Ворота в Шамбалу

Тенгри — верховное азиатское божество, Создатель и громовержец. Основатель монгольского государства Чингисхан считал волю Тенгри источником своей власти и начинал указы словами «по воле Вечного Синего Неба». Глядя на таштыкские маски, загадочные пейзажи, слушая сакральный звук бубна, понимаешь, почему жившие здесь люди считали Небо — отцом, а Землю — матерью. И если случалось что-то, поднимали голову к небу и заклинали: «Бир Тенгри! Богом одним!»

«В таштыкских масках сохранились реальные образы людей, которые жили в Минусинской котловине Южной Сибири более двух тысяч лет назад, — говорит куратор выставки Татьяна Михайлова. — Уникальность проекта в том, что мы одновременно показываем и то, что хранила земля, и то, что передавалось людьми из поколения в поколение. Художественная фотография дала возможность показать многообразие масок. На картинах художника Азата Миннекаева живет дух священных мест Евразии. А фестиваль соединяет традиции степей и ритмы современного города, связывает нить, которая была оборвана».

В истории таштыкской культуры пока больше гипотез. Первые упоминания о погребальных масках можно найти в документах академической экспедиции в Сибирь 1768–1774 годов. Со слов кладоискателей записано, что в склепах попадаются маски людей, расписанные красками. Но их-то интересовало другое. И сегодня в тех краях стоит деревня Потрошилово, чьи жители, из беглых ссыльных, грабили курганы, переплавляя все, что можно переплавить, прежде всего золотые украшения. Рассказывают, местный губернатор тоже был в доле.

В конце XIX века Александр Адрианов, ревизор губернского акцизного управления, начал раскопки древних курганов. В 1903 году на левом берегу Енисея к северу от Абакана он нашел крупнейший памятник таштыкской культуры — Оглахтинский могильник, погребение I тысячелетия н.э., где среди прочего оказались и посмертные маски, которые теперь хранятся в Эрмитаже.

В 1920-х археолог и востоковед Сергей Теплоухов классифицировал археологические памятники Минусинской котловины. После исследований в районе села Батени на реке Таштык ученый выделил археологическую культуру Южной Сибири железного века (II век до н.э. — V век н.э.) в отдельную таштыкскую культуру. Работа была прервана в начале 1930-х годов. Теплоухова арестовали по делу Российской национальной партии, он повесился в камере в 1934 году.

Несмотря на запреты, исследования продолжил историк и археолог Сергей Киселев, руководитель раскопок Большого Салбыкского кургана, автор более ста научных работ, в том числе и монументального труда «Древняя история Южной Сибири». Последние масштабные охранные раскопки провел Михаил Грязнов в 60–70-е годы в зоне затопления Красноярского водохранилища. Впервые исследовали целые кладбища, а не отдельные могилы.

В «Древней истории Южной Сибири» Сергей Киселев писал, что таштыкские маски существенно отличаются от китайских. В ханском Китае, с которым таштыкский Енисей был сильно связан, также применяли погребальные маски, но китайские маски — ритуально условны. А таштыкские имеют много общего с римскими — отмечены очевидным портретным сходством и выполнены очень искусно.

Маски моделировали из белой смеси, куда входил кварцевый песок, возможно — гипс, известь, белый каолин. Маски снимали прямо с лица покойного или с его изображения, вылепленного от руки. Моделирование шло частями — отдельно шея, грудь, подбородок (иногда подбородок тоже делили на две половинки) и нос. Уши делали отдельно.

Высохшую маску раскрашивали. На лбу чаще изображали древний орнамент — меандр, на висках и щеках — спирали двумя красками рядом, красной и синевато-черной. Этими же красками расписывали шею и грудь бюстов. Иногда использовали еще голубую и зеленую.

В таштыкской культуре известны несколько вариантов обряда погребения. После сожжения умершего на погребальном костре его прах помещали в погребальные урны, или в маски-бюсты, или зашивали в меховые мешочки, которые помещали в набитые травой куклы из шкур домашнего скота. Вместо лица клали маску, куклу укладывали в склепы и снова сжигали. Иногда маску просто разбивали. Вечность достигалась уничтожением.

Идея показать маски вместе принадлежит кандидату физико-математических наук Сергею Нарылкову, сибирскому культуртрегеру и подвижнику. Экспонаты Исторического музея, Музея народов Востока, Эрмитажа, Казахского, Минусинского и других музеев фотографы Борис Долинин и Игорь Седеньков сняли в специальной технике светового луча. Суровый правитель, юный воин, трепетная принцесса. Мужчины и женщины, молодые и взрослые, но на всех лицах — печать одухотворенности, даже величия. Изучение масок подтверждает, что население Среднего Енисея принадлежало к разным этническим группам, об этом говорят и исследования ДНК: в те времена на Среднем Енисее жили не только аборигены, но и пришлые люди — из Аравии, Месопотамии, Западной Европы.

