Драконы как они есть

Халат лунпао (фрагмент) вдовствующей императрицы Цы Си. Китай, 1860-е гг.

Желтый туман. Трудно представить себе более удачный повод для такой выставки, да он и случается не чаще чем раз в 12 лет. В Музее искусства народов Востока открылась выставка «Дракон и феникс». Она напоминает о только-только наступившем Годе дракона по китайскому календарю, но к праздничной мишуре отношения не имеет. The New Times разбирался в запутанной символике восточной культуры и любовался красотой

Красота представлена в экспозиции, конечно, без всякой иронии, да и нам иронизировать не над чем; билетерша восторженно приветствует каждого посетителя: «Проходите! На красоту пришли любоваться?» В нарядных витринах — парча, ручки мебели, сквозная резьба на спинках кресел, бронзовые курильницы, фарфоровые вазы, настенные панно с перламутром, словом, все разнообразие склонной к роскоши восточной материальной культуры.

Настенные панно восходящего (слева) и нисходящего (справа) драконов. Япония, конец XIX в.

Дорогой дракона

Музей педантично предлагает географический маршрут, отыскивая следы пребывания мифических существ среди своей необъятной коллекции. Центральный и самый большой зал — китайский; именно отсюда изображение драконов распространяется во все соседние страны (и соседние залы): Корею, Японию, Вьетнам, а оттуда доходит до Ирана и Центральной Азии, уступая место другим культовым героям, но все же вновь и вновь всплывая на красочных коврах и полудрагоценной кухонной посуде.

Панно-веер. Вьетнам, XXI в.

Историки высчитали, что образ дракона появляется в китайской культуре не позже II тысячелетия до нашей эры, в бронзовом веке, а по мнению некоторых радикально настроенных исследователей, возможно, даже в каменном. С тех пор он не претерпевает изменений, впрочем, даже для падкой на парадоксы восточной мысли это было бы уже слишком, ведь он сам является символом изменений. Не оставаясь никогда на месте, объединяя стихию неба и воды, дракон всегда предстает в движении, полете, путешествии. Он вращает кукольными глазами (особенно удачно этот момент запечатлевает японская вышивка), подергивает усами, как заметивший воробья кот или огромная креветка, сверкает чешуей (здесь непревзойденными являются вьетнамские мастера лакового искусства, любовно обводящие каждую чешуйку) и извивает упитанный змеиный хвост.

Рюмэй. Статуэтка «Дракон». Япония, конец XIX в.

Если честно, заметить и как-то различить драконьи мифы и легенды разных стран невероятно сложно. Не поддаваясь на формальные географические разделения, драконы прячутся в облаках, взмывают в небо и погружаются в морские пучины, играют с пламенеющей жемчужиной, танцуют рядом с другими зверями так, как будто никаких границ вообще не существует. Разве что в Японии с ее любовью к тихой созерцательности примечателен особый жанр — «Лунный дракон». На рисунках минеральными красками по шелку создаются традиционные восточные образы: ветка сакуры на фоне бледного размытого лунного диска. Где же дракон? «Улетел, — по-дзенски кратко ответят вам, — растворился, стал невидим». Дракон здесь — не символ, а настроение, витальность и изменчивость, присущие природному миру и просто по привычке, традиции и восточной вежливости названные старым именем.

Шкатулка «Драконы среди волн».
Япония, начало XX в.

Золотой блеск

На родине дракона, в Китае, почти невозможно пройтись по улице и не встретить изображение фантастического зверя. Это довольно забавно, ведь в средневековом Китае дракон был важным образом государственного культа, символом императора, в нем получила воплощение идея величия правителя и несоизмеримость его персоны с простыми людьми.

Последний китайский император Пу И с гордостью и одновременно с легким отвращением писал в мемуарах о желтом цвете, который всегда присутствует в изображениях дракона: «Каждый раз при воспоминании о детстве перед моими глазами всплывает сплошной желтый туман: глазурованная черепица на крыше — желтая, подстилки на стульях — желтые, подкладки на одежде и шапке, посуда, ватные чехлы для кастрюли, обертки для них, занавески, стекла — все желтого цвета. Этот существующий на правах личной собственности так называемый «блестящий желтый цвет» с детства заронил в мою душу чувство собственной исключительности; я считал себя необыкновенным и непохожим на остальных людей».

«Ползущий дракон». Япония, конец XIX в.

Сегодня дракон уютно поселился среди этих «остальных», простых людей, им торгуют продавцы сувениров, его изображают на китайских фонариках, украшающих дома и улочки, его тиражируют на бутылках сладкой воды и упаковках лапши. Но на выставке он так и остается величественным, царским, неземным существом, запертым в стеклянных клетках и отгороженным от мира. Таковы правила игры — посетителям предлагается издалека любоваться заморской диковинкой. «Тебе нравится?» — по-деловому косясь на подругу, спрашивает женщина средних лет в меховой шапке и несвежих от московской зимы сапогах, кивая на витрину с церемониальным костюмом супруги наследного принца. Дракон вышит здесь золотой ниткой на алом фоне и вписан в лаконичный узор; в подписи к витрине сухо поясняется: «Корея, 2006». «Да, — подумав, отвечает подруга. — Мне вот этот матерьяльчик нравится. И цвет хороший».