Балеты Мориса Бежара «Болеро» (на снимке),
«Что рассказывает мне любовь» и «Кантата 51» — самое ожидаемое событие фестиваля |
Давний (1946 года выпуска) и самый знаменитый из балетов Ролана Пети, «Юноша и Смерть», что открывал нынешний фестиваль на сцене Мариинского театра, был сочинен не только (и не столько) Пети, сколько Жаном Кокто. Циник и остроумец, дивный поэт, Кокто не только придумал историю о юном художнике, удавившемся, после того как его бросила подружка, и тут же выяснившем, что подружка самой Смертью-то и была. Он еще перед самой премьерой устроил балету землетрясение в 9 баллов — поменял музыку. Репетировали эту историю, придумывали движения (вместе Пети и Кокто) на американские джазовые мотивы. Накануне выпуска Кокто сказал: будет Иоганн Себастьян Бах. И настоял на своем: уже готовая хореография пошла под другую музыку. И получилось так хорошо, что с тех пор получить роль Юноши мечтает каждый уважающий себя танцовщик (спектакль, например, любили и Нуреев, и Барышников, редко сходившиеся во взглядах). А в 1998-м Ролана Пети позвали воспроизвести этот балет в Мариинке — и случился скандал.
Разгневанный Пети
Ассистенты хореографа репетировали с несколькими составами артистов. Пети настаивал на том, что исполнителей премьеры он назначит сам. В Мариинке его не послушали, премьеру получил Фарух Рузиматов, категорически не нравившийся хореографу (одному из лучших питерских артистов, яркому и яростному мачо было 35, почтенный же эстет-балетмейстер очень ценил молодых танцовщиков). Плюс местные мастерские не слишком удачно откорректировали декорации. И разгневанный Пети запретил исполнять спектакль за границами России, а когда незадолго до окончания прокатного контракта Мариинка привезла «Юношу и Смерть» в Москву — специально собрал пресс-конференцию, чтобы объявить, что ни за что не продлит разрешение на показ. Тогдашний балетный начальник Мариинки Махарбек Вазиев официальных комментариев не давал, а неофициально давал понять, что театр и не собирался продлевать контракт, мол, и получше авторы имеются. (Про авторов было правдой; но исчезновение из репертуара «Юноши и Смерти» менее печальным это не делало.) В прошлом году Ролана Пети не стало (ему было 87), и спектакль сейчас возобновили, его заново отрепетировал в Мариинке давний ассистент хореографа Луиджи Бонино. 27-летний Владимир Шкляров (привычное амплуа — принц-граф-благородная особа), превративший живущего в нищей мансарде художника в явного выпускника хорошей школы, репетитору вполне нравится. Декорации привели в соответствие с оригиналом. И в Мариинке снова курит в постели, швыряется стульями, взлетает в отчаянных прыжках, умоляет о любви и медленно идет по крышам Юноша. А рядом с ним возлюбленная — Смерть.
Визит к даме
Программа Мариинского фестиваля обычно состоит из премьеры (или, как в этом году, возобновления), гала и гастрольных визитов. Гала-концертов будет два: 29 марта вечер в честь Геннадия Селюцкого (педагога, что преподает уже 55 лет, будут поздравлять его ученики, а хореография отразит все метаморфозы репертуара Мариинки за полвека, от Леонида Якобсона до Джерома Роббинса), а 1 апреля, в вечер закрытия феста, — итоговый гала, где пламенную «Кармен-сюиту» Альберто Алонсо (в главной роли — Диана Вишнева) соединят с рафинированной баланчинской «Симфонией до мажор». Что касается гастролей, то на прошлой неделе в день открытия можно было увидеть чрезвычайно любопытную пару из New York City Ballet. Американцы, в чьей стране классический балет был в значительной степени создан выходцами из России, довольно часто относятся к выступлениям в нашем отечестве, как к визитам к первой учительнице — с добродушной усмешкой по поводу слишком чопорных одежек дамы и с диким внутренним трепетом, ощущением сдаваемого экзамена одновременно: мол, оправдал ли надежды. Баланчинский «Блудный сын», что есть в репертуаре Мариинки, в исполнении Ульбрихта обрел некоторую простодушную техасскую размашистость (родом Ульбрихт вообще-то из Флориды, из города Санкт-Петербург, между прочим) — а на пресс-конференции перед открытием феста артисты сказали с явным трепетом: «Мы приехали в родной дом Баланчина». Впрочем, главная гастроль — на этой неделе. На Мариинском фестивале 27 и 28 марта выступает Bejart Ballet Lausanne — Балет Бежара.
Балет «Что рассказывает мне любовь»
Без маэстро
Бежара нет на этом свете уже более четырех лет, но театр существует, хранит его спектакли и понемножку старается выпускать новые сочинения (в качестве хореографа пробует себя Жиль Роман, бывший премьер труппы и нынешний ее худрук). В Петербург привозят три небольших балета Бежара («Что рассказывает мне любовь», «Кантата 51» и «Болеро») и одно совсем недавнее сочинение Романа, посвященное мэтру («Там, где птицы»).
«Что рассказывает мне любовь» — это Густав Малер. И это Фридрих Ницше. Малер — в музыке: для постановки Бежар взял четвертую, пятую и шестую части Третьей симфонии австрийского гения. Ницше — как вдохновение и интонация, и Бежар уверял, что философ дал ему знак: мол, он не против такой постановки. Подробного сюжета в балете нет, есть лишь тонкая ниточка воспоминания и прощания: герой всматривается в картинки прошлого, что мелькают перед ним, в сцены встреч и расставаний. Его ли это любови? Или просто сюжеты за окном? Не очень важно; важен мотив уходящего времени. Понятно, почему именно этот спектакль взят Романом в гастрольное турне.
Рядом — «Кантата 51», Бах, Благовещение. И понятно, что никакой церковной рутины у Бежара, который в равной степени интересовался индуизмом и исламом, нет. Есть лишь чувство гигантского обещания, ожидание явления чего-то грандиозного. Спектакль поставлен почти полвека назад, и речь, конечно же, об обещании нового балета, о рождении нового хореографа. Кого? Ну, скромностью Бежар никогда не страдал — и имел на это право.
А в финале — «Болеро», самая знаменитая бежаровская вещь, та самая, которую танцевали Хорхе Донн и Майя Плисецкая. Красный стол, и танцовщик (вариант — танцовщица) на столе, и ворожба-заклинание — сосредоточенный соблазн в каждом жесте. Самый несбывшийся хореограф Советского Союза — все балетные мечтали о работе с ним, он сам, тогда увлеченный коммунистическими идеями, хотел ставить здесь, начальство боялось страшно; в постсоветские времена он уже хотел за работу серьезных денег, и тут вздрагивали менеджеры. Самый горький и самый драгоценный подарок Мариинского фестиваля.