурный смысл. По сути, это вытесненное представление о сексуальности в достаточно Древней Руси. Наша работа в какой-то степени просветительская. Что из этого получится — не знаю. Но Сорокин отдыхает».
Кстати, Попов собирается позвать известного писателя на выставку — посмотреть, что получается, когда русский народ перестает молчать. А получается страшно весело.
Предисловие к 1-му изданию «Заветных сказок», Женева, 1872 (В России в это время сказки не выходили по соображениям цензуры)
«Издание наших «Заветных сказок» в том виде и последовательности, в которых мы предлагаем их любителям русской народности, едва ли не единственное в своем роде явление. Легко может быть, что именно поэтому наше издание даст повод ко всякого рода нареканиям и возгласам не только против дерзкого издателя, но и против народа, создавшего такие сказки, в которых народная фантазия в ярких картинах и нимало не стесняясь выражениями развернула всю силу и все богатство своего юмора. Оставляя в стороне все могущие быть нарекания собственно по отношению к нам, мы должны сказать, что всякий возглас против народа был бы не только несправедливостью, но и выражением полнейшего невежества, которое по большей части, кстати сказать, составляет одно из неотъемлемых свойств кричащей показной добродетели<...> Мы не знаем другого издания, в котором бы в сказочной форме била таким живым ключом неподдельная народная речь, сверкая блестящими и остроумными сторонами простолюдина».