«Меня привело в изумление количество блондинов за Уралом, — признается художник Азат Миннекаев. — Высокие, дородные, красивые женщины и жилистые мужики, с обтянутыми лицами, сероглазые. Рядом — тюрки, монголоиды. Видно, что они всегда там жили. Расы разные, но соотношение их не меняется и культура у них одна — еще с тех времен. Все позитивны, деятельны. Машины водят как оглашенные. От Красноярска до Тюмени доехать или до Екатеринбурга — легко. Анекдоты, которые смешат людей до Урала, там не проходят даже у русских. Еврейский анекдот расскажешь — на тебя посмотрят, как на дурака. На народных гуляньях состязаются не только наездники и борцы, но и шахматисты. Стадион играющих в шахматы — картина впечатляющая».

Участники фестиваля «Тенгри-курган» — хакасы, тувинцы, якуты, алтайцы — потомки кочевников Таштыпа. Именно в те времена зародилась шаманская культура, возникли музыка, танец, появился бубен.

Сергей Чарков — хайчи, исполнитель хакасского эпоса. Это звание получает только зрелый человек с богатым духовным опытом, потому что хай — это сокровенное предание, погружающее в размеренное течение Вечности. Чарков играет на старинных инструментах, которые вернул из небытия: ыых, чатхан, хомус. Другое лицо фестиваля — Александр Балсанов, это имя хорошо известно петербургским театралам. Балсанов, создатель «живого звучания», сотрудничает с театром АХЕ, «Лицедеями», снимается в кино, участвует в фестивалях экспериментальной музыки, последние два года преподает на русско-монгольском курсе Театральной академии Санкт-Петербурга. В атриуме Музея истории религии Балсанов с Алексеем Раховым показывают мистерию «Сотворение мира». Шаманские тексты (алгыши, собранные и записанные известным тувинским ученым Кенином Лопсаном, возродившим древнюю духовную практику), электронная музыка, горловое пение, звуковые имитации и магический бубен — все, чтобы погрузиться в священное действо, унестись в «Середину Мира» и вернуться в реальность.

Минусинская котловина, где, как в котле, «варились» разные народы, одно из самых загадочных мест планеты. Бескрайние степи, мощные горы, загадочные озера. Одно из них — Тере-Холь. Ученые говорят об искусственном происхождении озера. Местные формулируют это иначе. Озеро с островом посреди, где сохранились руины древнего сооружения, похожего на обсерваторию с загадочными надписями (будто бы майя), они считают Северными воротами в Шамбалу.

„

Здесь любая гора, любой источник имеет свое имя. Два дерева, сплетенные ветками, считаются особо отмеченными. Даже около стойбищ нет мусора, и в реке не моют посуду, чтобы не осквернять источник, потому что вода священна

”

Это место живущие здесь называют Священной Землей. Здесь часты землетрясения, и аборигены утверждают, что землю трясет всякий раз, когда люди что-то нарушают в мире. Здесь любая гора, любой источник имеет свое имя. Два дерева, сплетенные ветками, считаются особо отмеченными. Даже около стойбищ нет мусора, и в реке не моют посуду, чтобы не осквернять источник, потому что вода священна. У каждого сибирского шамана свое личное дерево, прототип Космического Древа, по которому он во время камлания совершает путешествие в Верхний и Нижний миры.

«Когда ты один на один с этой природой, чувствуешь себя букашкой, — признается Азат Миннекаев, объехавший эти края вдоль и поперек, забиравшийся в самые глухие углы пустынной страны. — Хотя я абсолютный атеист, не знаю, чем там регулируются отношения человека с природой, но совершенно искренне делал подношение духам, на каждом перевале подкладывал свой камешек в пирамидку камней. Как-то во время путешествия после перевала мы остановились в урочище. Переночевали. Утром водитель говорит: на нас кто-то смотрит. Я не чувствую. Нет вокруг никого. Медведь, может быть? — Нет, не медведь. Вон там человек стоит, — показывает на гору. Я не вижу. Взял фотоаппарат — тоже не вижу. Щелкнул. Увеличил кадр. И только после этого увидел: каменная баба стоит на склоне горы. И смотрит.

Когда я первый раз прилетел в Абакан, вышел, оглянулся — со всех сторон горы, куда ни посмотришь, они так уютно тебя обнимают, как защищают. Я туда езжу, потому что родину там чувствую».